История/Отечественная история

 

к. пед. н. Хорошенкова А. В.

Волгоградский государственный социально-педагогический университет, Россия

 

 

Развитие исторической науки и образования в Нижнем Поволжье в 20-е г.г. XX века.

Развитие советского высшего образования в 20-е годы прошлого столетия было связано с двумя обстоятельствами: 1) большой теоретический пиетет перед наукой и образованием, их огромным значением для развития общества и экономки; 2) стремление обеспечить политическую лояльность студенческого и преподавательского состава. Оба эти фактора приходили в противоречие и на разных этапах в зависимости от степени прочности советской власти преобладал один из них.

В годы гражданской войны к этим двум факторам добавилась экономическая бедность государства и наличие приоритетных потребностей, от которых зависело выживание государства и власти здесь и сейчас. Долгое время поэтому нужды высшего образования находились в числе приоритетов на одном из последних мест. К тому же, по государственной неопытности первоначально существовали идеи о необходимости коренной перестройки всей системы высшего образования, унаследованной от царской России.

Переход к нэпу предотвратил гибель российского высшего образования, который казался неизбежным к концу 1920 г. После самых трудных в финансовом отношении 1921-1922 гг. быстро стали расти ассигнования на высшее образование, а вслед за этим - реальная оплата вузовских преподавателей; возобновилась закупка научного оборудования, отечественной и иностранной научной литературы, заграничные научные командировки. Конечно, уровень оплаты профессоров и других преподавателей далеко отставал от дореволюционного уровня, не говоря уже о жилищных условиях, но все же был значительно выше средней оплаты рабочих и служащих и их жилищных условий. Ухудшился и качественны состав преподавателей в связи со смертью многих из них и эмиграцией других. Больше всего пострадали гуманитарные науки, особенно в результате высылке многих выдающихся их представителей осенью 1922 г. "философским пароходом". Частично вместо выбывших пришли их талантливые ученики, частично более лояльные и менее способные "выдвиженцы". Намного хуже оставался качественный состав студентов из-за социальных ограничений при наборе и привилегий детям рабочих и крестьян. Особенно сильно ухудшился качественный состав факультетов общественных наук. Намного ухудшилась по сравнению с дореволюционным уровнем состояние внутренней жизни вузов. Об университетской автономии не было уже и речи. Появилась рознь между старыми профессорами и коммунистическими выдвиженцами1. 

В первой половине 20-х годов процесс освоения ленинской концепции всемирной и русской истории, разработка некоторых методологических и конкретно-исторических вопросов, критика буржуазной историографии еще не увенчались созданием обоб­щающих трудов, основанных на марксистско-ленинской концеп­ции исторического процесса.

Во второй половине 20 — начале 30-х годов вырабатываются новые формы и методы преподавания истории в средней и выс­шей школе. В 1927 г. на заседании методической секции Общест­ва историков-марксистов М. Н. Покровский подчеркнул, что если в школах II ступени история в том виде, как ее изучали до революции, была «совершенно изгнана и заменена обществове­дением», то теперь, возвращая ее обратно, надо пересмотреть «это существо в старом костюме». Он указал, что преподавая историю, следовало добиваться, чтобы учащиеся получали «ис­торическую перспективу», запас исторических собственных имен и чтобы они понимали, что «история творится при помощи клас­совой борьбы, что классовая борьба есть стержень, на который нанизывается исторический процесс»2.

Отличительной чертой развития исторической мысли и исто­рического образования в указанные годы были поиски (методо­логического и методического характера) путей создания учебных пособий по истории. Учебники и учебные пособия несли на себе отпечаток ошибок и неразработанности проблем, но на каждом этапе отражали поступательное движение исторической науки.      

До конца 20-х годов историческая наука в Советском Союзе была представлена  непрерывно  развивающимся,  марксистским направлением (к которому примыкали ученые старшего поколе­ния— деятели революции, коммунисты и растущая молодежь) и немарксистским (из числа дореволюционной профессуры). Между этими направлениями шла острая идейная борьба. В то же время лучшая часть ученых, прошедших буржуазную школу, на опыте революции и социалистического строительства убедив­шись в правильности марксистско-ленинской теории, переходила на позиции марксизма. Делясь своим богатым опытом, профес­сиональными навыками и знаниями с представителями нового поколения историков-марксистов, эта группа содействовала раз­витию советской исторической науки и консолидации ее кадров.

Названные проблемы, несомненно, отразились и на развитии исторической науки и образования в Нижнем Поволжье. Начало преподавания и научного изучения исторических дисци­плин в Саратовском университете (десятом по времени основа­ния в Российской империи, который открыл свои двери в 1909 г., имея в своем составе лишь один - медицинский – факультет3) было связано с драматическими событиями лета - осени 1917 г., когда по решению Временного правительства 1 июля универси­тет   пополнился   тремя   новыми   факультетами   -   историко-филологическим, физико-математическим (с математическим и естественно-историческим отделениями) и юридическим4.

Принятие вердикта по вопросу о  создание в Саратовском университете новых факультетов было доверено Комис­сии по реформе высшего образования при Временном правитель­стве во главе с известным общественным деятелем профессором М. М. Новиковым. Разработанный ею и 30 мая 1917 г. представ­ленный в правительство проект предполагал открытие историко-филологического, физико-математического и юридического фа­культетов в составе Саратовского университета уже в 1917/18 учебном году. Для этого имелась вся необходимая материальная база. К тому же первоначальное их устройство не требовало спе­циальных построек, достаточно было нескольких аудиторий и комнат для семинарских занятий. Отличным подспорьем в учеб­ном процессе, по мнению членов Комиссии, могла стать и уни­верситетская библиотека, к тому времени уже имевшая в своих хранилищах немало печатных и рукописных раритетов.

С открытием новых факультетов профессорско-преподава­тельский коллектив Саратовского университета пополнился мно­гими видными деятелями отечественной науки и высшего обра­зования.

Заметную роль в начавшемся процессе играл историко-фило­логический факультет, который,  по мнению М. Е. Сергеенко, «был в первые годы своего существования превосходным»5. Ра­ботать на нем изъявили желание ученые из Петрограда, Москвы, Томска и других крупных научных центров, в основном талант­ливая молодежь, но также «и люди постарше, уже не новички в науке, уже богатые своим опытом и в исследовательской, и в преподавательской работе»6. Разные по возрасту, характеру, ми­ровоззрению, все они с завидным энтузиазмом и рвением приня­лись за строительство основ саратовской гуманитарной науки, мечтая сделать факультет настоящим «научным центром края, придать его научному облику свое особое  выражение».

Первым деканом историко-филологического факультета Саратовского университета был назначен тогдашний приват-доценту Петроградского универси­тета, а впоследствии - один из ярчайших корифеев русской философии XX в. Семен Людвигович Франк. Вместе с С. Л. Франком в 1917 г. в Саратов прибыли В. А. Бутенко, возглавивший кафедру всеобщей истории, В. М. Жирмунский, ставший профессором по кафедре всеобщей литературы Н. К. Пиксанов, создавший кафедру русского языка и литературы, С. В. Меликова - специалист по классической филологии М. Р. Фасмер - профессор лингвистики. Кроме них профессором кафедры истории России стал воспитанник Московского универ­ситета В. И. Веретенников, читавший помимо общего курса ис­тории России архивоведение и ведший семинарий по истории крестьян в России XVIII в.

В последующие два года в Саратовский университет приехали работать еще ряд петроградских ученых, в том числе профессор Второго Петроградского университета А. А. Крогиус, сменивший С. Л. Франка на посту руководителя кафедры философии и пси­хологии, приват-доцент того же университета В. Я. Каплинский, первоначально преподававший латинский язык. В октябре 1917г. к чтению лекций по русской истории был допущен выпускник Петербургского университета, уроженец Саратова С. Н. Чернов. В сентябре 1918 г. по всеобщей истории стал читать лекции Е. Н. Петров.

Почти одновременно с петербуржцами штат факультета по­полнили питомцы и преподаватели Московского университета: Ф. В. Баллод (история искусства), Н. Н. Дурново (русский язык) и Н. С. Арсеньевым (романская филология и история религии). Из Воронежского университета прибыли профессора Г. А. Ильин­ский (славяноведение) и П. А. Яковенко (история Византии).

Обстоятельства рождения во многом предопределили не очень счастливую судьбу историко-филологического факультета: после Октябрьской революции 1917 г. он оказался в исключительно сложном положении даже в сравнении со своими собратьями в других университетских центрах России, переживавших в ту пору более чем тяжелые времена. Факультет нужно было создавать заново, что требовало огромной организационной работы и значительных материальных затрат. В сложившихся же тогда условиях решение этих задач было крайне затруднено. Помимо трудностей объективного характера (отсутствие учебных помещений, библиотечного фонда, а - самое главное - преподавателей соответствующей квалификации) отношения этого детища Временного правительства и Советского государства долгое время сохра­няли весьма неопределенный характер, что не могло не оказывать своего негативного влияния на процесс становления нового фа­культета.

В 1920 г. преподавание истории средних веков в Саратовском уни­верситете стал осуществлять приехавший из Петрограда уроже­нец Саратова Георгий Петрович Федотов (1886-1951) - выдаю­щийся представитель русской религиозно-философской мысли XX в., творческий путь которого открывали исследования по ис­тории духовной культуры западноевропейского средневековья7. Воспитанник знаменитой петербургской школы русских медие­вистов, созданной И. М. Гревсом, Г. П. Федотов с осени 1914 г. являлся приват-доцентом Петербургского университета по кафедре истории средних веков, а с 1917 г. - одновременно сотруд­ником отдела искусств Публичной библиотеки. В начале 1920 г. Г. П. Федотов заболел сыпным тифом и летом отправился для поправки здоровья из вымиравшего от голода Петербурга в ка­завшийся относительно благополучным родной Саратов, где по­лучил приглашение преподавать в университете. Работа Г. П. Федотова в Саратове оставила интересный след - перепи­санный от руки (на латинском языке) и размноженный затем на гектографе текст одного из агиографических памятников эпохи раннего средневековья. Это своеобразное учебное издание сви­детельствует о стремлении Г. П. Федотова поставить преподава­ние истории средневекового Запада на соответствующий самым высоким требованиям уровень: по-видимому, оно служило в ка­честве пособия для семинария - проверенной временем и миро­вым опытом формы освоения начинающими исследователями искусства перевода памятников латинского средневековья и их источниковедческого анализа.

Однако работа Г. П. Федотова в Саратовском университете оказалась непродолжительной: в начале 1923 г. он навсегда по­кинул родной город, вернулся в Петроград, а в 1925 г. выехал из Советской России и уже в эмиграции создал свои основные рели­гиозно-философские и культурно-исторические труды, которые принесли ему признание современников и благодарную память потомков.

К концу 1920-х гг. из Саратовского университета были вытес­нены все представители первой волны ученых-гуманитариев, с деятельностью которых были связаны изначальные страницы историко-филологического образования в Саратове, включая тех из них, кто выступал активным сторонником и проводником ра­дикальных изменений в содержании учебного процесса и всей системы организации образования.

Этот «исход» был связан, с одной стороны, с начавшейся в 1921 г. реорганизацией гуманитарного образования, которая со­провождалась исключением курсов истории из программ средней и высшей школы, упразднением исторических отделений ФОНов, место которых занимали общественно-экономические отделения вновь созданных педагогических факультетов.

С другой стороны, постоянные «чистки» университетов от «чуждых элементов», проводившиеся с особым усердием на Фа­культетах общественных наук и общественно-экономических отделениях педфаков, стали исключительно действенным инст­рументом в руках хлынувшей в университеты волны проходим­цев и карьеристов, опасавшихся проиграть в честном творческом соперничестве профессорам старой школы, наиболее талантли­вые и самостоятельно мыслящие среди которых самой своей внутренней свободой и неистребимым чувством собственного достоинства не могли не доставлять обильного и благодатного материала для любителей и признанных мастеров искусства со­ставления доносов.

Специалист по истории французского просвещения и фран­цузского либерализма первой трети XIX в., с июня 1917 г. про­фессор Саратовского университета В. А. Бутенко в своей педаго­гической и научной деятельности проповедовал антидогматизм и свободу научного творчества, мыслил смело и по-своему. Его семинары по темам «Просветительская философия XVIII в.» и «Конституция Великой французской революции» были построе­ны живо и интересно, и изучались по произведениям просветите­лей и текстам Конституции. Это вызывало крайнее недовольство факультетского начальства и постоянные нападки все более на­биравших силу «правоверных» марксистов от науки, которые стремились к формированию партийных идеологов, а не ученых-историков, а потому отрицавших необходимость работы с источ­никами.

Еще более драматичной была университетская судьба специа­листа по социально-экономической истории России XVIII - пер­вой половины XIX в. П. Г. Любомирова.

С 1920 по 1931 г., будучи профессором и заведующим кафедрой русской истории Саратовского университета, П. Г. Любомиров занимался научной работой, которая концентрировалась вокруг проблем социально-экономического развития России XVIII - на­чала XIX вв. Результатом изучения аграрного строя и торгово-промышленной деятельности в Нижнем Поволжье, начатого еще в 1911 г. в студенческом Историческом кружке Петербургского университета, в конце 1920-х гг. стали монография самого Павла Григорьевича, а также ценные работы и публикации его уче­ниц - Е. Н. Кушевой, Е. П. Подъяпольской, Ю. А. Кузнецовой.

Согласно оценке А. А. Куренышева, это была «реакция на но­вые требования, предъявлявшиеся Наркомпросом». Однако на наш взгляд, нет никаких оснований полагать, что обращение П. Г. Любомирова к данной проблематике было связано с догма­тически понимаемым марксизмом и конъюнктурными соображе­ниями. Безусловно, как и большинство историков молодого по­коления «старой» дореволюционной школы, он находился под некоторым влиянием классического марксизма, но подходил к нему с точки зрения ученого-исследователя, а не «потребителя» «канонизированной» идеологии.

Собственную позицию «по вопросу о марксизме» П. Г. Любо­миров сформулировал в своем публичном выступлении во время обсуждения в 1931 г. его «социальной сущности». По мнению критиков, она выражала «чаяния и надежды кулака, непмана, эмегрировавшей буржуазии, наконец, русского помещика, меч­тающего о реставрации старого института земельной собственности в России».

В стенограмме его речи содержатся следующие формулиров­ки П. Г. Любомирова: несмотря на то, что он «с молодости при­надлежал к революционно-настроенным кругам, был и остается теперь беспартийным социалистом», «законченным, стопроцент­ным марксистом себя не считает, хотя и принимает все основные методологические установки марксизма, и старался проводить их в своем преподавании. Приближение его к марксизму шло, осо­бенно в последние годы. По его предложению уже несколько лет тому назад была принята на факультете периодизация русской истории по социально-экономическим формациям».

Его сосредоточение на вопросах социально-экономической истории было обусловлено характерным для многих историков-профессионалов конца XIX - начала XX вв. стремлением поста­вить экономический фактор в центр объяснения исторического процесса, а также историографической ситуацией и потребно­стью в новых знаниях. По мнению С. Н. Чернова, больше всех включенного в творческий мир своего друга, исследовательский интерес П. Г. Любомирова к экономической проблематике объ­яснялся тем, что в 1920-е гг. «история России в XIX веке, изложение ее экономической истории в то время - сюжет, как извест­но, очень мало изученный». Кроме этого, Сергей Николаевич считал, что П. Г. Любомиров, занимаясь экономическими про­блемами в годы хозяйственной разрухи, стремился «дать необхо­димый исторический материал политическому или хозяйствен­ному деятелю»8.

Травля, которой он подвергся в конце 1930 - начале 1931 гг. подтверждает тот факт, что П. Г. Любомиров не являлся истори­ком-марксистом и даже не был «попутчиком» марксистского на­правления в историографии.

В конце 1920-х гг. машина идейно-политического натиска на историков «старой» школы все больше набирала обороты. Политический процесс, больше известный под названием «Академическое дело», сфабрикованный по указанию Политбю­ро ЦК ВКП(б) и протекавший в течение 1929-1931 гг., стал ча­стью общего тактического плана по уничтожению дореволюци­онного ядра в Академии наук (до 1929 г. сосредоточенной в Ленинграде) и системе высших учебных заведений. Ставилась задача полного подчинения науки и высшей школы партийной идеологии тоталитарного государства под лозунгом построения нового социалистического общества.

От сотрясавшего ученый мир «Академического дела» стали от­почковываться в самостоятельные делопроизводства новые след­ственные дела. Чекисты усердно старались «разоблачить» целую сеть контрреволюционных вредительских сообществ, созданных по всей стране ленинградскими и московскими «заговорщиками». Интересовали их и историки Саратовского университета С. Н. Чернов, П. Г. Любомиров, А. А. Гераклитов, С. И. Прота­сова и другие.

Окончательный удар по историческому образованию в Саратовском университете был нанесен в 1931 г., когда педагогический факультет с входившим в него общественно-экономическим отделением был выделен в самостоятельный Педагогический институт. 

Таким образом, нить непрерывной преемственности историче­ского образования в СГУ прервалась, и влияние наследия 1920-х гг.; на дальнейшее его развития было опосредованным: благодаря формированию библиотечного фонда исторической литературы, начавшегося с открытием историко-филологического факультета, благодаря обогащению традиций культурной жизни города, через добрую память, оставшуюся в умах и сердцах питомцев университета времен гражданской войны и первого десятилетия по ее окончании.

 

Литература:

1.     Ханин Г. И. Высшее образование и российское общество // «ЭКО», №8-9 2008 г.

2.     Историк и власть: советские историки сталинской эпохи. – Саратов, «Наука», 2006. – 282 с.

3.     Аврус А. И. формирование и деятельность историко-филологического факультета Саратовского университета: 1917-1919 // Страницы российской истории. – М., 2001.

4.     Там же

5.     Там же

6.     Там же

7.     Саратовский университет: 1909-1959. – Саратов, 1959.

8.     Там же