доцент кафедры конституционного и муниципального права Российского университета дружбы народов, кандидат юридических наук.

Идеология «судейского государства» в конституционном праве современного государства.

Эту идеологию, с учетом нашего опыта и социальной ментальности, можно рассматривать по аналогии с понятием командно-административной системы. В любом случае речь, идет о диспропорции или дисбалансе государственной власти. При командно-административной системе исполнительная власть, т.е. власть партийно-государственной бюрократии являются господствующей.

Таким образом, в контексте теории разделения властей (которая, как известно, отвергалась советской идеологией) командно-административная система во многом напоминает авторитарный режим публичной власти. При таком режиме исполнительная власть фактически переподчиняет себе власть законодательную и судебную.

Соответственно, в «судейском государстве» происходит концентрация полномочий и фактического господства судейского корпуса. Возникает, впрочем, вопрос, всегда ли такая концентрация власти судей происходит за счет законодательной и исполнительной власти? Ясно, что судейские коллегии высших или верховных судов в качестве «арбитров последней инстанции» способны наращивать дополнительные полномочия, не указанные в конституциях или иных нормативных актах. Классический пример: функция конституционного контроля Верховного Суда США, которую сами для себя учредили судьи Верховного Суда. Как видим, судейского государство не вчера появилось. США как судейское государство возникло, по меньшей мере, полтора столетия назад. Отсюда, своеобразным лозунгом «судейского государства» можно считать знаменитое изречение Судьи Хайза о том, что «конституция США – это, то, что о ней скажут судьи Верховного суда».

Аналогичной является эволюция судейского государства и в странах романо-германской правовой семьи. Прежде всего, органы конституционного контроля в этих странах часто являются «политическими судами» (в кавычках). Обычно они вынуждены вторгаться в гущу политической жизни именно в качестве последней национальной инстанции правосудия. Например, в Германии после ее объединения Федеральный конституционный суд вынес известное решение по конституционной жалобе бывшего преподавателя вуза, который в эпоху ГДР занимал должность доцента в одном из университетов. Специальная комиссия вынесла вердикт о его несоответствии как историка, а Конституционный суд фактически согласился с выводами этой комиссии. Фактически задним числом всех восточно-германских историков Конституционный суд лишил права считаться историками.

Однако у судейского государства есть, как минимум, два позитивных аспекта и, соответственно, есть сторонники. Во-первых, если допустить, что судейское сообщество имеет собственную профессиональную этику, что в принципе должно сближать юристов с медиками и педагогами, то опять-таки усиление фактической власти судейского корпуса будет одновременно означать идеологическое укрепление базовых этических стандартов судейской деятельности. Например, такого принципа, как «никому не навреди». Во всяком случае, судейская этика существует не только на бумаге. Нельзя, конечно, утверждать, что все бюрократы поголовно лишены моральных принципов. Но можно ли всерьез говорить о наличии особой «бюрократической этике»?

Во-вторых, идеология судейского государства основана на постулате, что всякая государственная власть, включая судебную, связана не только законом, но и правом. Бюрократы в системе исполнительной власти нередко исполняют лишь подзаконные акты или просто должностные инструкции. Обычно они не утруждают себя изучением законов, не говоря уже о столь абстрактной материи, как право. Судьи же, особенно, судьи высших судебных инстанций нередко бывают известными правоведами, для которых общие принципы права (правовое государство, социальное государство, равенство мужчины и женщины) не просто «сотрясание воздуха», а руководство к действию. Итак, если даже чисто интуитивно выбирать между авторитарным режимом государственной бюрократии и «авторитаризмом права», то выбор сделать нетрудно.