Философия/ 2. Социальная философия

Д. с. н. Подольская Е.А.

Народная украинская академия, Украина

Демографическая ситуация как фактор формирования и реализации образовательных стратегий молодежи

Во все времена демографическая ситуация выступает определяющим условием трудоустройства и выбора профессии, влияет на шансы получения разными группами молодежи того или иного уровня образования, на обретение определенных видов статуса. Уникальной она оказалась для 1960-е годов, поскольку в самом начале 60-х достигали семнадцатилетнего возраста люди, рожденные во время войны. В стране с преимущественно экстенсивным развитием экономики, притом в годы, когда резко уменьшился приток рабочей силы из села, юношам и девушкам действительно, в соответствии с партийными декларациями, были открыты все дороги. Объективные факторы и мирового масштаба, и специфически советского характера способствовали тому, что образование в тот период выступало важнейшим фактором социальной мобильности, а престиж многих профессий специалистов был очень высок.

В последующие десятилетия соотношение между количеством выпускников средних школ и числом вакансий, на которые они претендовали, быстро менялось. Здесь сказалась и массовизация школы, развернутая в 60–70-е годы прошлого века под лозунгом всеобщего среднего образования. Если в начале 1960-х годов выпускниками дневной средней школы ежегодно становилось в среднем менее 30% тех, кто ранее оканчивал дневную неполную среднюю школу, то двадцать лет спустя – практически в два раза больше. В середине 70-х годов выпуск средних школ достиг максимума. Состав выпускников средних школ стал отражать социальную структуру населения, а также иную систему ценностей: в большей мере, чем прежде, оказались представлены ориентации более низких слоев и относительно меньшей – высших. На ценностных ориентациях молодежи сказались и подвижки в общественной психологии: распространялось мнение, что значимее иметь не статус интеллигента (пусть и формальный), а материальный достаток [2, с. 45–49].

В быстро индустриализировавшейся советской стране не хватало высококвалифицированных кадров, поэтому вузы резко увеличивали нормы приема учащихся. В 1940-60-е гг. на одного студента приходилось 2-3 кв. метра учебно-производственных площадей при средней норме 10 кв. м. [1, с. 129]. Отсутствие надлежащих условий для достойной жизни студентов, низкий уровень их материальной обеспеченности стали одной из причин отторжения вузовского образования со стороны рабочей молодежи. При имеющейся в 1940–70-х гг. «жажде знаний», все же нередко образованность не осознавалась как личная необходимость. Были случаи, когда предприятия направляли рабочих в институты вопреки их желанию, и те, не имея материальной поддержки со стороны родителей, просили поставить им на экзамене неудовлетворительную оценку и отчислить [1, с. 130].

Несмотря на провозглашаемое в советский период продвижение к социальной однородности, стирание различий между отдельными категориями населения в доступе к высшему образованию и т. д., в 70–80-е годы ХХ века нарастали процессы социальной дифференциации в сфере высшего образования. Влияние демографического фактора в эти десятилетия не было таким агрессивным, как прежде. С середины 1980-х годов шел спад численности семнадцатилетних, вступающих в самостоятельную жизнь. Но уже в начале десятилетия 90-х в трудоспособный возраст вступало относительно больше молодежи. Конкурсная ситуация ужесточалась в среднем на 2,5% в год [2, с. 50].

Присущая советскому обществу практика «волюнтаристского» планирования имела свои результатом, с одной стороны, перепроизводство специалистов по ряду профессий, а с другой – нехватку специалистов по иным профессиям. Молодежь, приступавшая к трудовой деятельности, деквалифицировалась: многие работали не по специальности. Среди окончивших в 1985–87 годах вузы таких было 41%, средние специальные заведения – 59, 8% [2, с. 58–59].

Анализируя прошлое высшего образования в Украине во времена Советского Союза, нужно отметить, что национальная специфика год за годом последовательно сводилась к нулю. В то же время следует признать, что в силу исторических условий Украина имела наибольшую численность высших учебных заведений – четверть всех высших учебных заведений СССР, наиболее высококвалифицированный контингент профессорско-преподавательских кадров, которые сформировались под воздействием традиций мощных научных школ, наиболее высоким был и престиж украинских вузов. Все эти преимущества в определенной степени сдерживали рост кризисных явлений, однако предотвратить их в полной мере не смогли. К середине 1980-х годов высшая школа, вобравшая в себя суть административно-командной системы, ее тоталитарные черты, оказалась в состоянии жесткого кризиса, выход из которого затянулся на многие годы в связи с отсутствием концепции обновления системы образования, необходимость которого диктуется зарождением новой мировой цивилизации, новым состоянием человека в современном обществе.

Структурные несоответствия тоталитарного характера повлекли несоответствия в удовлетворении рынка труда. Позже, в период становления и развития независимого государства, эти диспропорции переросли в проблему несоответствия требований общества и уровня подготовки специалистов высшей квалификации. Если в предыдущие десятилетия некоторые латентные функции образования не совпадали с открыто провозглашаемыми целями и задачами, но выступали фрагментарно, то в 90-е годы заложенные ранее тенденции стали все в большей мере отличаться от декларируемых намерений, они как бы «вышли из тени». Доминировать стала социально-дифференцирующая, социально-селективная тенденция.

К концу ХХ века стала распространенной установка на успешную карьеру, на престижный статус и соответствующий уровень достатка. Выпускники стали предпочитать «новые» профессии, характерные для модифицирующегося рынка труда, и категорически отвергали рабочие. Наиболее предпочитаемыми видами деятельности стали юриспруденция, экономика, финансы, применение иностранного языка, внешняя торговля, информатика. Идеологические стандарты советского времени, предлагавшие престиж символических статусов, лишенных наполнения возможностями самореализации или материального вознаграждения, ушли в прошлое. Возобладал жесткий критерий для оценки притягательности того или иного варианта жизненного пути: конкретные будущие возможности, которые он может предоставить. Достижение успеха стало мыслиться, в основном, через получение высокой квалификации, преимущественно – высшего образования [2, с. 141–145].

В начале ХХІ века усилилось социальное неравенство в студенческой среде, что часто было обусловлено социально-территориальными причинами. Сократился приток в вузы выпускников общеобразовательных школ и возрос – выпускников специализированных классов, гимназий. Сократилась доля студентов-жителей села. Их шансы поступить в институт были значительно ниже, поскольку сказывался реальный разрыв в качестве довузовской подготовки и формирующийся на этой основе своеобразный «комплекс провинциальности».

Все новые черты проявлялись в последнее десятилетие прошлого века в образе жизни студентов, системе ценностей, социальном происхождении студенчества. Менялись взаимоотношения студентов с государством (невостребованность многих специальностей, отсутствие обязательного распределения и «отработок» после окончания вуза и т. д.), с преподавателями, с родителями. Возросла обеспокоенность студентов будущей безработицей (по крайней мере, по осваиваемой профессии). Сказался кризис традиционной системы распределения выпускников, которая выполняла важные социально-защитные функции.

В установках респондентов все более серьезная роль стала отводиться образованию, которое оценивалось как фундамент для будущей успешной жизни. Четче проявились ориентации на достижение личного успеха. Если в 1970-е годы они были характерны для 10–15% студентов, то в 1990-е – для 60–70%. Истоки этого изменения – в нарастании индивидуалистических настроений и в экстремальности жизненной ситуации в условиях системных социальных трансформаций.

К концу ХХ века отношение к знаниям, умениям и навыкам приобрело несколько иную ценностную окраску: они теперь рассматриваются не как цели образования, а как необходимые средства. Если прежде для большинства из студентов в начале 1990-х годов речь шла о выживании, то с конца 90-х они уже стали задумываться об использовании возможностей для карьерного продвижения на современном рынке труда. В целом, студенчество с конца 90-х можно характеризовать как воспроизводственную базу для «восходящих слоев». Оно пополняется из слоев, сумевших более-менее адаптироваться к условиям трансформации. Это слои, которые все-таки сохраняют оптимизм и уверенность в завтрашнем дне.

Литература:

1. Галлямова А. Г. Из истории студенчества в период «оттепели» / А. Г. Галлямова // Высшее образование в России. – 2009. – № 4. – С. 126-131.

2. Константиновский Д. Л. Неравенство и образование. Опыт социологических исследований жизненного старта российской молодежи (1960-е годы – начало 2000-х) / Д. Л. Константиновский. – М.: ЦСП, 2008. – 552 с.