Жумадил А.К.

                                                                                             доцент кафедры

                                                                                             истории Казахстана

                                                                                        КазНУ им. аль-Фараби

 

 

Некоторые проблемы военно-политической истории кочевников Евразии в трудах российских ученых в первой трети  ХХ века

 

В начале ХХ века письменные источники дополняются многочисленными дан­ными археологических, этнографических и лингвистических изыс­каний, что позволило  перейти на новый уровень  научного исследования военной истории кочевников Евразии. Археологическое изучение Казахстана и других регионов обитания кочевых народов, начавшееся со вто­рой половины XIX века, в послеоктябрьский период стало постепенно приобретать комплексный и системный характер. 

Важный вклад в становление    новых подходов к изучению истории номадов Евразии внесли представители евразийской школы. Евразийство – общественно-политическое течение, возникшее в среде русской эмиграции после окончания гражданской войны, предложило по-новому взглянуть на историю русско-тюркских взаимоотношений. Евразийцы считали, что русская этничность не может быть сведена лишь к славянскому этносу, в ее образовании большую роль сыграли и тюркские племена. Оценка евразийцами русско-тюркских взаимоотношений в целом, и так называемого татаро-монгольского «ига», в частности, означала не больше не меньше, что «без татарщины не было бы и России» [1, с.123]. Россия мыслилась евразийцами не как прямое продолжение Киевской Руси, а как «наследница великих ханов, продолжательница дела Чингиза и Тимура, объединительница Азии, в ней сочетаются оседлая и степная стихии» [1, с. 59]. В трудах евразийцев история России рассматривается в рамках истории Евразии в целом, при этом всячески подчеркивается важная роль кочевых тюркских народов.

Ученый-лингвист князь Н.С. Трубецкой считал, что в истории Евразии тюркские («туранские») племена играли первоначально гораздо более значительную роль, чем восточнославянские племена: «Даже в так называемый домонгольский период туранские государства в пределах одной Европейской России (царство волжскокамских булгар и царство хазарское) были гораздо более значительнее варяжско-русского. Самое объединение почти всей территории современной России под властью одного государства было впервые осуществлено не русскими славянами, а туранцами монголами» [1, с. 124].

Евразийцев больше интересовал период монгольских завоеваний и Золотой Орды, «туранский элемент» в русской истории они связывали с «наследием Чингиз-хана», в империи которого евразийский мир впервые предстал как единое целое. Географ и геополитик П.Н. Савицкий всячески подчеркивал позитивную роль татарского господства в становлении Российского государства: «Действием ли примера, привитием ли крови правящим, они (татары) дали России свойство организовываться воедино, создавать государственно-принудительный центр, достигать устойчивости; они дали ей качество становиться могущественной ордой» [2, с. 125].
Евразийцы полностью переосмыслили  роль Великой степи в истории России. "Евразийцы" первыми отказались от русской составляющей "черной легенды" - идеи о татаро-монгольском иге, господствовавшей в русской историографии с XVIII века в качестве западноевропейского заимствования российских петиметров. Для "евразийцев" Россия являлась просто православной вариацией единой евразийской Империи, возникшей на базе последнего из прошлых евразийских монолитов - Монгольского улуса. Таким образом, свойственный "евразийцам" взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока привел их к закономерному, выводу о безусловно плодотворной, органичной роли кочевников Евразии в становлении России.

Идеи евразийства оказали влияние на творчество таких историков, как Э. Хара-Давана, Г.Е. Вернадского и др. Некоторые положения евразийской школы легли в основу исторических концепций Л.Н. Гумилева. 

Важным вкладом в историографию военной истории кочевых тюркских народов стала книга К.А. Иностранцева «Хунну и гунны». В этой работе дается подробнейший анализ всех существовавших к тому времени теорий о происхождении центральноазиатских хуннов и европейских гуннов. Автор сделал вывод о тюркоязычности самого племени хунну и значительной части других племен, входивших в состав хуннской державы [3]. В вопросе об этногенезе европейских гуннов Иностранцев приходит к мысли о постепенной ассимиляции центральноазиатских хуннов среди местного населения, сначала финского, а позже славянского и германского. Притом преемственность гуннов от хунну не вызывает у автора никакого сомнения: «вторжение грозных завоевателей IV–V вв. находится в связи и вызвано переворотом на крайних восточных пределах Азии» [3, с. 119]. 
Важнейшую роль в изучении истории кочевников сыграл В.В. Бартольд. Бартольдом было написано большинство обобщающих работ по истории тюркских народов: «Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии», «История турецко-монгольских народов», «Тюрки» [4] и др. Отдельным тюркским народам посвящены его небольшие статьи – «Карлуки», «Кимаки», «Кипчаки» и др. Основными источниками трудов Бартольда были тексты орхоноенисейских памятников, переводы китайских исторических сочинений, сочинения античных и византийских авторов. 

В вопросе о наиболее раннем этапе тюркской государственности В.В. Бартольд был далек от безусловного признания факта тюркоязычности хуннов. Историю государственности тюркских народов он начинает рассматривать с эпохи Тюркского каганата. 
Проблема причины происхождения государственной власти в кочевом обществе также нашла отражение в ряде трудов В.В. Бартольда.       В своих построениях он опирался на концепцию В.В. Радлова о чрезвычайном характере ханской власти в степи. Напротив, точка зрения Н.А. Аристова была подвергнута им жесткой критике и названа «крупным недоразумением» [4, с. 28]. Как и В.В. Радлов, В.В. Бартольд считал, что при нормальных условиях кочевое общество регулируется традиционными связями и нормами обычного права и поэтому не нуждается в государственной организации. Однако, когда в степи начинает набирать обороты процесс имущественной дифференциации, кочевое общество расслаивается на сословия и классы, появляются признаки классовой борьбы. Под влиянием этой борьбы, по мнению Бартольда, и зарождаются основы политической власти в кочевом обществе. Имущественное расслоение, борьба между бедными и богатыми, «степной аристократией и демократическими элементами», и были, согласно концепции ученого, теми чрезвычайными обстоятельствами, о которых писал В.В. Радлов. Как и В.В. Радлов, В.В. Бартольд исходил из того, что представители государственной власти – ханы захватывали власть сами, никем не назначались и не выбирались. Однако процессы классообразования и политогенеза, по мнению Бартольда, являются обратимыми и кочевое общество со временем может вновь вернуться к доклассовому и догосударственному уровню развития, т.е. «нормальному» для него состоянию. Одним из факторов стабильности кочевой державы В.В. Бартольд считал захват богатств «культурных стран», таким образом, он указывал на экзополитарный (внешнеэксплуататорский) характер кочевых государств. 
При обзоре историографии военно-политической истории тюркских народов невозможно пройти мимо вышедшей в 1931 г. книги Б.Я. Владимирцова «Общественный строй монголов: монгольский кочевой феодализм». В этой работе Владимирцов впервые во всей полноте поставил вопрос о характере общественных отношений у монголов в средние века, показал, насколько монгольские племена эпохи Чингизхана отличались друг от друга по уровню своего общественного развития, и в то же время он отметил, что в чертах родового быта монгол «нет ничего особенного и оригинального, что бы выделяло древних монголов из ряда других народов, живущих или живших родовым строем» [5, с. 39, 41]. Таким образом, закономерности, присущие развитию монгольского кочевого общества, могут быть приложимы и к другим степным народам, в том числе и тюркам. В монографии Владимирцова впервые дана достаточно полная, детальная картина становления основ кочевой государственности на основе подробнейшего анализа социально-экономического развития монгольского общества. Концепция Владимирцова о сложении монгольского государства вкратце выглядит следующим образом. В XII веке в степях Монголии протекают два взаимосвязанных процесса – идет разложение родового строя и начинается переход от куренного к аильному способу кочевания. При аильном кочевании богатый скотовладелец разделяет свои стада по аилам, где скот пасется под присмотром зависимых людей. Набирает обороты процесс расслоения древнемонгольского общества на богатых скотовладельцев, лично свободных, но не богатых общинников и на зависимых людей. На этом фоне складывается кочевая аристократия, представители которой окружают себя различными категориями зависимых людей – рабов, крепостных вассалов, а также дружиной. Формируется система эксплуатации как зависимых так и формально свободных людей, вырабатываются отношения иерархической соподчиненности и вассалитета. Все эти явления, по мнению Владимирцова, являются признаками феодального строя с кочевой спецификой. В XII веке происходят постоянные стычки между различными группами кочевой феодальной аристократии за гегемонию в степи. Но, несмотря на всю ожесточенность столкновений основная цель враждующих группировок была одна – установить единую стабильную власть, которая бы отвечала интересам разбогатевшей кочевой аристократии. На этой волне и происходит образование Монгольской империи во главе с Чингиз-ханом. Б.Я. Владимирцов дал описание становления и последовательного развития классового общества у монгольских племен, которое он определил как феодальное. По мнению ученого, «то, что происходило в нарождающемся государстве Чингис-хана, вероятно, происходило и в других хаанатах, но, может быть, не принимало таких размеров и не было так строго организовано» [5, с. 128]. Закономерным итогом процесса классообразования стало, согласно концепции Владимирцова, формирование монгольского феодального государства. 
Работа Б.Я. Владимирцова подводит своеобразный итог дореволюционному периоду российского кочевниковедения. Хотя книга и была написана уже в годы советской власти, в ней, как и в последних работах В.В. Бартольда, нет жестких формулировок исторического материализма, присущих сочинениям советских тюркологов, таких, как С.П. Толстов, А.Н. Бернштам и др.

В начале 20-х годов потребности в теоретическом обоснова­нии необходимости формирования национальных казахских во­инских частей обусловили появление статьи А. Рязанова  [6].  В ней  во взаимосвязи были рассмотрены вопросы формирования исторического типа и характера казахского воина, состояние во­оруженных сил и форма военной организации казахских ханов, стратегия и тактика военных действий,  в частности,  военное искусство Тауке хана,  проявленное в ходе осады Бухары,  и Жангир хана в борьбе против джунгар.

Ценность данной работы, во-первых, в том, что автор дал первое в послеоктябрьской историографии Казахстана описание военного искусства казахов в ХVI-ХIХ веках. Опираясь на исследование М.И. Иванина [7], А. Рязанов охарактеризовал метод ведения «малых войн», использованных Срымом Датовым, Кенесары Касымовым, Исетом Кутебаровым. Рязанов подробно описал тактику военных действий казахов против казачьих укрепленных линий. Во-вто­рых, с появлением публикации А. Рязанова, где был затронут вопрос о влиянии национально-психологических особенностей и функций этноса, уровня его социально-экономического развития на специфические черты вооруженной борьбы, в складывавшейся историографии военного дела кочевников Казахстана был сделан определенный  шаг   в  анализе этапов и закономерностей   его развития.

 

 

Список использованных источников:

 

1.                 Евразия. Исход к Востоку.  Сб. трудов. М., 1993.

2.                 Утверждение евразийцев  // Проблемы теории и практики управления, 1991. № 3.

3.                 Иностранцев К.А. Хунну и гунны. Л., 1926.

4.                 Бартольд В.В. Сочинения. М., 1968, Т.5. 757 с.

5.                 Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов: монгольский кочевой феодализм. М., 1931.  

6.                 Рязанов А. Исторические предпосылки к вопросу о формировании национальных киргизских частей // Советская Киргизия, 1924, №
3-4, С. 29-42.

7.                 Иванин М.И. О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских народов при Чингис-хане и Тамерлане. СПб, 1875, 200с.

 

 
 
 
ТҮЙІН
 
Мақалада ХХ ғасырдың бірінші ширегінде Еуразия көшпелілерінің әскери-саяси тарихын зерттеуге байланысты ғылыми бағыттардың қалыптасуы қарастырылады. Әсіресе көшпелілердің тарихы мен түркі тайпаларының рөлі туралы зерттеулерде жаңа бағыт ұстанған «еуразиялық» мектеп өкілдерінің ұстанымдары талданады.    
 
 
 
SUMMARY
 
In this article is considered formation of the scientific directions of military-political history of Eurasian nomads at the first quarter of XX century. The author analyzes history of nomads and Turkish tribes in the researches of the representatives of “Eurasian” scientific school.