К.филол.н., доцент Грахова С.И.,
Базуева И.А.
Елабуга, Россия
Родная природа в творчестве Д.И. Стахеева и
И.И. Шишкина
На протяжении столетий
тема природы оставалась одной из центральных тем искусства и литературы. Среди
основ бытия, среди несомненных ценностей, на которые опирается человеческое
существование, природе принадлежит одно из первых мест. С древнейших времен до
наших дней социальные, нравственные, духовные устремления человека были связаны
с природой. Стихии, земля, воздух, огонь, вода занимают видное место в
художественном познании человеком самого себя.
Д.И. Стахеев и
И.И. Шишкин родились и выросли в Елабуге [1 – 2] в окружении
величаво-спокойной русской природы: среди говорливых рек, кристальных озер,
бескрайних лугов и полей, среди вековых сосновых боров. Кто знает, может именно
«языческие» места лесов, сказочное журчание ручьев, трепет листвы позволили двум
землякам развить талант истинных художников.
Уже во второй половине XIX века в русском искусстве и литературе представлена
нетронутая человеком природа – как великая ценность человеческого мира. Д.И.
Стахеев (в литературе), И.И. Шишкин (в живописи) не тяготели к высокопарной
напыщенности пейзажа в духе романтизма. Они выдвигают принципы реалистического
изображения природы. Она для них не фон, ее роль – значительнее. Возможна ли
вообще жизнь человека без природы?
М.Е. Салтыков-Щедрин в
статье о Кольцове видит достоинства поэта в том, что он «никогда не
привязывается к природе для природы, а везде видит человека, над нею парящего».
Далее автор статьи определяет свою позицию в вопросе взаимоотношения природы и
человека и на проблему изображения природы в литературе: «Неосмысленная
присутствием и трудом человека природа является чем-то недоконченным,
недоговоренным. Это хаос, коли хотите, полный жизни, но все-таки не более хаос
... как бы ни была хороша природа, она все-таки второстепенный член в искусстве
... прямым предметом искусства должен быть человек». В среде художников тоже
витало разное отношение к пейзажу, некоторые позволяли себе высказываться очень
резко. Так, один из критиков заявил: «По моему убеждению, пейзаж должен рано
или поздно воротиться к первоначальной истинной роли своей – являться только
сценой человеческой жизни ...» [3, с. 30 - 31].
В творчестве Д.И.
Стахеева прослеживается некое расхождение с позицией М.И. Салтыкова-Щедрина.
Это проявляется в том плане, что человек, почувствовав свое превосходство над
природой, «воспарив» над ней, стал нерационально пользоваться ею, превратив в
свою рабыню. Получается, что природа, «неосмысленная присутствием и трудом
человека», является «хаосом», а человек, вторгнувшийся в царство ее, творит
хаос.
Вот как видит писатель
человека, над природой «парящего»: «Едем мы дальше и снова видим работу царя
природы: рубит он все, что попадет ему под руку: молодая ли сосна, только что
поднявшаяся на сажень от земли, столетнее ли дерево, оберегающее от бури
молодые кусты, все равно! Все рубит с плеча. Нужно ли этому царю природы
надрать лыка, он обдерет липу снизу доверху и оставит ее обнаженной, а на дрова
срубит другую, с корой ...» [4, с. 357]. И как итог в описании печальной
картины слышатся горькие слова писателя: «Велико богатство нашего царства, и
никто не дивится, глядя на это зверское истребление лесов» [4, с.358]. В
изображении трагического вмешательства человека в судьбу «русского леса»
Стахеев следует за Некрасовым («Саша»), прокладывая дорогу Л.Леонову. В рассказе
«Лесопромышленники» можно уверенно выделить «сосновые темные боры» в качестве
трагического персонажа. Он обратился к ситуации разлада и противостояния
человека и природы, которая развилась еще со времен романтизма. Основным
мотивом становится горестное, болезненное, трагическое отъединение человека от
природы.
Д.И. Стахеев скорбит,
глядя на то, как «сосновые темные боры» редеют «год от году»: «Слышим мы, что в
этих темных борах каждую зиму стучат сотни топоров, валятся с треском и шумом
тысячи деревьев...» [4, с. 356]. Царь природы рубит все, что попадает под
руку, ему «плевать на всякие теории ... Там о лесоводстве хоть тысячу лекций
читай, а я все-таки буду делать по-своему, потому что в эти лекции не верю да и
не понимаю их ...» [4, с. 357]. Такой подход человека-хозяина к лесу
сопровождается печальными пейзажными зарисовками, которые с большой остротой
подчеркивают бесхозяйственность, бескультурье, варварство по отношению к
богатству со стороны лесопромышленников. «И вот кончается зима, «лиловые узоры
скованных рек» превращаются в мутные грязные воды, ручьи и ключи шумят и
пенятся, полные тающих снегов, несущих с гор и долин. Мелкие речки превращаются
в большие реки, и два весенних месяца сплавляются вниз по течению их сплавы с
лесными материалами ... Длинным, бесконечно длинным караваном тянутся они один
за одним к берегам пустынной Камы ...» [4, с. 357]. Лесопромышленники без
счета валят лес, не успевают сплавлять, материал гниет. Портится и поваленный в
бурю лес: «вот тут-то кругом рубят и сплавляют, а этот все лежит да гниет,
потому, видно, не приказано трогать его, чтобы сохранно» [4, с. 357]. Этим
лесом не могут воспользоваться крестьяне – «это казенный!».
Автор, беседуя с купцом
Кусковым, дивится зверскому истреблению лесов: на плотах, сплавляемых по рекам,
«нагружены громадные бурты лубьев, - это кора, содранная с липы, это – жизнь,
отнятая от дерева, и сколько мы видим таких лубьев, столько осталось в лесу
деревьев, обреченных на гибель...» [4, с. 358]. А за этими караванами
тянутся новые с рогожами, кулями, мочалом. Все это содрано с липы. И ради
конечной выгоды «сохнет липа, гниет без всякой пользы для человека»
[4, с. 358].
Кусков же считает, что
подходит он к делу с «толком» и с «молитвой». На замечание автора, что в других
странах мешки делают холщовые, купец парирует: «Рогоженый-то куль стоит всего
семь али восемь копеек, а за холщовый-то, пожалуй, придется истратить копеек
тридцать, а то все сорок ...» [4, с. 359]. Ум купца Кускова целиком занят
мыслью: сколько дохода может принести лес, как бы повыгоднее сбыть его и
продать. Больше ничего не вызывает в его душе величественная картина соснового
бора.
В рассказе
«Лесопромышленники» затрагивается еще один мотив, почему нужно разумно
подходить к лесохозяйству: «...не для одной рубки лес Бог дал: где лес, там и
реки не мелеют, где лес, там влажность почвы поддерживается, вблизи лесов
воздух лучше, леса удобрение земле дают...» [4, с. 358
- 359]. Где лес – там Родина, процветание. Образ Родины, ее будущее – сквозная
тема всей русской литературы XIX века, по
наследству переданная писателям века XX.
В XX веке у Леонида Леонова в “Русском лесе” основной
“нотой” станет родничок – символический образ русского леса. Через эти два
заветных образа читатель проникает в экологию, находит в лесе зеленого друга,
но, самое главное, леоновский родничок и лес вселяют мысль о чувстве Родины как
чувстве вечной заботы, ответственности. Через все это раскрываются проблемы
экологии духа, нравственного здоровья, развития исторической памяти.
Нарушение «власти земли»
больно переживали не только писатели XIX века, но и художники.
Композиция одной из
ранних картин Шишкина – “Рубка леса” (1867 г.) – напоминает рассказ Стахеева.
Первый план – поваленные сосны, ели, пни, небрежно отброшенный ствол срубленной
березы – несет не только драматизм форм, но и драматизм содержания. Деревья,
расположенные на втором плане, уводят взгляд внутрь чащи. Мы видим лес,
застывший в ожидании исполнения приговора, вынесенного ему «царем земли», что
вносит в пейзаж жанровый оттенок, придает достоверность (которую, кстати
сказать, многие критики расценивали как натурализм).
Шишкин не обнажает
злодеяния людей по отношению к природе, да это не входило в планы его
творчества. Наоборот, он стремится воплотить в своих работах наиболее общие,
характерные, близкие народному сознанию представления о русской природе. Так, в
картине «Рожь» природа не является отвлеченным пейзажным мотивом. Она
демонстрирует постоянную, преобразующую, творческую деятельность человека.
Пейзаж проникнут духом народного восприятия природы, одухотворенной
присутствием человека, его трудом.
Начиная с середины XIX века, новое содержание входит в пейзажную живопись.
Пейзаж становится реалистичным, подчеркнуто национальным. Задачей художников
стало изображение природы своей родины, близкой простому человеку, его
представлениям.
Тонкой поэзией проникнут
пейзаж в картинах Шишкина. Фольклорность образа широко развивается в его
полотнах. Так, тема «Лесной глуши» –
сказочность, воспоминание о слышанных еще в детстве лесных легендах; в
своей работе художник стремится к воплощению народных представлений о лесе, о
природе, изображает глушь, чащобу, полную тайн, загадок, мистики.
В другой картине «Среди
долины ровныя...», созданной в 1883 году, песенный мотив становится мотивом живописного
произведения. Название полотна воспроизводит первую строку старинного романса,
близкого фольклору и по существу ставшего народной песней.
Мотив картины
соответствует словам названия. Величавая, бескрайняя долина, предстающая перед
нами, являет символ широты, простора, необозримости русского пейзажа. В
бесконечной дали теряется проселочная дорога, поблескивает лента реки, в
туманной синеве тонут очертания еле заметной церковки и освещенных солнцем или
погруженных в тень холмов. Этот привычный, знакомый и любимый вид пробуждает в
человеке чуть печальное, спокойное и просветленное настроение. Так создается
обобщенный образ родной земли. Песенный мотив картины, эпичность,
монументальность, элегичность, даже задумчивое настроение романса удалось передать
художнику.
Смысловым центром
картины становится одиноко стоящий дуб, возвышающийся как гордый богатырь над
бескрайней долиной. Его образ ассоциируется с образами старинных русских
сказаний былинного эпоса.
Великий художник глубоко
чувствовал правду земли, стремился раскрыть, познать ее тайны. Она открылась
ему, откликнулась, ничто не скрывалось от пытливого глаза художника. Все
дышало, светилось гаммой богатейших оттенков и переживаний на созданных полотнах.
Кажется, ему удалось запечатлеть даже звуки: шум леса, шорох ветра, звон ручья,
щебет птиц. И как призывали суровые критики, что «пейзаж должен перестать быть
отдельной, самостоятельной картиной», И.И. Шишкину удалось-таки доказать мощь
такого предмета живописного искусства.
Фольклорные мотивы
глубоко вошли и в творчество Д.И. Стахеева. Тихая, глубоко провинциальная
Елабуга, жизнь которой исстари текла спокойно и размеренно, смогла стать той
животворной средой, которая питала будущего бытописателя и будущего живописца,
формировала их восприятие реальности, чувство родины, миросозерцание и
мироощущение. Юные мастера с детства приобщились к поэзии окружающих лесов,
полей, рек, слушали легенды и сказания края, отражающие народное сознание. Все
это не могло не наложить определенную печать на их талантливые произведения.
Литература:
1.
Грахова С.И.
Интерпретация жизни провинциального купечества в ранней прозе
Д.И. Стахеева (1860 – 1870-е годы) // Вестник Чувашского университета:
Гуманитарные науки. – 2009. – № 3. – С. 282 – 290.
2.
Грахова С.И. Елабужские
реалии в очерках Д.И. Стахеева («Уездный город», «На базаре») // Вестник Чувашского университета:
Гуманитарные науки. – 2010. – № 2. – С. 245 – 249.
3.
Салтыков-Щедрин М.Е.
Полное собрание сочинений: В 20 т. – Л.: Гослитиздат, 1934. – Т.3. –
490 с.
4.
Стахеев Д.И. Духа не
угашайте: Избр. произв. – Казань: Таткнигоиздат, 1992. – 417 с.