Филологические науки / 8. Родной язык и литература

К.ф.н. Степанова Е.В.

Институт развития бизнеса и стратегий

Саратовского государственного технического университета

«Выставочные» рецензии Ф. М. Достоевского

(к проблеме взаимосвязи искусств)

1860–70-е годы отмечены возрастающей ролью живописи в духовной и общественной жизни России. В. В. Стасов назовёт их периодом «полного расцвета искусства», к которому живопись шла с конца 1840-х годов [3; C.393]. В творчестве Ф. М. Достоевского этих лет появляются две статьи, тематически посвящённые изобразительному искусству: «Выставка в Академии художеств за 1860–61 год» и «По поводу выставки». Написанные с промежутком более чем в десять лет – в 1861 и 1873 годах – работы отражают разные периоды развития отечественной живописи – главенства академического направления и набирающего силу Товарищества передвижных выставок. Освещая эстетическую позицию самого писателя, они выводят на недостаточно исследованную в достоевсковедении проблему взаимосвязи литературы и живописи в его творчестве, на вопросы выявления линий творческого соприкосновения и отталкивания с русскими живописцами XIX века.

В статье «Выставка в Академии художеств…» писатель размышляет о «правде действительной» и «правде художественной» в искусстве. Центральное место в обзоре посвящено картине В.И. Якоби «Привал арестантов». В передаче её сюжета Ф.М. Достоевский не просто подробен, а натуралистически подробен. Так, описание умершего арестанта содержит ряд фактических деталей: «он умер, а ноги еще скованы», «левая рука покойника, покрытая мёртвенною бледностью, повисла; пальцы согнуты так, как они сгибаются в минуту смерти», «открывается мёртвый большой глаз с подвернутым книзу зрачком» [1; Т. XIX. С. 152]. Передавая читателю эти и другие подробности картины, Достоевский идет вслед за её автором, творческие усилия которого были направлены на достижение полной достоверности изображаемого сюжета. Намеренность такого приема становится очевидной, когда писатель переходит к критической оценке «Привала арестантов».

Ф. М. Достоевского не столько волнует достоверность сюжета реальной жизни арестантов, сколько его творческое переосмысление «оком духовным» [1; Т. XIX. С. 154], то, как сюжет, взятый из жизни, был осознан, прожит художником. Писатель уверен: в творческом стремлении к мелочному копированию действительности погибает «высота правды художественной» [1;Т. XIX. С. 154]. Работа В. И. Якоби выводит писателя на проблему натурализма в искусстве и дагерротипизма в живописи.

В продолжение рецензии, развивая мысль об академической живописи, Ф. М. Достоевский отмечает её приверженность к «картинности», «эффектам» [1; Т. XIX. С. 159]. Под впечатлением эффектов освещения на полотнах И. К. Айвазовского писатель поднимает вопрос об «истинности» и «карикатурности» [1; Т. XIX. С. 162], преувеличенности в искусстве: «Известно, что солнце делает чудеса своим светом и тенями, и кто присматривался к его эффектам, тот видал много непередаваемых, почти неуловимых – не столько красот, сколько ценностей. Но? передавая нам о чудесах, давайте же им настоящее их место, сделайте их редкими в той же мере, как они редки в течение дня и в течение года; не забудьте передать нам и обычные, ежедневные, будничные подвиги солнца <…> Истинные художники знают меру с изумительным тактом, чувствуют её чрезвычайно правильно» [1; Т. XIX. С. 162]. Допуская изображения «чудес», «эффектов», Ф. М. Достоевский призывает к отражению в художественном произведении и другой стороны жизни – «будничной», повседневной. Речь идет об узнаваемой жизни, которая окружает художника и требует своего выражения в искусстве «меры» и «такта», естественности красок. В соотношении этих двух сторон действительности – обыденной и чудесной – и представляется писателю основа художественности.

Тенденцию освобождения от довлеющего влияния академизма Ф. М. Достоевский замечает в пейзажной и жанровой живописи. Писателю близка сосредоточенность М. П. Клодта на раскрытии «чувства природы» [1; Т. XIX. С. 165]. Задолго до расцвета русской пейзажной живописи Ф.М. Достоевский предвосхищает художественную ценность пейзажа-настроения.

«Истинным талантом» назовёт Ф. М. Достоевский В. Г. Перова, отметив «очаровательную простоту» его «Проповеди на селе». «Тут почти всё правда, – замечает Ф. М. Достоевский, – та художественная правда, которая даётся только истинному таланту …» [1; Т. XIX. С. 167], которая достигается не формальным подходом к изображаемым явлениям, типам и характерам, но умением глубокого вдумчивого постижения действительности.

Прозвучавшая в обзоре Ф. М. Достоевского критика в адрес Академии художеств отвечала настроениям прогрессивной художественной критики, выступавшей против оторванности академического искусства от социального и духовного содержания эпохи. «Только там и есть настоящее искусство, – писал В.В. Стасов в 1863 году, – где народ чувствует себя дома и действующим лицом; то только и есть искусство, которое отвечает на действительные чувства и мысли, а не служит сладким десертом, без которого можно и обойтись» [2; С.120].

Пропаганда идеи создания национальной русской школы живописи, в которой выразились бы национальное самосознание, взгляд на историческое прошлое страны, общественная и духовная содержательность её настоящей жизни, была созвучна почвенническим идеалам писателя. В 1861 году на страницах журнала «Время» в «Ряде статей о русской литературе» национальная идея выступает как твёрдо формулируемая писателем программа исторического пути развития России. Оперируя понятиями «дух», «почва», «народный характер», «русский идеал», «национальные особенности», Ф. М. Достоевский определял коренное отличие русского «типа культуры» от западного и провозглашал на этом основании «залог … всеобщего мира, спокойствия, братской любви и процветания» [1; Т. XVIII. С. 57].

В качестве определяющей мысли статьи 1873 года «По поводу выставки» выступает сформулированное писателем в самом начале убеждение: «всё характерное, всё наше национальное по преимуществу (а стало быть, всё истинно художественное), по моему мнению, для Европы неузнаваемо» [1; Т. XXI. С. 69]. Вопрос об «истинности» и «художественной» ценности произведения искусства ставится Ф. М. Достоевским как вопрос о его соответствии особенностям русской жизни, её культурным и духовным потребностям, в понимании которых писатель изначально отказывает европейцам. Подтверждение этому писатель находит в пейзажной и жанровой живописи – как жанрах наиболее сконцентрировавших в себе черты и особенности русского, национального.

Так, в своём прочтении картины А. И. Куинджи «Вид на Валаам» Ф. М. Достоевский отмечает способность художника разглядеть в невыразительных природных образах северной природы и донести до зрителя их скрытое поэтическое начало, понятное национальному мировосприятию с его идеалами прекрасного: «на первом плане болото и болотная поросль, на заднем лес; оттуда – туча не туча, но мгла, сырость; сыростью вас как будто проницает всего, вы почти её чувствуете, и на середине, между лесом и вами, две белые берёзки, яркие, твёрдые, – самая сильная точка в картине. Ну что тут особенного? Что тут характерного, а между тем как это хорошо!…» [1; Т. XXI. С. 70]. Изображение «скудной природы» [1; Т. XXI. С. 70] проникновенно трогательной простотой образов, сочетанием холодных тонов пробуждало генетическую память зрителя: «“Эта скудная природа”, вся характерность которой состоит, так сказать, в её бесхарактерности, нам мила, однако, и дорога» [1; Т. XXI. С. 70], – констатирует Ф.М. Достоевский.

Наибольшую критику писателя получает исторический жанр русской живописи. Он не согласен с художниками, которые понимают смысл исторической живописи как этнографическую достоверность, когда задача художественного изображения истории сводится к умению как можно более узнаваемо воспроизвести приметы прошлого, воскресить когда-то живые, но теперь мёртвые лица, события и предметы. При таком подходе мысль художника о прошлом устраняется из изображения, а живописное полотно предстает для зрителя экзотикой – необыкновенным, невиданным, «идеальничье» художника приводит «ко лжи» [1; Т. XXI. С. 76].

Взгляд Ф. М. Достоевского окажется близким В.И. Сурикову – художнику, творчество которого связывают с расцветом русской исторической живописи. Изучавший историю не только по книгам и архивным материалам В. И. Суриков главную роль в формировании своих «идеалов исторических типов» отводил родной Сибири, а подлинным содержанием поднятых им исторических тем было то, «что видел, пережил, чем был поражен когда-то ум, сердце, глаз внутренний и внешний» [4; С. 132.]. Произведения писателя и художника рождала современная им действительность и в то же время – общие истоки национального мировосприятия.

Предпринятый анализ обзоров художественных выставок, созданных Ф. М. Достоевским, позволил напрямую – через общие размышления писателя – и опосредованно – через созданные им словесные описания картин – приблизиться к пониманию его взглядов на историю, культуру, задачи творчества, вопросы теории и практики художественного произведения, соотнести их с общекультурными тенденциями эпохи.

Литература:

1. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. – Л. : Наука, 1972–1991.

2. Стасов, В. В. Академическая выставка 1863 года / В. В. Стасов // Стасов, В. В. Избр. соч. : в 3 т. – М.: Искусство, 1952. – Т. 1. – С. 113–122.

3. Стасов, В. В. Двадцать пять лет русского искусства / В. В. Стасов // Стасов, В. В. Избр. соч. : в 3 т. – М.: Искусство, 1952. – Т. 2. – С. 391–569.

4. Суриков В. И. Письма. Воспоминания о художнике / В. И. Суриков. – Л.: Искусство, 1977.