Архитектура дисциплины

 

В XVIII веке всё большей детализации подвергаются время и пространство. В документах, издаваемых государственными органами, основной акцент делается на пошаговое описание совершаемых индивидом действий. В качестве примера можно привести военный устав. Если в XVII веке строевому шагу солдат было посвящено буквально три – четыре строки документа, то веком позже аналогичная тема занимает уже полстраницы.[1]

Помимо корреляции тела и жеста дисциплинарному управлению также подвергается и время индивида. Происходит дробление на временные промежутки различной продолжительности. Время обучения отделяется от практических занятий; школьное расписание было расписано буквально по минутам.

Однако наиболее интересным для исследования представляется дисциплинарный контроль над пространственным размещением. В конце XVIII века архитектура стала связывать себя с разрешением насущных вопросов роста населения, здравоохранения, градостроительства. Прежде искусство строить отвечало главным образом на потребности проявлять власть, божественность, силу. Главными формами здесь были дворец и церковь, к которым надо также добавить и укрепления, ибо так проявлялось могущество, так выражали суверенность, так отображали Бога. Вокруг этих требований с давних пор и развивалась архитектура. Однако в конце XVIII века у неё появляются новые задачи, ибо возникла необходимость использовать обустройство пространства в хозяйственно-политических целях.

Эта особая архитектура приобретает свой законченный вид. О том, что дом вплоть до XVIII века оставался пространством недифференцированным, много важных соображений написал Филипп Арьес. В доме есть комнаты, в них едят, спят, принимают гостей, однако где - неважно.[2] Но затем пространство постепенно обособляется и становится функциональным. Сохранились свидетельствами о строительстве рабочих посёлков в 30-70-е годы XIX века. Они предназначены для проживания семей рабочих, где им предписывался соответственный тип нравственности и предоставлено жизненное пространство с одной комнатой, которая будет служить кухней и столовой, одной комнатой для родителей, которая станет местом для продолжения рода, и одной комнатой для детей. Порой, в самых благоприятных случаях, будет отдельная комната для девочек и отдельная - для мальчиков. История различных пространств являла бы собой историю различных видов власти, начиная с больших геополитических стратегий и заканчивая мельчайшими тактиками по условиям расселения, историю архитектуры учреждений, классной комнаты или больницы, проходя через способы хозяйственно-политической дифференциации. Вопрос о пространствах насчитывает достаточную историю, представая, как задача историко-политическая. Однако пространство либо сводилось к природе: к данности, к первичным обусловленностям, к физической географии, так сказать к некоему виду доисторического слоя, либо же оно рассматривалось как место пребывания или распространения какого-либо народа, культуры, языка или государства.

Таким образом, формируется особая архитектура, направленная на создание условий для непрерывного иерархического надзора за помещенными в дисциплинарное пространство индивидами. В первую очередь это касалось обустройства заводов, тюрем и учебных заведений. В отношении школ данная концепция наиболее отчетливо демонстрируется на примере Парижской военной школы. Комнаты учеников располагались вдоль длинного коридора как кельи или камеры, перемежаясь комнатами офицеров так, чтобы у каждой дюжины учеников справа и слева было по офицеру. Учеников запирали в их помещениях на ночь. Существовал проект застеклить все перегородки, отделяющие комнаты учеников от коридора, ибо это, во-первых, приятно глазу, во-вторых, полезно с точки зрения дисциплины. Не менее строго контролировалось поведение учеников и в столовой. Для этого столы офицеров помещались на некоторых возвышениях, откуда им было удобно наблюдать за всеми.

Для тюремной архитектуры требуются новые средства наблюдения: существовавшие толстые стены позволяли изолировать, но не предоставляли возможность наблюдения. Для последнего потребовалось проектирование различных окон, глазков, коридоров и переходов. Таким образом, само здание дисциплинарного института становится инструментом надзора за поведением.

По мере роста предприятий, а также расширения и усложнения производства встаёт архитектурная и организационная проблема всеобъемлющего охвата пространства. С этой задачей успешно справляется английский юрист Иеремия Бентам, автор труда “Паноптикум”, изданного в конце XVIII века. В своей работе он меняет существовавшие представления о тюрьме, как о темнице. Вместо лишения света заключенные постоянно пребывают на просвете.

Паноптикум, по проекту Бентама, — это архитектурное сооружение, реализующее следующий принцип: в центре должна находиться башня, а по периферии — кольцеобразное здание. В башне имеются широкие окна, обращенные к периферийному строению. А это последнее разделено на камеры или комнатки, каждая из которых простирается во всю ширину здания и имеет два окна. Одно обращено наружу, и через него в камеру проникает свет, а другое — внутрь, к окнам башни. Теперь достаточно в центральную башню поместить надзирателя, а в каждую комнатку — осужденного, больного, сумасшедшего, рабочего или школьника, чтобы был обеспечен полный надзор. Надзиратель, благодаря проникающему свету, может видеть в каждой комнатке-камере силуэт находящегося там человека и следить, ведет ли он себя как положено и занимается ли предписанным делом.[3]

Основная цель паноптикума: привести заключенного в состояние сознаваемой и постоянной видимости, которая обеспечивает автоматическое функционирование власти. Устроить таким образом, чтоб надзор был постоянным в своих результатах, даже если он осуществляется с перерывами, чтобы совершенство власти делало необязательным её действительное отправление и чтобы архитектурный аппарат паноптикума был машиной, создающей и поддерживающей отношение власти независимо от человека, который её отправляет, – проще говоря, чтобы заключённые были вовлечены в ситуации власти, носителями которой они сами же являются. Нет нужды в постоянном надзоре, поскольку важно лишь то, чтобы заключённый знал, что за ним наблюдают. Бентам сформулировал принцип, согласно которому власть должна быть видимой и недоступной для проверки. Видимой: заключённый всегда должен иметь перед глазами длинную тень центральной башни, откуда за ним наблюдают. Недоступной для проверки: заключённый никогда не должен знать, наблюдают ли за ним в данный конкретной момент, но должен быть уверен, что такое наблюдение всегда возможно. Паноптикум – машина для разбиения пары "видеть – быть видимым": человек в кольцеобразном здании полностью видим, но сам никогда не видит; из центральной башни надзиратель видит всё, но сам невидим. Паноптикум действует как своего рода лаборатория власти. Благодаря обеспечиваемым им механизмам наблюдения он выигрывает в эффективности и способности воздействовать на поведение людей.

Данный проект нашел и свою практическую реализацию: в различных странах мира, таких как США, Испания, Австралия, Канада, Куба и других существуют тюрьмы, в основе конструкции которых лежит идея Бентама.  Одна из известных реализаций подобного проекта — тюрьма Пресидио Модело на кубинском острове Хувентуд, где с 1953 по 1955 год содержался Фидель Кастро.[4]

Паноптикум, по мысли Бентама, функционировал как механизм управления всеми сторонами жизни. Он считал, что столь простое архитектурное изобретение позволяет «возродить мораль, сохранить здоровье, укрепить промышленность, распространить просвещение, уменьшить налоги, упрочить экономику, развязать, а не разрубить гордиев узел законов о бедных — и все это благодаря простой архитектурной идее»[5].
          Принцип Паноптикума мог быть применен и для контроля над своими собственными механизмами. Например, старший надзиратель наблюдает за младшими надзирателями, а эти последние — за своими подопечными, будь то заключенные, школьники или больные. При этом функции надзирателя может выполнять кто угодно. Любой член общества имеет право прийти и самолично проинспектировать работу данного заведения. Благодаря этому, считал Бентам, устраняется риск того, что концентрация власти в Паноптикуме приведет к тирании. Интерпретируя идею Бентама, можно сделать вывод, что Паноптикум — это не просто инструмент, используемый вне и независимо от него сформировавшимися властными отношениями, но сам способ организации и функционирования власти.

Основной принцип дисциплинарной власти – принцип “паноптизма” или “всеподнадзорности”. Дисциплинарная власть не просто объективирует, но создает условия объективации, задает контекст дисциплинаризации, в котором становится возможной проекция внутреннего мира индивида в пространство интерсубъективного опыта. В конечном счете, индивид самообъективируется: объективация как форма власти предполагает власть индивида над самим собой (самоконтроль). В этом, несомненно, выражается конструктивно-позитивная функция дисциплинарной власти.



[1] Сокулер З.А. Концепция «дисциплинарной власти» М.Фуко//Знание и власть: наука в обществе модерна. – СПб, 2001.

[2] Арьес Ф. Ребёнок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1999.

[3] Грязин И. Н. Иеремия Бентам: (1748—1832) / Игорь Грязин. — Таллинн: Олион, 1990.

[4] http://ru.wikipedia.org/wiki/Паноптикум

[5] История политических учений. Под ред.: С. Ф. Кечекьяна и Г.И. Федькина. — М.,1955.