Филологические науки/9. Этно-, социо- и психолингвистика

Арутюнян В.Г.

Балтийский федеральный университет им. И. Канта, Россия

К проблеме структурной организации ментальной репрезентации

Полемика о структуре ментальной репрезентации, развернувшаяся в психо- и нейролингвистике, является остро дискуссионной в настоящее время. По сути, дебаты ведутся о том, как организованы единицы, составляющие ментальный лексикон [13], как хранятся в человеческом мозге многоморфемные слова – единым комплексом или частями [7; 9; 10], как обрабатываются регулярные и нерегулярные формы [8; 11; 12; 14] и проч. Иными словами, споры касаются фундаментального вопроса когнитивной науки и нейролингвистики, а именно: как в мозге организован язык. Исследования, направленные на выяснение комплекса вопросов, связанных с этим, ведутся как при помощи поведенческих экспериментов (например, priming, lexical decision task), так и объективных методов, используя новейшие технологические возможности (фМРТ, ПЭТ, МЭГ, айтрекинг).

Однако, несмотря на развитие многих базовых лингвистических концепций и значимые технологические прорывы в области изучения мозга, до сих пор нет единого мнения о характере и структуре ментальной репрезентации, то есть базового компонента ментального лексикона. Важно подчеркнуть, хоть ранее об этом неоднократно говорилось [1; 5; 6], что ментальный лексикон – это не только некий лексический реестр родного языка, хранящийся в долговременной памяти носителя, но и психическое образование, включающее грамматическую, синтаксическую, семантическую и др. информацию (в том числе неязыковую). Все эти данные хранятся вместе со словом в ментальном лексиконе [2].

В связи с этим встаёт нетривиальный вопрос, который мы бы хотели здесь обсудить: что такое слово? В своей статье А.А. Залевская справедливо отмечает, что «необходимо различать научное описание слова и реальное функционирование последнего; иначе говоря, живое слово отличается от продукта логико-рационального “засушивания” слова, тем самым лишённого “запахов”, “вкуса”, “красок” и т.д.» [3, с. 54]. Это весьма ценное замечание для определения истинной природы слова как продукта психики человека, ведь когда учёные исследуют слово, данное в словаре, по сути, они имеют дело с искусственным конструктом, вырванным из общего пространства мышления, памяти и интеллекта носителя языка. Соответственно, слово, представленное в словаре, не является действительным отражением его функционирования; такое слово, фактически, – муляж.

Исследуя слово в качестве базового компонента ментального лексикона, мы настаиваем на следующих положениях, которые на первый взгляд могут показаться абсурдными:

· В человеческом мозге, а соответственно, и в ментальном лексиконе слово – это не просто акустическая форма для концепта или произвольный комплекс фонем. Слово, которым оперирует человек в речемыслительной деятельности (настоящее слово, включённое в общее психико-когнитивное пространство носителя), всегда имеет значение, поэтому мы считаем, что градация между словом и значением не релевантна для действительного положения дел (хоть форма и значение – независимые уровне в лексиконе).

· Ментальная репрезентация слова в человеческом мозге представляет собой сложную распределённую сетевую систему, которая имеет многоярусное строение с множеством межъярусных и внутриярусных связей. Соответственно, лексический доступ (lexical access) – это не поиск слова в памяти, как традиционно считалось, а активация разных уровней и частей нейронной сети и связывание всех активированных участков в единый комплекс, являющийся словом. Иначе говоря, слово не существует в мозге / ментальном лексиконе в виде готового образования, а конструируется.

· Слово – это не только большая и многоярусная область активированной сети в ментальном лексиконе, но также психический конструкт, который всегда связан (сознательно или бессознательно для носителя) с индивидуальными аффективными состояниями человека. Следовательно, мы считаем, что в структуру слова входит также эмоционально-оценочная информация (о слове как продукте перцептивного, когнитивного и аффективного опыта много писала А.А. Залевская [4]).

· Слово – это центральный / базовый компонент ментального лексикона, и все языковые процессы осуществляются благодаря функционированию слова в человеческом мозге (например, о роли слова в процессе извлечения текста из памяти см.: [1]).

Каждый из вышеприведённых тезисов необходимо рассматривать в рамках отдельной работы. Все эти вопросы так или иначе затрагиваются и изучаются отечественными и зарубежными психо- и нейролингвистами; кроме того, всех этих тем мы касались в наших собственных исследованиях. Здесь же мы просто хотели поднять для серьёзного обсуждения следующую тему: что такое слово? Однако не то слово, которое искусственно вычленено из психико-когнитивного пространства человека и помещено в словарь, а настоящее слово, которое функционирует в речевой деятельности в комплексе с долговременной памятью, интеллектом носителя, его психикой и когнитивным пространством, а кроме того учитывает специфическое построение нейронной сети. Именно такое слово должно стать предметом исследований учёных, поскольку оно позволит лучше понять, что такое настоящее слово и как оно функционирует.

Литература:

1. Арутюнян В.Г. Структура ментальных репрезентаций: извлечение текста из памяти, нейронная сеть и искусственный интеллект // Вестник Пермского университета. Сер.: Российская и зарубежная филология. 2013. Вып. 4(24). С. 133–139.

2. Арутюнян В.Г. Факторы, влияющие на процесс извлечения текста из долговременной памяти // Вестник Тверского государственного университета. Сер.: Филология. 2013. № 24, вып. 5. С. 7–13.

3. Залевская А.А. «Живое слово» и интерфейсная теория значения // Вестник Тверского государственного университета. Сер.: Филология. 2013. № 24, вып. 5. С. 54–61.

4. Залевская А.А. Слово в лексиконе человека: психолингвистическое исследование. Воронеж, 1990.

5. Овчинникова И.Г. О влиянии частотности коллокации лексем на взаимосвязи единиц ментального лексикона // Вестник Пермского университета. Сер.: Российская и зарубежная филология. 2010. Вып. 1 (7). С. 26–30.

6. Черниговская Т.В., Ткаченко Е.С. Роль характеристик инпута в развитии языковой системы у детей и взрослых, изучающих русский язык как иностранный // Когнитивные исследования : сб. науч. тр. М., 2009. Вып. 3. С. 225–283.

7. Boudelaa S., Marslen-Wilson W.D. Morphological units in the Arabic mental lexicon // Cognition. 2001. № 81. P. 65–92.

8. Bybee J. Regular Morphology and the Lexicon // Language and Cognitive Processes. 1995. № 10(5). P. 425–455.

9. Linares R., Rodriguez-Fornells A., Clahsen H. Stem allomorphy in the Spanish mental lexicon: Evidence from behavioral and ERP experiments // Brain and Language. 2006. № 97. P. 110–120.

10. Marslen-Wilson W.D., Tyler L.K., Waksler R., Older L. Morphology and Meaning in the English Mental Lexicon // Psychological Review. 1994. № 1, vol. 101. P. 3–33.

11. McClelland J.L., Patterson K. Rules or connections in past-tense inflections: what does the evidence rule out? // Trends in Cognitive Sciences. 2002. № 6. P. 465–472.

12. Prasada S., Pinker S. Generalization of regular and irregular morphological patterns // Language and Cognitive Processes. 1993. № 8(1). P. 1–56.

13. The Mental Lexicon: Core Perspectives / Eds. by G. Jarema and G. Libben. Elsevier, 2007.

14. Ullman M.T. The Declarative / Procedural Model of Lexicon and Grammar // Journal of Psycholinguistic Research. 2001. № 30. P. 37–69.