Филологические науки/4. Синтаксис

Боряева Л.М.

Санкт-Петербургский государственный университет, Россия

Пропозитивный состав высказывания и потенциальная предикативность второстепенных членов в русском синтаксисе (синхронический и диахронический аспекты)

Статья посвящена анализу потенциальной предикативности одиночных, т.е., как правило, не входящих в состав оборотов членов, занимающих в простом предложении второстепенные позиции.

Под потенциальной предикативностью второстепенных членов понимается выражение ими дополнительной пропозиции, накладывающейся на основную пропозицию, задаваемую предикативной основой предложения и вступающую в таксисные и подобные таксисным  (т.е. выражающие «относительность» времени, модальности и лица) отношения с глагольным предикатом предложения. Второстепенные члены, обладающие потенциальной предикативностью, делают простое предложения полипропозитивным – соотносимым со сложным предложением по количеству выражаемых пропозиций.

В задачи статьи входит сопоставительный анализ способов формирования и выражения потенциальной предикативности распространяющих грамматическую основу членов в разные периоды истории русского синтаксиса. Иными словами, рассматривается типология потенциальной предикативности второстепенных членов, разработанная в современной грамматической науке для характеристики синтаксического строя современного русского литературного языка, и исследуется, как в истории языка формировался тот или иной способ выражения добавочной пропозиции, какие типы потенциально предикативных членов составляют специфику коммуникативной и структурной организации древнерусских текстов (на материале древненовгородской письменности XI-XV вв.: Новгородской первой летописи и берестяных грамот), в связи с чем затрагиваются проблемы понимания, толкования и перевода древнерусских текстов на современный язык.

Диахронический подход к исследованию особенностей выражения второстепенными членами добавочной пропозиции в рамках монопредикативной единицы – простого предложения позволяет выйти к анализу его структурно-типологической специфики в древнерусском языке в сопоставлении с современным русским литературным языком.

В синтаксической литературе, помимо понятия «пропозитивность» второстепенных членов, используются разные термины для наименования обозначенного явления: предикативность [КГ: 217-229], потенциальная/ скрытая/ имплицитная предикативность [Гак: 54], косвенная дополнительная предикативность: «свёрнутая» и отражённая (скрытая) предикативность [Прияткина: 27], диктум-потенциал и модус-потенциал [Шмелёва: 7], потенциальная предикативность [Камынина: 10].

В названии статьи терминам скрытая и дополнительная предикативность предпочтён термин потенциальная предикативность по следующим основаниям. В статье рассматривается семантическое осложнение предложения, не всегда равнозначное синтаксическому осложнению [Прияткина: 10]. За рамками статьи остаются так называемые обособленные члены предложения в истории русского языка [Руднев 1959]: второстепенные члены, выраженные причастными (и впоследствии деепричастными) оборотами, приложения, сравнительные обороты. Исключены также и инфинитивные обороты. Исключение этих членов и оборотов из поля зрения объясняется тем, что их полупредикативный статус задан не потенциально - семантически, а формально-грамматически, т.е. мы имеем дело не с потенциальной предикативностью, а, если можно так выразиться, реализованной дополнительной предикативностью.

Цель работы – установление надёжных синтаксических сигналов, свидетельствующих о потенциальной предикативности второстепенных членов в составе простого предложения в истории русского языка. Такие сигналы позволили бы точно определить «информативную плотность текста» [КГ: 226], явились бы надёжным свидетельством полипропозитивности, или семантической неэлементарности, простого предложения.

В трудах по общему языкознанию отмечается: «Если синтаксическая единица не является клаузой, но при этом соответствует некоторой пропозиции, говорят, что она обладает скрытой предикативностью» [Тестелец: 256]. На первый взгляд, выявление потенциальной предикативности второстепенного члена – процедура самоочевидная: достаточно соотнести второстепенный член с придаточным предложением (клаузой), в том же самом языке или родственном языке или перевести предложение на современный язык. Например, рус. с наступлением темноты (детерминант) = англ. When darkness fell (клауза), рус. Под вечер (детерминант) = англ. As evening came on (клауза), англ. I want you to drive my sheep to the mountain tomorrow (простое предложение) = рус. Я хочу, чтобы ты перегнал овец в горы (сложное предложение), фр. A la sortie de l’ècole, mon frère m’attendait, tout seul (простое предложение) = рус. У дверей школы меня ждал брат, он был один (сложное предложение) [КГ: 224]. Однако такая самоочевидность обманчива и антиисторична. Названные выше параллели приведены в «Коммуникативной грамматике русского языка» не для обнаружения потенциальной предикативности, а как один из аргументов в пользу того, что с семантической и коммуникативной точек зрения классификация предложений на полипредикативные (=полипропозитивные) и монопредикативные (=монопропозитивные) более содержательна, чем классификация на простые и сложные. Действительно, можно согласиться с тем, что «различие между предикативными и полупредикативными отношениями только формальное, а не смысловое» [Камынина: 18]. Если же процедуру построения соотношений принять за основополагающую для обнаружения полипропозитивности, то она окажется ненадёжной ни для современного синтаксиса, ни для исторического синтаксиса. А.Ф. Прияткина пишет: «…одна только возможность преобразования простого предложения в сложное не является признаком осложнённого предложения, да и не всякое осложнённое предложение обнаруживает такую возможность»  [Прияткина: 9]. Многие распространители при произвольных трансформациях сопоставимы с придаточными в том же самом языке: Вечером я с интересом читал роман Диккенса = Когда наступил вечер, я читал роман, который написал Диккенс, и мне было интересно. Такое соотношение отнюдь не означает, что перед нами предложение, содержащее 4 пропозиции. Что касается перевода на другие языки, само по себе расхождение в выборе синтаксических единиц для номинации явлений (не-пропозиция) и событий (пропозиция) объясняется возможностями синтаксической системы каждого отдельно взятого языка и не связано с выявлением пропозитивного состава высказываний. Так, в «Коммуникативной грамматике русского языка» Г. А. Золотова, сопоставляя русские словосочетания дорожка к беседке, письма из госпиталя  с их предпочтительными вариантами перевода на французский язык le sentier qui mène au pavillon, les letters qu’il avait envoyèes de l’hôpital, содержащими определительные придаточные предложения,  делает оговорку: вопрос о предикативном статусе предложно-падежных распространителей является открытым применительно к современному русскому литературному языку. По мнению Г. А. Золотовой, с одной стороны, сопоставимость определения с определительным придаточным не свидетельствует о предикативности определения, так как «расхождения объяснимы более
развитой флективно-падежной системой русского существительного, дифференцированностью отношений статики и динамики (где и куда-откуда) в пространственных значениях» [КГ: 225]. С другой стороны, «не исключено и другое решение: может быть, наоборот, сопоставительными данными можно подтвердить эллиптичность и всё-таки “полупредикативность” таких сочетаний в русском» [КГ: 225].

Таким образом, мы приходим к выводу о необходимости описания чёткой, надёжной процедуры выявления потенциальной предикативности в современном русском языке и разработки такой процедуры применительно к древнерусскому материалу.

Аппарат выявления потенциальной предикативности второстепенных членов на материале современных литературных индоевропейских языков, согласно различным синтаксическим теориям, предполагает следующие возможности. Прежде всего, в формировании «вторичных» предикатов участвуют словообразовательные возможности языка. Так, В. Г. Гак делит скрытую предикативность на свёрнутую и собственно скрытую [Гак: 54]. Свёрнутая предикативность так названа потому, что слово, именующее предикативный признак (глагол или имя прилагательное), семантически коррелирует со своими производными, которые в «свёрнутом» виде представляют данный предикативный признак, т.е. являются вторичными номинациями признака (Его речь была груба, потому она мне не понравилась = Грубость его речи мне не понравилась, Я наблюдаю за тем, как играют дети = Я наблюдаю за игрой детей). Датский языковед О. Есперсен называл такие существительные, как красота, мудрость, белизна «существительными-предикативами» [Есперсен: 154-155]. Собственно скрытая предикативность не связана со словообразовательными возможностями языка, а предполагает введение в состав предложения либо предикатной лексики, либо предложно-падежных форм, самостоятельно задающих пропозиции: Маленькие дети играют в саду. Маленькие – это качественно-характеризующее определение, выражающее пропозицию характеризации, в саду – предложно-падежная форма, выражающая пропозицию местонахождения [Гак: 54]. А. Ф. Прияткина предлагает выявлять собственно скрытую предикативность следующим образом. Определения делятся на качественно-характеризующие, выражающие дополнительную пропозицию, и идентифицирующие, не выражающие дополнительной пропозиции. Что касается прочих членов, то они признаются потенциально предикативными, семантически осложняющими простое предложение, если:

1)     сами являются предикатной лексикой, т.е. семантическим предикатом со своей системой актантов (Аромат цветка меня пленил), что необязательно связано со словообразовательными возможностями языка (пахнуть → запах, но непроизводное  аромат), либо

2)     не являются реализацией семантических валентностей сказуемого, а называют актант другой пропозиции (В Киеве Катя встретилась с Юрой – актант бытийной пропозиции: Когда Катя была в Киеве…; Он заранее знал о подсолнечном масле – о разлитом подсолнечном масле), и/либо

3)     для их семантической интерпретации нужен логический оператор – семантический союз сложноподчинённого предложения, «…а союзы  в семантической теории считаются особым типом предикатов» (Без дождя растения желтеют = Если нет дождя, то растения желтеют) [Прияткина 1990].

Данный перечень случаев позволяет выявить потенциальную предикативность второстепенных членов, причём потенциальная предикативность вступает в синтаксическое соотношение с основной предикативностью. Так, в предложении При отце Петя не шалит «…зависимая часть сама по себе не имеет модальности, но устанавливаемое отношение между частями имеет модальное значение… Иначе говоря, модальность зависимой части – это модальность отношения между частями» [Прияткина: 133]. Предложно-падежная форма в данном предложении выражает гипотетическое действие другого субъекта – не Пети (‘Если отец присутствует’), а следовательно, предложение полимодально и полиперсонально. А.А. Камынина из трёх актуализационных категорий: времени, лица и модальности, составляющих, согласно В.В. Виноградову, понятие предикативности, решающую роль отводит именно модальности, ссылаясь на Ш. Балли и цитируя его высказывание о том, что «модальность – это душа предложения» [Камынина: 18]. С точки зрения А. А. Камыниной, именно полимодальность свидетельствует о полипредикативности. «Полупредикативные конструкции отличаются от предикативных не отсутствием модального значения, а способами его выражения и зависимостью от предикативного ядра» [Камынина: 23]. Впервые о трёх компонентах полипредикативности простого предложения: полимодальности, политемпоральности и полисубъектности (полиперсональности) – на прочной синтаксической основе был поставлен вопрос в трудах Г.А. Золотовой. В «Коммуникативной грамматике русского языка» простое предложение тогда признаётся полипредикативным, когда в нём синтаксические значения времени, наклонения и лица выражены не только сказуемым, но также через соотношение семантики второстепенных членов и семантики сказуемого. «…С точки зрения соотнесённости с основным предикатом вторичные предикаты могут представлять ту же модальность или иную, то же значение лица или иное» [КГ: 219].

Каждый из трёх признаков: полисубъектность, полимодальность и политемпоральность – свидетельствует о полипропозитивности предложения и является главным основанием для того, чтобы говорить о потенциальной предикативности второстепенных членов в его составе. Так, беспредложный творительный падеж выступает в качестве таксисного предиката в таких предложениях, как Отроком убил (‘Убил, когда был отроком’), Старцем вернулся (‘Вернулся, когда был старцем’). Иногда таксисное значение творительного беспредложного выражается в полиперсональных моделях: Ребёнком он часто носил меня на руках – здесь словоформа ребёнком имеет значение не ‘когда он был ребёнком’, а ‘когда я был ребёнком’. Анализ этих и подобных примеров и подробное описание семантического потенциала творительного беспредложного содержится в монографии [Мразек 1964].

Иногда в современном языке потенциальная предикативность, понимаемая нами в узком смысле, соотносится с явлением синтаксического обособления. Такие случаи А.Ф. Прияткина называет косвенной дополнительной предикативностью, подразделяя их на «свёрнутую предикативность» и отражённую, или скрытую, предикативность. «Свёрнутую» предикативность в терминологии А.Ф. Прияткиной не следует отождествлять со «свёрнутой» предикативностью в терминологии В. Г. Гака, который в данном случае говорит о словообразовательных связях слов (грубый – грубость). В понимании А. Ф. Прияткиной «свёрнутой предикативностью» наделены «субстантивные обороты, допускающие развёртывание в субъектно-предикатную конструкцию» [Прияткина: 27]. Это обороты с производными предлогами, главным образом обороты с предлогами несмотря на, невзирая на. Отражённая, или скрытая, предикативность выражается «союзными конструкциями, где одна из частей как бы заимствует предикат другой, частично повторяя (отражая) её содержание: Вернусь домой, и скоро [Прияткина: 27]. Участие союзов в оформлении потенциальной предикативности далее для нас будет особенно важно.

В синтаксической литературе выделяется ещё одна группа случаев, связанных с явлением потенциальной предикативности в современном русском языке. До сих пор в центре внимания находился «диктум-потенциал», а не «модус-потенциал». «Пропозиция – инструмент изучения диктума» [Шмелёва: 8]. «…Когда речь идёт о семантически неэлементарных предложениях, то имеется в виду только их пропозитивное содержание» [Прияткина: 124]. Если учитывать модус-потенциал, то «…ни одно предложение нельзя назвать семантически простым» [Прияткина: 124]. Имплицитная или эксплицированная авторизирующая рамка присутствует в любом предложении. Важно, что при экспликации авторизирующей рамки устанавливаются таксисные отношения между выражаемыми пропозициями, и такие случаи также целесообразно рассматривать как примеры семантически неэлементарных предложений. А.А. Камынина предлагает сопоставить предложения в следующих парах [Камынина: 25]:

Семантически неэлементарные предложения:

Семантически элементарные предложения:

Он застал жену в слезах.

Он не застал жену на даче.

Я вижу сына добрым.

Я вижу сына во дворе.

Я прошу вас уйти.

Я прошу вас об этом.

Я так и вижу его весёлого.

Я вижу весёлого человека.

При этом А.А. Камынина акцентирует внимание на том, что в предложениях первой группы устанавливаются дополнительные отношения определяемого и определяющего между управляемыми глаголом членами: Воспитывать солдат защитниками мира (солдаты – защитники мира) [Камынина: 25]. Если использовать понятие «веерной» и «линейной» моделей простого предложения, то в семантически неэлементарных предложениях, приведённых в левом столбце, синтаксическая система языка использует «веерную» организацию связей, тогда как в семантически элементарных предложениях мы имеем «линейную» структуру:

 

 

 

 

 

 

 

 

 


Таким образом, «веерное» оформление зависимостей в структуре простого предложения может быть взаимосвязано с явлением потенциальной предикативности его второстепенных членов. Это особенно важно для древнерусского синтаксиса, где авторизирующая рамка не «обрамляет» предложение, а организует его синтаксический стержень, на который нанизываются второстепенные члены с многосторонними зависимостями: Реклъ еси былъ во своемь селЬ верши всЬ добры… (№195, 1300-е – нач. 1310-х гг.), …на собЬ докончаша 50000 гривен серебра (НIЛ, СС, 1315, 159 об.) и пр.

Анализ древненовгородских памятников письменностей показывает, что явление потенциальной предикативности второстепенных членов в древнерусском синтаксисе не ограничивается вышеперечисленными случаями, хотя все названные способы семантического осложнения предложения также возможны.

Во-первых, дополнительная пропозиция в составе древнерусского простого предложения может выражаться девербативами и девербативными оборотами:

(1)     …идоша новгородци в Торжекъ блюстъ Торжку, и совкупиша всю землю противу, и съсылаючеся послы, розъЬхашася, докончавше до приЬзда князии (НIЛ, СС, 1304, 154 об.) – ‘…пошли новгородцы в Торжок охранять его и собрали всю область против (князя тверского) и, посылая друг к другу послов (с тверскими наместниками), разъехались, заключив мир до тех пор, пока не приедут князья (тверской и московский из Орды)’.

Такие обороты семантически эквивалентны придаточным предложениям и, как правило, соотносятся с придаточными в других списках летописи:

(2)     …идоша новогородци в Торжекъ блюсти Тръжекъ и съвокупиша всю землю противу съсылающеся послы разыдошася кождо их докончавше тако дондеже приидуть князи (1304, Академический и Толстовский списки).

Замена девербативного оборота придаточным времени свидетельствует о том, что синтаксема до приЬзда князии является таксисным предикатом, предложение получает дополнительное осложнение по линии темпоральности. Более того, политемпоральность в данном случае семантически осложнена включённостью её в модальную рамку, отчего семантически предложение оказывается ещё более сложным, по сравнению, например, с такой конструкцией, как разыдошася до приЬзда князии.   Действительно, в примере (1) оборот до приЬзда князии вступает в таксисное соотношение не с глаголом розъЬхашася (*разъехались до приезда князей), а с причастием докончавше и с имплицитно заданным второстепенным членом миръ (докончавше миръ) – ‘мир, действующий до приезда князей’. При этом семантически  докончавше=докончавше миръ, т.е.  разъехались, условившись/ договорившись так до приезда князей. Включаясь в предложение на правах обстоятельственного распространителя, оборот до приЬзда князии  через взаимодействие с модусной рамкой докончавше оказывается семантически эквивалентным одновременно двум типам придаточных предложений: изъяснительному и временному.

Ср. только изъяснительное (пример (3)) и только временное (пример (4)) значение второстепенных членов, именующих добавочные пропозиции:

(3)     <…> Cъка(ж)ита владyчЬ мою обиду и мои бои, желЬза <…> (№725, 80-е гг. XII в. – 1-я пол. XIII в.) – ‘Скажите архиепископу о моей обиде и о том, как я был бит и закован в кандалы’;

(4)     Сии же блаженыи архепископъ Антонии преже изгнания сЬде въ епископии лЬт 8 по Митрофане… (НIЛ, СС, 1232, 116- 116 об.) – ‘Этот же блаженный архиепископ Антоний прежде изгнания был епископом в течение 8 лет после Митрофана’.

Первообразные предлоги в сочетании с девербативами способны выражать богатый спектр темпоральных, таксисных и модальных смыслов. Если в примере (1) синтаксема до приЬзда князии  передавала значение потенциального будущего, следующего за другим действием (состоянием), и имела аористивное значение, то в примере (5) та же предложно-падежная форма наделяется имперфективной семантикой:

(5)     <…> ıсправи слово то, ты моı брат[ъ], во ч[т]о -- (е)[си] надобЬнъ. А заду не боıся: язъ в томъ. А до моего живота пособ[ь]никъ есмь тобЬ [з](а) твое [д]об[р]о (№749, 1380-е гг. – 1-я пол. XV в.) – ‘Это [мое] слово ты исполни: ты мой брат, для чего же [еще] ты и нужен! А того, что было (или: А последствий), не бойся: за это отвечаю я. А я до конца жизни буду тебе помощник за твое добро’.

 В предложении (6) обстоятельство в бЬгъ обозначает действие длящееся, одновременное с действием глагольного предиката, сопровождающее это действие и имеет имперфективное значение:

(6)     И не доволЬ ему о первомь злЬ, не насытися крови человечьскыа, избив в НовЬградЬ люди много, и в Торжку, и на ВолоцЬ, но и ту в бЬгъ изыма новгородци и смоляны, иже бЬ зашли гостьбою в землю его… (НКЛ, 1216, II, 318 об.) – ‘И не довольно ему (Ярославу) было первого зла, не насытился человеческой кровью, убив много людей в Новгороде, и в Торжку, и на Волоке, но и тут во время бегства (в Переяславль) взял в плен новгородцев и смолян, которые зашли гостьбою в его землю’

При переводе на современный язык мы вынуждены использовать производный предлог во время. Ср. также въ ловитвахъ (№854, сер. XII в.) – ‘во время лова’.

Девербативы и девербативные обороты могут употребляться не только в политемпоральных и полимодальных предложениях, но и в полисубъектных (полиперсональных):

(7)     …но Господь не хотя мЬста сего святои Софьи оставити пуста, отврати ярость свою от нас и призрЬ окомь милосердия своего, кажа нас на покаяние… (НIЛ, СС, 1259, 138) – ‘…но Господь не хотел это место, где стоит храм Святой Софии, оставить пустым, он отвратил свою ярость от нас и призрел нас милосердным оком своим; наказывая нас, для того чтобы мы покаялись’;

(8)     …бес твъего повеления не смею возяти  ни[цего] ж[е, а] восли грамоту ко моне (№651, кон. XII в. –1-я треть XIII в.) – ‘Без твоего приказа я не смею ничего взять. Пришли же мне грамоту’.

Девербативы, несущие потенциальную предикативность, входят в устойчивые этикетные формулы:

(9)     Поклоно ω θовронее к θиликсу с плацомо. Убиле мя пасынке и выгониле мя изо двора. Велише ми ехате в го{о}родо? Или самь поеди семо. Убита есемо <…> (№415, 40-е – 50-е гг. XIV в.) – ‘Поклон от Фовронии Филиксу с плачем. Избил меня пасынок и выгнал со двора. Велишь ли мне ехать в город? Или сам поезжай сюда. Я избита’

Все те же грамматические значения могут выражаться предложно-падежными формами непроизводных существительных (имеется в виду непроизводными на данном языковом срезе, хотя этимологически эти существительные могут восходить к глаголам), которые являются предикатной лексикой и называют процессуальные признаки:

(10)   …и до свЬта победиша Святопълка (НIЛ, СС, 1016, 1 об.) – ‘И до наступления рассвета победили Святополка’;

(11)  <…> А михи и серебра не добудеть до пути, пошли с Нестеромъ симъ <…> (№354, 40-е – 70-е гг. XIV в.) – ‘А если мешков и денег он не добудет до поездки, то пошли их сюда с Нестером’;

(12)  …на томь же пути отяша посадницьство у Петрила и даша Иванку Павловицю (НIЛ, СС, 1134, 15) – ‘Тогда же (когда Всеволод ходил с новгородцами, желая посадить брата своего княжить в Суздале) отняли посадничество у Петрила и дали Иванку Павловичу’;

(13)  …и съдумавъше князь и людье на пути, въспятишася на ДубровьнЬ… (НIЛ, СС, 1137, 19) – ‘По пути на Псков князь и люди решили не идти дальше и вернулись с Дубровны’;

(14)  …преставися на пути… (НIЛ, СС, 1166, 33 об.) – ‘Умер в пути’;

(15)  <…> Се Жядъке пославъ ябетника дова, и пограбила мя въ братни долгь <…> (№235, 60-е – 70-е гг. XII в.) – ‘Вот Жадко послал двух судебных исполнителей, и они ограбили меня за братний долг’;

(16)  Томь же лЬтЬ князь Ярославъ преже сеи рати поиде въ Пльсковъ… (НIЛ, СС, 1228, 104) – ‘В тот же год, ещё до этой битвы (битвы с емью), ходил князь Ярослав в Псков’.

Потенциальной предикативностью обладают существительные, производные от качественных прилагательных:

(17)  …тогда мастеръ порочныи хытростью пусти на ня воду, Чюдь же побЬгоша сами вонъ… (НIЛ, СС, 1268, 144) – ‘Тогда мастер стенобитных орудий перехитрил чудь тем, что пустил на них (в пещеру) воду, чудь тогда сама побежала вон из пещеры’.

В примере (17) словоформа хытростью, в отличие от традиционных присловных распространителей – обстоятельств образа действия, не задающих добавочных пропозиций, обозначает целую ситуацию – передаёт не столько качество, сколько действие субъекта – порочного мастера.

Значение действия в рамках выражения дополнительной пропозиции оказывается присущим существительным, производным как от глаголов, так и от прилагательных, причём такие производные существительные могут относиться как к разряду отвлечённых существительных (см. примеры выше), так и к разряду конкретных существительных (примеры (18), (21)).

В примере (18) инструментальное обстоятельственное значение, выражаемое беспредложным творительным, передаётся потенциально предикативным членом:

(18)  …а сына его Олексу затвори въ стЬнахъ высокыхъ стражею… (НIЛ, СС, 1204, 64 об.) – ‘А сына его Олексу затворил в темнице, поставив стражу’.

Не случайно этот член заменён глагольным словосочетанием в Комиссионном, Академическом и Толстовском списках летописи:

(19)  …а сына Олексу затвори въ стЬнах высокых и стража пристави… (КАТ, 1204, 126).

В примере (20) потенциально предикативные члены, выделенные полужирным шрифтом, выражены отвлечёнными существительными, тогда как в примере (21) то же слово загонъ употреблено в значении конкретного существительного, но при этом его потенциальная предикативность не утрачивается:    

(20)  …а новгородьць убиша на съступЬ Дмитра Пльсковитина, Онтона Котелника, Иванка Прибышиниця опоньника; а въ загонЬ: Иванка поповиця, Сьмьюна Петриловиця, тьрьскаго даньника (НIЛ, СС, 1216, 86 об.) – ‘А из новгородцев в сражении убили Петра Плесковитина, Онтона Котельника, портного (делающего опоны - завесы, покровы) Иванка Прибышинича, а в военном набеге: Иванка-поповича, Семена Петриловича, терского данника’;

(21)  …и ту убиенъ бысть Костянтинъ, Ильинъ сынъ Станимировича, в загонЬ (НIЛ, СС, 1311, 156-156 об.) – ‘…и тут убит был Костянтин, сын Ильи Станиморовича, бывший в посланном отряде’.

Последние примеры (18), (20) и (21) позволяют задуматься о том, что кроме лексической и словообразовательной семантики имени в формировании его потенциальной предикативности участвуют дополнительные грамматические механизмы, типология которых была приведена выше.

В синтаксической литературе помимо собственно предикатной лексики носителями потенциальной предикативности признаются члены предложения, выражающие актанты других, отличных от сказуемого пропозиций. В нашем материале в таких случаях мы имеем дело с метонимическим переносом значения при синтаксическом сжатии сочетаний, включающих предикатную лексику: вместо на строительство моста – на мост, вместо в пользовании землей – в земле, вместо на испытание водой – на воду, вместо до моего приезда – до меня, вместо в твою вину – в тебя, вместо с помощью Клима – с Климом, вместо из расчёта на наём – изо найма:

(22)  А на Ярослалихъ любъвницехъ поимаша новгородци кунъ много и на городищанохъ,  а дворовъ ихъ не грабяче, и даша на великыи мостъ (НIЛ, СС, 1229, 108) – ‘А с Ярославлих любовниц взяли новгородцы много кун и с жителей Городища, дворов же их не грабили, и дали то на строительство великого моста’;

(23)  У Ивана въ земль девять гривень; възми полъ ч{в}ьтвьрть гривьии овеса, пять на деся дежекъ овьса <…> (№219, кон. XII в. – 1-я четв. XIII в.) – ‘У Ивана за пользование землей 9 гривен; возьми 3,5 гривны [и] 15 кадей овса’;

(24)  <…> [Мо]гу ся съ тобою яти на воду (№238, кон. XI в. – сер. 10-х гг. XII в.) – ‘Могу вызваться с тобой на испытание водой’. «Испытание водой в одних случаях состояло в том, что испытуемый должен был достать голой рукой кольцо со дна сосуда с кипящей водой, в других– в том, что испытуемого, связанного веревкой, бросали в воду (в последнем случае он признавался невиновным, если шел ко дну, и виновным, если оставался на поверхности)» [ДНД: 259];

(25)  <…> ωжь яль будь Матθьеца, добрь скуеть, а цьпье могить добы(ти)... [п]рикуеть в подкльть в пивномо. Дае Кснятиньцу его, оть блюдь до мьнь <…> (№411, 80-е – 90-е гг. XIII в.) – ‘Если поймал (не указано, кто) Матфейца, хорошенько его закуйте; а цепей [уж] сумейте раздобыть, [да] прикуйте в пивном погребе. И поручи его Кснятинцу, пусть стережет до моего приезда’;

(26)  ...естию до мене порозна  ...але будьше, а то ся ведаю… (№616, 10-е – 40-е гг. XIII в.) – ‘…естию(?) до моего приезда будешь свободна, а тогда рассчитаюсь’;

(27)  <…> А не присълещи ми полу пяты гривьны, а хоцу ти вырути въ тя луцьшаго новъгорожянина. Посъли же добръмь (№246, сер. 20-х  – сер. 90-х гг. XI в.) – ‘Если же не пришлешь мне четырех с половиной гривен, то я собираюсь за твою вину конфисковать товар у знатнейшего новгородца. Пошли же добром’;

(28)  <…> [Се] мьне въ[лоца] въ в[а]ю… (№237, 60-е гг. XII в. – 1-я четв. XIII в.) – ‘Вот за вас двоих таскают (подразумевается: в суд) меня’;

(29)  <…> [Сто б]ы [еси] д[об]------пЬле сто у тьбь сиры, то бы еси ма[сло] то бы еси продяле с Климомь <…> (№528, 70-е – 80-е гг. XIV в.) – ‘<…> Управился бы ты хорошенько с теми, что у тебя, сырами; а масло бы продал с помощью Клима (или: [отправив] с Климом)’;

(30)  <…>  А лодку даи Павлу Соболецеву изо нама <…> (№124, кон. XIV в. – 1400-е гг.) – ‘А лодку дай Павлу Собольцеву из расчёта на наём (внаём)’.

Актанты добавочной пропозиции могут выражаться не только предложными, но и беспредложными формами:

(31)  <…> Посли грамоту ωже куны на сЬть и наимиту <…> (№481, сер. 60-х – сер. 90-х гг. XIII в.) – ‘Пошли грамоту и деньги на сеть и на оплату работника’;

(32)  Приде архиепископъ Митрофанъ, отправивъся богомь и святою Софиею, въ Новгородъ марта въ 17… (НIЛ, СС, 1220, 92 об.- 93) – ‘Пришёл в Новгород 17 марта архиепископ Митрофан, отправившийся с благословения Божия и святой Софии (букв.: благословением Божьим)…’.

Посредством механизма сжатия плана выражения пропозиции до актанта (девербативного оборота до зависимого члена), думается, образовались устойчивые сочетания при соби и на себе:

(33)  <…> А кони корми ∑всомъ при [соби], а в ми[ру] <…> (№358, 10-е – 60-е гг. XIV в.) – ‘А коней пусть кормят овсом в твоём присутствии, да в меру’;

(34)  …и побЬдиша я пльсковичи силою креста честнаго: сами бо на себе почали оканьнии преступници правды… (НIЛ, СС, 1253, 133) – ‘И победили их псковичи силой креста честного, ибо сами по своей воле начали окаянные отступники правды, договора’.

Впоследствии прежняя глагольная семантика этих сочетаний стёрлась, и они стали полностью синонимичны местоимению самъ:

(35)  <…> Купи ми зЬндянцю добру, а куны язъ дала Двду ПрибышЬ. И ты чадо издЬи при собЬ да привези сЬмо (№125, кон. XIV в. – 1400-е гг.) – ‘Купи мне хорошую зендянь (ткань); а деньги я дала Давыду Прибыше. Так ты, дитя мое, сделай [покупку] сам да привези сюда’;

(36)  <…> Послало [е](см- с) ---аномо со своимо су[к]ладн(икомо) кипу непрЬ 9 сото и 3 в------вЬревки узкои. А то далЬ [ıз] (оди)н(о)го нацате рубля, а (ты о)[с]подине прод[а](и) при собЬ, (а с)еребро к собЬ возми (№133, 70-е – нач. 80-х гг. XIV в.) – ‘Я послал с ...аном, своим компаньоном, кипу...  [и] 903… веревки узкой. Это дали [за] одиннадцать рублей. А ты, господин, продай сам, а деньги к себе возьми’;

…сами бо на себе почали… = сами бо почали (пример (34)).

В рамках рассматриваемого типа второстепенных членов, самостоятельно выражающих пропозицию, особо следует сказать о тех предложениях, где отдельная словоформа становится семантическим эквивалентом изъяснительного придаточного. В таких контекстах потенциально любое конкретное существительное может стать выразителем пропозиции, свёрнутой до актанта: бью челом о том, чтобы ты пересмотрел вещи в коробкé → бью челом о коробкé:

(37)  Цолобитье оть Смона к попу Ивану. Цо бы еси моего москотья моего пересмотреле, дад бы хорь не попортиль. А я тоби своему осподину цоломь бию в коробки. А послаль есмь клуць Стопаномь. А помитка горносталь (№413, 1400-е – 1410-е гг.) – ‘Челобитье от Семена попу Ивану. Пересмотрел бы ты мое добро (по-видимому, меха и/или шерстяные ткани), чтобы моль не попортила. Я тебе, своему господину, бью челом о коробкé (лубяном сундучке). А ключ я послал со Степаном. А помета –  горностай’.

Делиберативные синтаксемы, выраженные конкретными существительными, способны обозначать целую ситуацию, а потому могут быть употреблены в берестяных грамотах самостоятельно, изолированно в функции тематического рубрикатора (подзаголовка):

(38)  <…> Про белу: оже есте не стороговале, то прислите со проста, занода у насо купля есте беле. А про себе: оже будьше порожне, то буди к намо, а намо Ксиноθоноте измакле. А про сеи человеко: мы его не знаемо, а во томо Божея воля и твоя (Псков №6, сер. – 2-я пол. XIII в.) – ‘О беличьих шкурках: если (или: что) вы еще не сторговали (т.е. не запродали), то пришлите [сюда] немедленно, потому что у нас [здесь] есть спрос на беличьи шкурки. А о тебе: если будешь свободен, то приезжай (букв.: будь) к нам. Ксинофонт нам напортил (нанес ущерб, расстроил дела). А об этом человеке (т. е. Ксинофонте): мы его не знаем; а в том воля Божья и твоя’.

       Тем не менее включение таких синтаксем в структуру предикативной единицы ведёт к утрате ими потенциальной предикативности, они становятся древнерусским аналогом современного оборота Что касается…, вводящего тему высказывания:

(39)  <…> Цто про роже мину[л]--- не хо--(--). Да про выжля посл[ю] - (К)сент[е]емо к Остаθеи <…> (№948, 60-е – 70-е гг. XIV в.) –  ‘Что касается ржи... [то эта нужда] миновала – не ходи… А насчет гончей: я пошлю [ее] с Оксентьем к Остафье’;

(40)  <…> А про верешь вели Максмцю брати да сыпль съби в кли[ть]. А про к[о]н[Ь] поими моего цалца  корми еже днь oвсъмъ <…> (№275/266, 70-е – нач. 80-х гг. XIV в.) – ‘А что касается зерна, вели Максимцу брать и ссыпь себе в клеть. А что касается коней, возьми моего чалого, корми каждый день овсом’;

(41)  <…> А цто про сямозерци, хедyле есемо, не платяце, а платяце в томо, цто про межи ряду нЬту <…> (№131, 70-е – нач. 80-х гг. XIV в.) – ‘А что касается сямозерцев, то я ходил [к ним], так как они [в настоящий момент] не платят, а [вообще] платят (= обязаны платить) потому, что нет договора о границах [угодий]’.

Ср. именительный темы:

(42)  <…> Да только буде которому мъсель до ВодълЬ, ино надо бы дворянине, а приставе, ино здЬсо Филисть ехать хоце <…> (№19, 20-е гг. XV в.) – ‘Да если будет у кого-нибудь намерение [ехать] до Водлы, то надо бы дворянина, а [что касается] пристава, то здесь хочет ехать Филист’;

(43)  <…> А Василке село пустоши, вежу свезле двЬрЬ 3 свезле. А село, а на вхыхъ се грозитьце у Ладогу звати <…> (№359, кон. XIV в. –  нач. 20-х гг. XV в.) – ‘А Василько село разоряет, вежу свез, три двери свез. А что касается [жителей] села, то он всем [им] грозится вызвать [их на суд] в Ладогу’.

Переходя от явлений сжатия плана выражения пропозиции 1) до предикатной лексемы (девербатив, деадъектив и их аналоги) либо 2) до её актанта к третьему типу потенциальной предикативности, мы движемся в сторону увеличения грамматичности рассматриваемых процессов (от лексико-грамматических возможностей языковой системы к собственно грамматическим).

Как говорилось выше, третий тип предполагает выражение добавочной логической пропозиции. Для семантической интерпретации распространителя необходимо введение логического оператора – семантического подчинительного союза. Такие члены, наделённые потенциальной предикативностью, семантически эквивалентны обстоятельственным придаточным сложноподчинённых предложений. Выражаемые ими диктумные пропозиции связаны с основной пропозицией, согласно терминологии Т.В. Шмелёвой,  добавочными «логическими пропозициями второго класса». Логические пропозиции второго класса «в качестве объектов допускают только события, т.е. фиксируют межпропозитивные отношения». Это временные и каузальные логические пропозиции [Шмелёва: 21-22].

Третий тип потенциальной предикативности, так же как и первые два, широко представлен в берестяных грамотах и летописи.

Пропозиции, соединённые временным (таксисным) отношением:

(44)  <…> (Оху)дьлъ ти есьмь въ погрьбь <…> (№296, посл. четв. XII в.) – ‘Я обеднел, [пока сидел] в темнице’;

(45)  Том же лЬтЬ бесъ князя и без новъгородьць НовЬгородЬ бысть пожаръ великъ…(НIЛ, СС, 1211, 77) – ‘В тот же год в отсутствие князя и новгородцев случился большой пожар в Новгороде’;

(46)  <…> А четъ ωмьшЬ пришлю, и вы имъ къне мъи голубыи даите съ людми, дате съхЬ не кладе. А не възме, и вы во стадъ пустите педъ людми. Пусти на немъ тяжя, а не на мнЬ <…> (№142, 1300-е – нач. 1310-х гг.) – ‘А если пришлют (по-видимому, Марк и Олекса) лемеха, то вы им отдайте моего голубого коня, [да] при людях (введение коагенса-контролёра), с тем чтобы он (Марк) не запрягал его в соху. А если он не возьмет, то вы пустите коня в стадо при людях. Пусть на нем (Марке) будет вина (букв.: тяжба, юридическая претензия), а не на мне’;

(47)  <…> Како стоя пришли конь. Цему мя еси погубиль? Въ другy рядъ рать ударила подо Копорию, а я безъ другого коня животъ пометаль, а иное розроняль <…> (№272, 70-е – нач. 80-х гг. XIV в.) – ‘От Савлия к Максиму. Немедленно пришли коня. Зачем ты меня погубил? Второй раз рать ударила под Копорьем, и я без второго коня имущество побросал, а иное растерял’;

(48)  …и воротишася на ДубнЬ опять… (НIЛ, СС, 1134, 15) – ‘И вернулись, дойдя до Дубны, назад’ (=будучи на Дубне). Ср.: а новгородьци възворотишася от Дрьюцьска, пожьгъше городъ (1181, 45)

(49)  Томь же лЬтЬ и Ладога погоре переди Новагорода… (НIЛ, СС, 1194, 54 об.) – ‘В тот же год и Ладога горела ещё прежде пожара в Новгороде’

(50)  Тои же осени заложи церковь святого Въскресения камену въ манастыри владыка Мартурии, и възделаша до двьрии около до осени (НIЛ, СС, 1195, 55 об.) – ‘В ту же осень епископ Мартурий заложил в монастыре каменную церковь святого Воскресения и до наступления осени возвёл (её) до дверей вкруговую’

(51)  Сии же блаженыи архепископъ Антонии преже изгнания сЬде въ епископии лЬт 8 по Митрофане а въ изгнании лЬт 6; по сЬм приде ис Перемышля в Новъгородъ (НIЛ, СС, 1232, 116- 116 об.) – ‘Этот же блаженный архиепископ Антоний прежде изгнания был епископом в течение 8 лет после Митрофана, а в изгнании пребывал 6 лет, после чего пришёл из Перемышля в Новгород’

(52)  <…> Аже застанеше мене, ти я тьбе везу, или мене не застанешь во Торжеку, ти ты ту мене жеди, а язо по тебе буду само <…> (Тверь №2, посл. 20-летие XIII в.) – ‘Если застанешь меня, то я тебя повезу; если же меня в Торжке не застанешь, то ты тут меня жди, а я за тобой прибуду сам’;

(53)  …и накладше корабля два вятшихъ мужь, преже себе пустиша ù к морю… (НIЛ, СС, 1240, 127) – ‘И наполнили два корабля знатнейшими мужами (взятыми в плен) и до своего отправления пустили их к морю’.

Каузальные пропозиции:

(54)  Того же лЬта съгорЬ церкы от грома святого Луки въ ЛюдинЬ конци июня въ 10, съ вечера (НIЛ, СС, 1234, 118) – ‘В тот же год 10 июня сгорела церковь святого Луки, зажжённая от грома вечером’;

(55)  …но Господь не хотя мЬста сего святои Софьи оставити пуста, отврати ярость свою от нас и призрЬ окомь милосердия своего, кажа нас на покаяние… (НIЛ, СС, 1259, 138) – ‘…но Господь не хотел это место, где стоит храм Святой Софии, оставить пустым, он отвратил свою ярость от нас и призрел нас милосердным оком своим; наказывая нас, для того чтобы мы покаялись’;

(56)  <…> А не присълещи ми полу пяты гривьны, а хоцу ти вырути въ тя луцьшаго новъгорожянина. Посъли же добръмь (№246, сер. 20-х  – сер. 90-х гг. XI в.) – ‘Если же не пришлешь мне четырех с половиной гривен, то я собираюсь за твою вину конфисковать товар у знатнейшего новгородца. Пошли же добром’;

(57)  Убиша ù без вины (НIЛ, 73) – ‘Убили его, хотя он был без вины’;

(58)  <…> И кони у нсъ попадал с голода на пути <…> (Пергаменная грамота 1412 г. – список убытков новгородцев) – ‘И кони у нас пали с голоду на пути’.

       Как следует из примеров, в типологическом плане эта группа случаев полностью сходна с современными словоупотреблениями. Различия заключаются только в изменении значений отдельный предлогов (къне мъи голубыи даите съ людми – совр. дайте коней при людях/ в присутствии людей – пример (46)), но не в синтаксических механизмах выражения потенциальной предикативности второстепенных членов.

Как видно из приводимых примеров, все три типа потенциальной предикативности тесно взаимосвязаны, и, как правило, один и тот же пример может быть отнесён одновременно к разным типам. Такое положение не случайно: как бы мы ни классифицировали частные типы предикативных смыслов, в основе предикативности лежат три базовые синтаксические категории: времени, лица, наклонения. Полипредикативность – это политемпоральность, полиперсональность и полимодальность.

Четвёртый тип потенциальной предикативности – отражённая предикатив-ность – также широко представлена в анализируемых памятниках. Суть этого явления заключается в том, что распространитель, присоединяемый к составу предложения при помощи сочинительного союза, возвращает нас к синтаксической вершине предложения – глагольному предикату, как бы заимствуя его «пропозициональность». При грамматической интерпретации таких предложений целесообразно повторять исходный предикат любой семантики (активное действие/состояние), любого состава (простой/ составной, глагольный/именной):

(59)  Иде Ростислав Смольску и съ княгынею, а сынъ свои Святославъ посади НовЬгородЬ на столЬ, а Давыда на Новемь търгу (НIЛ, СС, 1158, 30 об.) – ‘Пошёл Ростислав (княжить) в Смоленск и княгиня пошла, а сына своего Святослава посадил на столе в Новгороде, а Давыда – на Новом торгу’;

(60)  Того же лЬта поиде Ярослав и съ княгинею из Новагорода… (НКЛ, 1228, 287 об.)  – ‘В тот же год пошёл Ярослав из Новгорода, и княгиня также’

(61)  …а Святослава посадиша въ владыцьни дворЬ и съ мужи его, донеле будеть управа съ отцемь (НIЛ, СС, 1210, 76) – ‘А Святослава заперли на епископском дворе, и мужей его заперли, до тех пор пока не учинят управы над его отцом (Всеволодом)’

(62)  …а королевиця рукама яша и съ женою… (НIЛ, СС, 1219, 92) – ‘А королевича взяли в плен, и жену его (взяли в плен)’

(63)  …вложи князю грЬхъ въ сердци, гнЬвъ до Твьрдислава, а без вины… (НIЛ, СС, 1220, 93) – ‘вложил (дьявол) князю грешную мысль в сердце – гнев на Твердислава, он же был без вины’;

(64)  <…> А кони корми ∑всомъ при [соби], а в ми[ру] <…> (№358, 10-е – 60-е гг. XIV в.) – ‘А коней пусть кормят овсом при тебе, да пусть кормят в меру’.

(65)  Се въдале Варламе стму спсу землю и огородъ и ловища рыбьная и гоголина[я] и пожни: 1) рьль противу села за Волховомъ, 2) на Волхевьци коле, 3) корь 4 лоза 5) Волмина, 6) на островЬ и съ нивами <…> (Вкладная грамота Варлаама Хутынского, 1192-1210 гг. – древненовгородская пергаменная грамота.) – ‘Настоящим Варлам даровал [монастырю] святого Спаса землю и огород и рыбные и утиные ловли и пожни, [а именно]: 1) заливной луг за Волховом против села, 2) закол на Волховце, 3) выкорчеванный лес, 4) лозняк, 5) кустарник, 6) [земли, находящиеся] на острове, [даровал] вместе с нивами’;

(66)  <…> Я на Ярославли, добръ-здоровъ и с Григоремь. Углицане замерьзьли на Ярославли. i ты до Углеца, и ту пакъ дружина (№69, 80-е гг. XIII в. – нач. 1310-х гг.) – ‘Я в Ярославле, жив-здоров, и Григорий тоже жив-здоров и находится здесь же. Угличские корабли остались во льду на зиму (букв.: угличане замерзли) в Ярославле. Так что ты [посылай] до Углича, и как раз туда [едет] дружина (или: и как раз там дружина)’;

(67)  <…> ПорозумЬите, братье, ему даче что въ с[е] (-) ему състане тягота тамъ и съ дружиною егъ (№724, 60-е – 70-е гг. XII в.) – ‘Отнеситесь же с пониманием, братья, к нему, если там из-за этого приключится тягота ему и дружине его’.

Наиболее частотной синтаксемой, присоединяемой к основному составу предложения посредством сочинительного союза, является синтаксема съ+тв.п.  Таким образом, распространитель ставится не в форму, требуемую актантной структурой пропозиции – он принимает форму комитатива: не Я жив-здоров, и Григорий (также), а Я жив-здоров, нахожусь в Ярославле, и съ Григорием.

В поздних списках летописи мы наблюдаем замену комитатива формой, требуемой предикатом. Ср. предложение (64) по Синодальному списку с соответствующим предложением в Комиссионном списке:

(68)  …а королевица руками изима и жену его… (Комиссионный список, 1219, 141).

Думается, изменение модели связано с актуализацией линейных связей в структуре предложения. Комитатив, образуя связь с глагольным предикатом, формально-грамматически остаётся связанным с подлежащим/дополнением, в результате получается «треугольник» связей. В видоизменённой же модели доминирует линейная зависимость от глагольного предиката: глагольный предикат диктует форму распространителя. Подчеркнём: сказанное не отменяет того, что в обоих вариантах распространитель присоединяется ко всему составу предложения.

Пятый тип второстепенных членов – носителей потенциальной предикативности представлен именно в «веерных» моделях. «Веерная» модель, в которой проявляются многосторонние связи распространителя, как правило, модель полипропозитивная. В данном случае о потенциальной предикативности распространителя речь идёт потому, что такой распространитель, так как он зависим не только от глагольного предиката, уже наделён некоторой степенью автономности. Эта степень автономности может развиться в предикативность, если будет поддержана политемпоральностью, полисубъектностью и полимодальностью в семантике предложения:

(69)  Въ то же лЬто придоша ис Кыева от ВсЬволода по брата Святослава вести Кыеву, «а сына моего, рече, примите собе князя» (НIЛ, СС, 1141, 21) – ‘В тот же год пришли из Киева от Всеволода за его братом Святославом – вести его в Киев, «а сына моего, - сказал Всеволод, - примите себе князем»’;

(70)  …възметеся всь городъ, и поидоша съ вЬца въ оружии на тысячьского Вяцеслава и розграбиша дворъ его и брата его Богуслава и Андреичевъ, владыцня стольника, и Давыдковъ Софиискаго, и Судимировъ; а на Душильця на Липьньскаго старосту тамо послаша грабитъ, а самого хотЬша повЬсити… (НIЛ, СС, 1228, 106 об.) – ‘…взволновался весь город, и пошли с веча с оружием на тысячкого Вячеслава и разграбили его двор и брата его Богуслава, и двор епископского стольника Андреича, и двор Давыдка Софийского, и Судимира, и пошли также против Липеньского старосты Душильца – послали грабить его, а самого хотели повесить’.

В примерах (69) и (70) вместо линейной «вложенности» одной фразовой категории в состав другой по принципу «матрёшки»: [[придоша] [[брата Святослава] вести Кыеву]], [послаша [грабить Душильца]], мы имеем круговую «связку» всех членов. Обратим внимание на то, что и в «линейной» модели, содержащей инфинитивные обороты, было бы передано полипропозитивное содержание. Таким образом, здесь речь идёт не о том, что «веерность» даёт полипропозитивность, а «линейность» переводит полипропозитивность в монопропозитивность (не форма задаёт смысл), а о том, что полипропозитивность предпочитает «веерную» модель в качестве плана выражения (смысл диктует выбор формы). Словоформа на Душильца одновременно выступает и в качестве актанта семантического предиката послаша, и в качестве актанта семантического предиката грабитъ, две пропозиции объединяются одним и тем же участником некой общей ситуации, выражаемой в её целостности и нечленимости одним полипропозитивным предложением.

«Веерная» организация связей позволяет связывать модальную рамку с субъектом и предикатом диктумной пропозиции:

Благодаря такой организации связей становится возможным совместить в простом предложении выражение модуса и диктума (при помощи конструкций с двойными падежами, позднее при помощи творительного падежа). В современном языке, как правило, для передачи эквивалентной семантики используется сложноподчинённое предложение с изъяснительным придаточным:

Простое предложение

 

Сложноподчинённое предложение

Не было вести на них (субъект диктума) – ни на живых ни на мёртвых (предикат диктума).

 

=

Не было известно, живы они или погибли.

Поведал рать (субъект диктума) великую (предикат диктума).

=

 

Сообщил, что войско собралось большое.

(71)  И не бяше вести чересъ всю зиму въ НовегородЬ на не, ни на живы, ни на мьртвы… (НIЛ, СС, 1193, 53 об.) – ‘И не было вести о них в Новгороде всю зиму, ни о мёртвых, ни о живых’;

(72)  Пришьль искупникь ис Полоцька, а рать поведае велику, а водаить пошьниць во засаду (№636, 2-я пол. XIII в.) – ‘Пришел выкупленный пленник из Полоцка, сообщает, [что собралось] большое войско. Выдайте же пшеницы для гарнизона’;

(73)  ...ведома же има слепома и гньющема очима… (НIЛ, СС, 1177, 41) – ‘…когда вели их двоих слепыми и гниющими глазами…’;

(74)  <…> А цто еси повельло у Евши взяти возо овса и жита другы старыхо усопо, то ся не (вино)[ва]т[о] твори <…> (№482, 80-е – 90-е гг. XIII в.) – ‘А что [касается того, что] ты велел взять у Евши воз овса и другой [воз] ячменя старых оброков (т.е. недоимок), то он утверждает, что [ничего] не должен’;

(75)  <…> Что еси взяле сукна того, положено на Бь и на тобе. Вложи его в лодию на борзе, а твори своим[ы] сукномо <…> (Псков №7, кон. XIII в. – нач. XIV в.) – ‘Сколько ты взял того сукна, [в этом] я полагаюсь на Бога и на тебя. Срочно погрузи его на ладью, при этом объяви своим сукном’;

(76)  <…> Реклъ еси былъ во своемь селЬ верши всЬ добры <…> (№195, 1300-е – нач. 1310-х гг.) – ‘Ты говорил, что в твоём селе хлеба все хороши’;

(77)  <…> А ныне слышю болену сестру <…> (№705, 1-я пол. XIII в.) – ‘А теперь я слышу (т.е. ты мне пишешь: послания зачитывались вслух), что сестра больна’;

(78)  <…>  [Се ес]и пояле исполовницу мою  телицу. Вода(е ко)[р](о)во(у) со  племенемо. Или ти тяжа, а поеди во городо <…> (№112, кон. XII в. – 1230-е гг.) – ‘[Вот ты] взял исполовницей мою тёлку. Отдай корову с приплодом. Если же [будет] тяжба (или: если ты [предпочтешь] судиться), то поезжай в город’;

(79)  <…> Еси {велиле} велиле верше имати творяце ı виновати, одину три коробЬı ув Ыванка узяле <…> (№102, 40-е – 60-е гг. XIV в.) – ‘[У таких-то] ты велел забрать хлеб, объявив их должниками, у Иванка уже три коробьи (букв.: одну партию в три коробьи) взял’;

(80)  <…> а больши ти протеря гоши(ти)… (№155, 60-е – 90-е гг. XII в.) – ‘…готовься, что убыток будет больше’.

В «веерной модели» возможно совмещение объектных и обстоятельственно-определительных отношений с собственно определительными. Потенциальная предикативность распространителя формируется именно благодаря осложнению присубстантивной зависимости атрибута дополнительной отглагольной зависимостью.

(81)  Приде вЬсть изъ Руси зла, яко хотять Татарове тамгы и десятины на НовЬгородЬ… (НIЛ, СС, 1257, 135 об.-136) – ‘Из Руси пришла весть злая, что хотят татары подати и налоги брать с Новгорода’.

(82)  …възметеся всь городъ, и поидоша съ вЬца въ оружии на тысячьского Вяцеслава и розграбиша дворъ его и брата его Богуслава и Андреичевъ, владыцня стольника, и Давыдковъ Софиискаго, и Судимировъ… (НIЛ, СС, 1228, 106 об.) – ‘…взволновался весь город, и пошли с веча с оружием на тысячкого Вячеслава и разграбили его двор и брата его Богуслава, и двор епископского стольника Андреича, и двор Давыдка Софийского, и Судимира’.

(83)  <…> ...ль есьмъ Ньжиль пъпъвь дъвь гривьнь въдаль за та. А нынь в[ъд]ае Стьпан[у]… (№231, 60-е – 90-е гг. XII в.) – ‘<…> Я [узнал (?), что] Нежил, попов [сын], две гривны отдал тебе (в твои руки). Отдай же [их] теперь Степану…’.

Ср. что-л. за тобой - ‘в твоём распоряжении, пользовании’

«Выражением <въдале за ть> (а не въдале тобъ) Твердила подчеркивает, что его адресат получил две гривны не в полную собственность; это хорошо согласуется с последующим требованием отдать полученные деньги Степану» [ДНД: 380].

(84)  Цълобитие ωсподину посаднику  новгороцкому ωнедрию Ивановицю ωт твъегъ клюцника ωт  Вавулы и ωт твоихъ  хрестияно,  которые  хрестияни с Ылова пришли за тебя Захарка да Нестерке, жили за ωлексее за Щукою <…> (№310, кон. XIV в. – нач. 20-х гг. XV в.) – ‘Челобитье господину посаднику новгородскому Ондрею Ивановичу от твоего ключника Вавулы и от твоих крестьян, каковые крестьяне, Захарка да Нестерко, с Илова пришли жить за тобой (т.е. перешли к тебе), [а прежде] жили за Олексеем Щукой’.

В примерах (83) и (84) для интерпретации семантики распространителя целесообразно использовать девербативный (в твоё пользование) и инфинитивный (жить за тобой) обороты, что является косвенным свидетельством потенциальной предикативности рассматриваемых синтаксем.

Качественно-характеризующие определения составляют шестую группу потенциально предикативных членов. Согласованные и несогласованные определения могут характеризовать либо идентифицировать предмет, в первом случае они всегда являются выразителями дополнительной пропозиции характеризации, во втором случае благодаря значению идентификации у атрибута не формируется потенциальная предикативность (так как идентификация служит точному установлению референции и является частью составного наименовании предмета или лица). Значение потенциальной предикативности не формируется у идентифицирующих определений даже в том случае, если они располагаются дистантно по отношению к определяемому слову:

(85)  …привезоша его в манастыри ко святому Михаилу, усть Узы рЬки, на ШелонЬ, и приставися ту… (НIЛ, СС, 1352, 169) – ‘Привезли его (новгородского архиепископа Василия) в монастырь святого Михаила, который стоит в устье реки Узы, на реке Шелонь, и преставился он здесь’.

Качественно-характеризующие определения всегда потенциально предикативны. Степень их предикативности может быть увеличена от потенциальной до реализованной  (в диапазоне: присловный распространитель → полупредикативный член, совмещающий функции присубстанотивного определения и приглагольного обстоятельства→ именное сказуемое) за счёт отрыва от определяемого слова, за счёт осложнения атрибутивной функции дополнительной обстоятельственной ролью, а также за счёт перегруппировки синтаксических связей в структуре предложения. А.Ф. Прияткина пишет: «Качественное прилагательное можно образно назвать «спящим» предикатом» [Прияткина: 128], «с семантической точки зрения, прилагательное и в предикативной, и в атрибутивной функции не различается: это предикат. С синтаксической точки зрения, это разные члены предложения» [Прияткина: 24].

Рассмотрим согласованное качественно-характеризующее определение в предложении (88):

(86)  Въ то же лЬто Мьстиславъ заложи Новъгородъ болии пьрваго (НIЛ, СС, 1116, 9) – ‘В тот же год Мстислав заложил Новгород больше первого’.

Это предложение полипредикативно (полисубъектно: Мстислав –  каузатор существования Новгорода, Новгород – субъект базовой модели; политемпорально: аористивное значение предиката заложи соседствует с качественно-описательным имперфективом болии пьрваго). Потенциальная предикативность распространителя болии пьрваго подкреплена его двойной зависимостью в структуре предложения:

Если синтаксема вступает в отношения с более чем одним компонентом предложения, то она пропозициональна и имеет возможность в дальнейшем выступать в функции предиката (при синтаксическом оформлении отдельных пропозиций как самостоятельных предикаций).

Таким образом, мы видим, что шесть рассмотренных типов выражения потенциальной предикативности тесно взаимосвязаны в синтаксической системе языка. Не имеет смысла устанавливать чёткие границы между этими типами, говорить о большей востребованности одного типа за счёт другого. Эти типы составляют синтаксическую типологию потенциальной предикативности, присущую как древнерусскому предложению, так и современному. При утрате некоторых отдельных конструкций, тем не менее ни один тип в целом не был утрачен.

На наш взгляд, в проанализированном материале есть особая, седьмая группа случаев, не укладывающаяся в эти шесть типов и определяющая специфику синтаксического строения простого предложения древнерусского языка.

В ряде случаев второстепенный член обозначает целую ситуацию во внеязыковой действительности, причём его синтаксическая роль в предложении не может быть определена по вопросу, задаваемому от членов этого предложения. В отличие от второго типа распространителей, рассмотренного выше, которые представляют актант имплицитно заданной пропозиции и генезис которых предполагает прохождение через стадию эллипсиса, в этой группе примеров перед нами не актант имплицитного предиката, а форма, самостоятельно задающая пропозицию, именующая действие. Если такую форму (синтаксему) рассматривать изолированно, то она реализует своё типичное синтаксическое значение (пространственное, временное и др.), включённая же в предложение, она, сохраняя своё синтаксическое значение, создаёт ситуацию семантической рассогласованности предиката предложения и второстепенного члена. При переводе на современный русский литературный язык мы получаем соотношение этой формы с глагольным (причастным, деепричастным) словосочетанием или придаточным предложением, причём это глагольное сочетание можно вставить в предложение на место распространителя, не меняя структурной организации предложения и его смысла: ударить озеромъ = ударить, идя озером; послать на томъ = послать, настаивая на томъ; и на щитъ = и взяли на щитъ, хотя на Суждаль = хотя выступить на Суздаль и т.п. примеры:

(87)  ... умыслиша свЬтъ золъ, како ударити на городъ на ону сторону, а друзии озеромъ на сю сторону… (НIЛ, СС, 1259, 137 об.) – ‘И замыслили совет злой, как ударить на город на ту сторону, а другии, пробравшись по озеру, ударят на эту сторону’;

(88)  И сступишася на мЬстЬ, и бысть сЬча зла, и не бЬ лзЬ озером печенЬгом помогати… (НКЛ, 1016, I, 246) – ‘И вступили в бой на этом месте, и был бой лютый, и не могли печенеги помогать по озеру’;

(89)  …а къ князю послаша къ Ярославу на томъ: «поеди к намъ, забожницье отложи, судье по волости не слати; на всЬи воли нашеи и на вьсехъ грамотахъ Ярославлихъ ты нашь князь; или ты собе, а мы собе» (НIЛ, СС, 1228, 107) – ‘А к князю Ярославу послали, настаивая на том (прося о том), чтобы налоги (забожничье) не брал, судей по волости не слал, княжил, соблюдая все права новгородцев и устав грамот Ярославлих, в противном случае – «ты сам по себе, мы сами по себе»’;

(90)  …а избытъкъ роздЬлиша по зубу, по 3 гривнЬ по всему городу, и на щитъ (НIЛ, СС, 1209, 74 об.) – ‘А остаток разделили между всеми горожанами по 3 гривны, и в качестве добычи взяли’;

(91)  На осень ходи Святопълкъ съ всЬю областию Новъгородьскою на Гюргя, хотя на Суждаль, и воротишася на Новемь търгу, распутья дЬля (НIЛ, СС, 1147, 25) – ‘Осенью ходил Святополк со всей областью Новгородской на Гюргя, желая Суздаль взять, но вернулись, дойдя лишь до Нового торга, по причине распутицы’.

Рассмотрение этой группы случаев мы начнём с наиболее показательных примеров. Рассмотрим предложения, в которых наблюдается явление потенциальной предикативности распространителя, в сопоставлении с омонимичными конструкциями, в которых роль второстепенного члена определяется по вопросу, задаваемому от подчиняющего слова.

 

(92)        …а вода бы больши третьяго лЬта на ту осень… (НIЛ, СС, 1145, 24) – ‘А вода в ту осень поднималась выше, чем то было три года ранее’.

Синтаксема с временным значением занимает позицию прикомпаративного члена.

vs.

Омонимичная модель:

Вода бы больши (когда?) третьяго лЬта – ‘Три года назад вода поднималась выше’.

Детерминант времени, структура связей соответствует современному литературному синтаксису.

(93)        …и погорЬша хороми от ручия, мимо Славьно, до святого Илие (НIЛ, СС, 1105, 7) – ‘И сгорели дома: пожар распространился от Федоровского ручья, через Славно, вплоть до церкви Святого Ильи’;

(94)        …и погорЬ вьсь коньць Славьньскыи, оли и до конця Хълма, мимо святого Илию… (НIЛ, СС, 1231, 114 об.) – ‘Погорел весь конец Славенский, вплоть до конца Холма, погорела и церковь святого Ильи’.

vs.

Омонимичная модель:

ПогорЬша хороми (как?) мимо Славьно – ‘Сгорели дома минуя Славно’.

Обстоятельство образа действия, вопрос задаётся от глагольного предиката.

(95)        …послаша по князя Юрья на Москву на всеи воли новгородскои… (НIЛ, СС, 1314, 158 об.) – ‘Послали в Москву за князем Юрием, прося сесть на столе в Новгороде на всей воле новгородцев’.

vs.

Омонимичная модель:

Послаша по князя (как?) на всеи воли новгородскои – ‘Новгородцы послали за князем по собственной воле’.

Обстоятельство образа действия – присловный распространитель глагольного предиката.

(96)        …и яко увЬдаша НЬмци новгородьскыи полкъ, побЬгоша за рЬку. Новгородци же приЬхаша въ Пльсковъ и взяша миръ чресъ рЬку на всеи воли новгородьскои (НIЛ, СС, 1269, 147) – ‘И когда узнали немцы новгородский полк, побежали за реку. Новгородцы же приехали в Псков и заключили мир с находившимися на той стороне реки немцами на своих условиях’

vs.

Омонимичная модель:

Взяша миръ чресъ рЬку – ‘Заключили мир (как?) стоя на разных берегах реки’.

Обстоятельство образа действия – присловный распространитель глагольного предиката.

Важность понимания синтаксической специфики рассматриваемых текстов очевидна, она связана с  возможностями толкования и перевода древнего текста. Сопоставляя примеры из левого столбца с омонимичными им конструкциями из правого столбца, мы видим не только семантическое, но и структурно-типологическое различие между предложениями в каждой паре. Если в примерах из летописи за второстепенным членом, обладающим потенциальной предикативностью, закреплено выражение целой ситуации, то второстепенные члены в омонимичных конструкциях в правом столбце лишь уточняют различные детали обозначаемого предложением в целом положения дел. При движении от правого столбца к левому мы видим иногда не только различия в деталях смысла, но и изменение самого «положения дел», выражаемого предложением, иногда до противоположного (см. примеры (93) и (94): ‘включая Славно’ / ‘минуя Славно’).

В примерах из летописного текста можно лишь с большой долей условности говорить о том, что глагольный предикат образует словосочетание с выделенным членом. Так, предложно-падежная форма мимо Славно – это локатив и транзитив (синтаксема со значением пути движения), тогда как глагольный предикат гореть не относится к глаголам движения (примеры (93) и (94)); в предложениях (97) и (98)  и день и ночь, на часу – темпоративы, предполагающий длительность действия, тогда как глагольный предикат наиде имеет семантику внезапного начала действия, глагол помьрче обозначает мгновенное, одноактное действие:

(97)  Тои же осени наиде дъжгь великъ и день и ночь, на Госпожькинъ день, оли и до Никулина дни не видЬхомъ свЬтла дни, ни сЬна людьмъ бяше лзЬ добыти, ни нивъ дЬлати (НIЛ, СС, 1228, 106) – ‘В ту же осень нашёл дождь большой, шедший и день и ночь, с Госпожкина дни, вплоть до Никулина дни не видели светлого дня, ни сена запасти люди не могли, ни покос завершить’;

(98)  …солнце помьрче, яко на часу и боле… (НIЛ, СС, 1185, 46) – ‘Солнце померкло и была тьма около часа и более’.

Семантическая рассогласованность предиката и распространителя в ряде случаев имеет косвенное отношение к несформировавшейся категории глагольного вида. Возможно предположить, что формирование морфологических категорий глагола – явление вторичное по отношению к синтаксической типологии структурно-коммуникативной организации предложения. Иными словами, на наш взгляд, семантическая рассогласованность грамматического предиката и распространителей наблюдается не потому, что глагольная категория вида не сформировалась, а категория вида не сформирована потому, что синтаксические условия её формирования ещё не сложились или сложились не полностью.

Следует особо подчеркнуть, что семантическая рассогласованность глагольного предиката и второстепенного члена, думается, вызвана не тем, что второстепенный член – это актант пропозиции, предикат которой подвергся эллипсису в речи. Для доказательства этой мысли рассмотрим, соотношение второго типа потенциальной предикативности (вместо на строительство моста – на мост, вместо в пользовании землей – в земле, вместо на испытание водой – на воду, вместо до моего приезда – до меня, вместо в твою вину – в тебя, вместо с помощью Клима – с Климом, вместо из расчёта на наём – изо найма – примеры (22) – (30)) и седьмого (примеры (87) – (117)).

Выстраивая типологию синтаксических отношений в структуре словосочетания и предложения, В. А. Белошапкова различает обусловленные и необусловленные синтаксические отношения [Белошапкова: 380-382]. Необусловленные, или собственно синтаксические отношения названы так потому, что они не обусловлены «лексическими свойствами зависимого компонента». Даже если мы создадим искусственное слово или будем сочетать существующие слова, лексически друг с другом не сочетающиеся, синтаксическое значение словосочетание будет неизменно и прозрачно: зелёные листья = зелёные идеи = глокая куздра, любоваться вечером = любоваться тумиком и т.п. Обусловленные синтаксические отношения, напротив, являются семантико-синтаксическими отношениями, для их определения важна семантика зависимого члена: возвращаться вечером ≠ возвращаться берегом ≠ возвращаться бегом ≠возвращаться стариком.

Если внимательно проанализировать примеры (22) – (30), то можно обнаруживать симптоматичную закономерность: все распространители эллиптированных предикатов образуют с ними необусловленные, собственно синтаксически отношения: строительство моста = строительство икса, из расчёта на найм = из расчёта на икс и т.д. Именно поэтому при элиминации семантического предиката (девербатива) распространяющий член способен замещать собой девербативный оборот в целом: дать на строительство моста = дать на мост = дать на икс (синтаксическая семантика одна и та же).

Последняя же, седьмая группа потенциально предикативных членов связана с формированием обусловленных семантикой распространителя синтаксических отношений. Если  дать на мост = дать на икс, то  вода бы больши третьяго лЬта ≠ вода бы больши икса.

Проанализируем синтаксические основания отмеченной закономерности. В примерах (22) – (30) синтаксическая роль распространителя не меняется при замене девербативного оборота зависимым членом, она определяется синтаксическим вопросом: дать зачем? – на строительство моста = дать зачем? – на мост (обстоятельство цели). В примерах же седьмой группы синтаксическая роль не определяется по вопросу – она задана семантикой грамматической формы распространителя: вода бы больши (*чего? прикомпаративный член) третьяго лЬта (темпоратив). То же справедливо по отношению ко всем прочим примерам второй и седьмой групп соответственно.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что отмеченная специфика последнего, седьмого типа потенциальной предикативности, составляющего типологическую специфику языка исследуемых памятников, является ещё доказательством того, что в древнерусском языке распространитель входил в состав предикативной единицы не через посредство словосочетания, а непосредственно и его синтаксическая роль определялась семантикой его грамматической формы, а не задавалась глагольным центром предложения. В частности, уже по этой причине такой второстепенный член изначально обладал потенциальной предикативностью. При введении в предложение потенциально предикативных членов седьмого типа предложение, будучи семантически сложным, полипропозитивным, оставалось формально элементарным, т.е. не содержащим синтаксических оборотов: в таком предложении каждая отдельная словоформа – отдельный член с присущим ему синтаксическим значением.

Стремление к формальной элементарности при информативной насыщенности определяло синтаксические стратегии структурной организации простого распространённого предложения в исследуемом материале.

(99)        …зваше новгородьце на Кыевъ на ВсЬволодка… (НIЛ, СС, 1139, 20 об.) – ‘Звал новгородцев идти в поход на Киев, на Всеволодка’;

(100)      …князь насъ зоветъ на Ригу… (НIЛ, СС, 1228, 105) – ‘Князь зовёт нас идти на Ригу’;

(101)     Новгородьци же князю рекоша: «мы бе- своея братья бес пльсковиць не имаемъся на Ригу…» (НIЛ, СС, 1228, 105 об.) – ‘Новгородци же сказали князю: «Мы без своих братьев псковичей не пойдём на Ригу…»’;

(102)     И быша новгородци печални; а Ярославъ нача полкы копити на Новъгородъ, и бЬ послалъ къ цесарю татарьску Ратибора, помочи прося на Новъгородъ (НIЛ, СС, 1270, 148 об.) – ‘И были новгородцы печальны. А Ярослав начал полки копить в поход на Новгород. Послал Ярослав к цесарю татарскому Ратибора, прося помощи в походе на Новгород’;

(103)     …сдумалъ еси на святую Софью… (НIЛ, СС, 1270, 149 об.) – ‘Задумал идти на Новгород’;

(104)     <…> Ати буде воина, а на мя почъну, а молитеся Гостятою къ кънязю (№527, 30-е – 60-е гг. XI в.) – ‘Если будет война и на меня нападут, то проситесь через Гостяту попасть к князю’;

(105)     <…> А се ти хочу, коне купивъ и къняжъ мужъ въсадивъ, та на съводы <…> (№109, кон. XI в. – сер. 10-х гг. XII в.) – ‘А я вот хочу, коней купив и посадив [на коня] княжеского мужа, [идти] на очные ставки’;

(106)     Они же приступиша подъ городъ въ суботу и не успЬша ничтоже къ граду… (НIЛ, СС, 1164, 32 об.) – ‘Они же (шведы) подступили к городу (Ладоге) в субботу, но безуспешно (пришлось отступить)’. Ср. устойчивое сочетание успеть против - ‘достигнуть, добиться, захватить’ (Не могшимъ же имъ что успЬти противу Кыеву. ЛЛ, 6659);

(107)     <…> И диду молися, что бы ихалъ в Июриевъ монастиръ пшенки попрошалъ. А сдисе не надиися (№354, 40-е – 70-е гг. XIV в.) – ‘И деду поклонись, чтобы ехал в Юрьев монастырь попросить пшенки (?); а здесь [ее достать] нечего и надеяться’;

(108)     ...бЬе нЬ водаси ли, а ляж[Ь] ти [от] Д[о]м[ит]рова дЬни по три рЬзане на месяце (Торж. №7, сер. 80-х – кон. 90-х гг. XII в.) – ‘Если не отдашь, то ляжет на тебя от Демитрова дня [обязанность платить] по три резаны в месяц’;

(109)     <…> [И]з[яла еста мою] дълож[ь]ницу у Ярыш[е]въ, [в]ъзяла еста у неи 6 гривьнъ <…> (№449, посл. четв. XII в.) – ‘Вы (двое) взяли деньги по моей долговой записи у Ярышевых, вы взяли указанные в ней 6 гривен’;

(110)     Томь же лЬтЬ на зиму ходи арьхиепископъ новгородьскыи Илия къ Ондрееви, Володимирю, на вьсю правьду (НIЛ, СС, 1172, 38 об.) – ‘В тот же год зимой ходил новгородский архиепископ Илья во Владимир к князю Ондрею и был принят со всею честью’. Ср.: Пояша Ярослава со всею правдою и честью (НIЛ, СС, 1197, 59).

(111)     <…> Вы моя ога дате коницка до Видомиря вЬрЬ ци до МстЬ (№579, 3-я четв. XIV в.) – ‘Вы мои господа, дайте под клятвенное обязательство лошадку до Видомиря или до Мсты’;

(112)     …а Фектистъ благослови его въ свое мЬсто… (НIЛ, СС, 1308, 155 об.) – ‘А Фектистъ благословил его (Давыда) вместо себя занять должность архиепикопа’;

(113)     …мьртвьци по уличамъ и по търгу и по мосту по великому от пьсъ изедаемы… (НIЛ, СС, 1230, 114) – ‘Мертвецов, лежащих по улицам, по торговой площади, по великому мосту, псы ели’;

(114)     …и святое Софие притворъ погорЬ… и подрумье и до моря, а семо по Цесаревъ затворъ и до Суда погорЬ (НIЛ, СС, 1204, 66-66 об.) – ‘…и охватил пожар притвор Софийского собора… и ипподром и распространился до моря, а здесь пожар дошёл до Цесарева двора и до Суда’;

(115)     <…> Вы гне промежю собою исправy не учините, а мъ промежю вами погибли (№361, кон. XIV в. – 1400-е гг.) – ‘Вы, господин, между собой никак не договоритесь, а мы между вами погибли’;

(116)     <…> Да переслъшиваи о Таньи <…> (№129, 80-е – 90-е гг. XIV в.) – ‘Да следи за тем, что говорят о Танье’;

(117)     <…>  Виделе есмь и цюле промежи Филипомъ Иваномъ <…> (№154, 20-е гг. XV в.) – ‘Я видел и слышал [то, что произошло] между Филиппом и Иваном’.

Постепенно, с формированием вербоцентрической структуры предложения, глагольный предикат стал заключать в себе модель предложения, а введение второстепенных членов стало определяться реализацией семантических валентностей предиката.

В целом же, типология потенциальной предикативности второстепенных членов в древнерусском языке (представленном в нашем исследовании древненовгородской письменностью) охватывает бóльшее число случаев, чем типология, разработанная для современного литературного синтаксиса. Простое распространённое предложение в древнерусском языке обладало значительным семантическим потенциалом, могло передавать полисубъектные, политемпоральные и полимодальные смыслы, которые, тем не менее, выражались на оси монопредикативности, чем достигалась формальная элементарность плана выражения.

В работе используются сокращения:

НIЛ, СС – Новгородская первая летопись, Синодальный список.

НIЛ, КАТ – Новгородская первая летопись, Комиссионный, Академический, Толстовский списки.

НКЛ – Новгородская Карамзинская летопись.

НБГ – Новгородская берестяная грамота (если указывается номер конкретной грамоты, то сокращение НБГ может опускаться как излишнее).

ДНД – А.А. Зализняк «Древненовгородский диалект». 2-е изд. М., 2004.

Тексты грамот и летописи даны в упрощённой орфографии, буква «ять» передана символом Ь.

Источники

1.     Новгородская первая летопись (НIЛ):

¾    Синодальный список (СС) //
Полное собрание русских летописей. Т. 3. М.: Языки русской культуры, 2000.

¾   Комиссионный, Академический, Толстовский списки (КАТ) //

Полное собрание русских летописей. Т. 3. М.: Языки русской культуры, 2000.

¾   Карамзинский список (КНЛ) //

Полное собрание русских летописей. Т. 42. СПб.: Дмитрий Буланин, 2002.

2.     Берестяные грамоты:

тексты и переводы грамот в работе приводятся по [ДНД].

Литература

1.     Гак В. Г. Теоретическая грамматика французского языка. Синтаксис. М., 1986.

2.     Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.

3.     Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка (КГ). М., 1998.

4.     Камынина А. А. О полупредикативных конструкциях в простом предложении. М., 1974.

5.     Мразек Р. Синтаксис русского творительного. Прага, 1964.

6.     Прияткина А. Ф. Русский язык: Синтаксис осложненного предложения. М., 1990.

7.     Руднев А. Г. Обособленные члены предложения в истории русского языка. Л., 1959.

8.     Тестелец Я. Г. Введение в общий синтаксис. М., 2001.

9.     Шмелёва Т. В. Семантический синтаксис. Текст лекций. Красноярск, 1994.