К.ф.н.
Асельдерова Р.О.
Дагестанский
государственный педагогический университет, Россия
К вопросу о семантике
компонентов современной парадигмы временных форм арабского языка
На основе сравнительного анализа языков Б.М.
Гранде приходит к выводу, что местоимение первого лица единственного числа ’ana состоит из указательной частицы ’an- и -а(-’а), основной
характеристики первого лица глагола, которое сопоставимо с ’а имперфекта (’aktubu). Позже
местоимение ’ana было расширено при
помощи -ku в качестве
суффикса 1-го лица субъекта в
аккадском пермансиве (kasdaku) и эфиопском перфекте (naqar-ku).
Этот -ku в остальных семитских языках был заменен на -tu
или ti
по аналогии со вторым лицом. Однако в структуре местоимения [как часть речи] -ku
нельзя считать существенной составной частью, показателем первого лица; он
совпадает в местоимении и в глаголе лишь в аккадском и отчасти в
древнееврейском языке, в остальных языках местоимение не имеет этого
расширителя [Гранде 1998: 181–182,
390–391]. Таким образом, согласно Б.М. Гранде, в арабском языке существовало
два местоимения первого лица единственного числа – [’ana] как местоимение
(часть речи) и (anaku) > anatu как структурный элемент
временной формы первого лица единственного числа глагола.
Глагол в морфологии спряжения, согласно
традиционной арабской грамматике, в сущности является нефлектируемым словом с
неизменным окончанием «а» [Мамедов 1979: 32]. Однако,
поскольку фонетические законы арабского языка не допускают четырех огласовок
(открытых слогов) в одном или в двух идентичным одному словах, словоформы катабату,
катабати,
йакатубу,
такатубу
и т.д. употребляются как катабту, катабти, йактубу,
тактубу
за исключением формы 3 лица женского рода единственного числа – катабатā [idem].
Следовательно, праформой первого лица перфекта
должна быть синтагма *qatala’anatu. Применительно к
конкретному глаголу I породы (например, вариант qatula, iaqtulu) имеем праформу kadura’anaku, которой в современном
звучании соответствует лексема kadurtu.
Фонетическое и морфологическое движение от kadura’anaku к kadurtu
могло быть следующим: *kadura’anaku > kadura’anatu > kaduratu > kadurtu. В этой
фонетической диахронии на уровне сегмента kaduratu > kadurtu конечный гласный
-авербидаkadura
(tu)
в безударной позиции синкопируется. Современный показатель первого лица
единственного числа -tu исторически является наращением.
Праформой второго лица единственного числа
мужского рода должна быть синтагма kadura’anta с дальнейшим
фономорфологическим движением: kadura’anta > kadurata
> kadurata > kadurta. Поскольку местоимение ’anta состоит из указательной частицы ’an-, -t – показатель лица, -а показатель рода [Гранде 1998: 389], ta – является формантом 2 лица
мужского рода единственного числа.
Для второго лица женского рода имеем праформу kadura’anti,
фонетическое развитие которой эксплицитно kadura’anti > kadurati
> kadurti.
Третье лицо единственного числа перфекта, в
морфологии которой нет показателей числа, лица и рода, не подвергается заметным
фонетическим изменениям: *kadura > kadura.
Для формы третьего лица единственного числа
женского рода – лексемы kadurat праформой предполагаем синтагму
*kadurata.
В структуре последней -ta
указательная частица [Гранде 1998: 391]
в функции местоимения третьего лица единственного числа. Фонетическое
развитие предполагаемой праформы достаточно эксплицитно: kadurata > kadurata
> kadurat. Синкопу конечного гласного -а в структуре *kadurata
можно объяснить его слабой позицией; сохранение третьего типового гласного
вербида kadura (ta) можно объяснить ассоциативной
связью -at (kadurat) с at – показателем женского рода.
Двойственное число местоимения второго лица
образуется от множественного числа присоединением аффикса -а [Гранде 1998: 320],
т.е. antum+a
= antumā.
Однако какова природа долготы конечного -ā, поскольку формант
двойственного числа -а краток? На наш взгляд, долгота
показателя двойственного числа вторична. Она могла быть результатом редукции
фонических компонентов при развитии праформы двойственного числа – синтагмы *kaduraantuma
> kaduratuma > kaduratuma > kadurtumā. При этом
количество сегмента kadur – равно количеству -tumā. Синкопу третьего типового
согласного вербидаkadura (tuma) можно объяснить тем, что он
находится в послеударной позиции непосредственно после ударного гласного.
Третье лицо мужского рода двойственного числа kadurāc
финальным долгим ā должно быть результатом слияния kadura с формантом
двойственного числа -а:
kadura’a > kadurā: апокопа третьего
типового согласного вербидаkadura (’а) в слабой позиции
обусловливает устранение фонетической хамзы (kadura’a) и увеличение
количества форманта двойственного числа (-а>-ā ).
Лексема kaduratā со значением третьего
лица женского рода двойственного числа должна иметь праформу kadurata’a,
в структуре которой -ta – указательная частица в функции
местоимения 3 лица женского рода единственного числа; + -’a
является формантом двойственного числа. Фонетическое развитие этой синтагмы
должно быть нижеследующим kadurata’a > kaduratā > kaduratā
при равенстве количества kadu-
количеству ratā: слабое динамическое ударение в части kadu(ratā) не может
преодолеть сопротивление, равного
количеству (-kata) сегмента (kadu)ratā, что и
объясняет сохранность третьего типового согласного вербидаkadura.
Этимологической формой лексемы kadurna – первого лица
множественного числа перфекта должна быть синтагма *kaduranahnu. Последующее
фонетическое развитие: *kaduranahnu > kadurana
> kadurnā. Фонетическая энергия, освободившаяся в результате
исчезновения конечного гласного -а основы kadura, компенсируется удлинение конечного гласного
а (-na
> nā).
Становление современной формы второго лица
множественного числа достаточно эксплицитно: *kaduraantum > kaduratum
> kadurtum.
Аналогична история второго лица женского рода
множественного числа: *kaduraantunna > kaduratunna
> kadurtunna.
История современной лексемы kadurā, соотнесенной
с третьим лицом перфекта множественного числа, предстоит, на наш взгляд, в
следующем виде: *kadurahum (где hum
местоимение множественного числа мужского рода) > kadura’u > kadurū.
Показателем лица и числа является гласный -ū (исторически hum),
который удлинился за счет исчезновения конечного -а вербида kadura
– в слабой позиции. С другой
стороны, синкопа финального -а устранила зияние kadura’u > kadurū.
Праформой третьего лица множественного числа
женского рода предполагаем синтагму *kadurahunna. Современная форма kadurna
является, вероятно, следствием фонетических изменений: *kadurahunna > kadurana
> kadurana > kadurna.
Морфологическими показателями соответствующих
рода и числа в парадигме перфекта с исторической точки зрения, в исследованных
структурах являются: kadur-tu,
где -tu наращение (’anaku >’anatu > tu,
т.е. в структуре I лица
единственного числа с исторической точки зрения нет ни показателя рода, ни
показателя числа); kadur-ta,
где ta <’anta- показателя лица и мужского рода; kadur-ti, -ti <’anti,
ti
– показатель лица и женского рода.
Kadura
– морфема со значением лица,
рода и числа отсутствуют.
Kadurat – t < ta исторически усилительная частица в функции
местоимения 3 лица женского рода.
В двойственном числе второго лица мужского рода
имеем морфемы kadur-tum-ā, где -tum- < antum; ā показатель двойственного числа из -а форманта двойственного
числа с увеличением количества а > ā за счет фонической
энергии синкопированного конечного гласного –а вербида (kadur)
-а.
Kadurā – двойственное число
третьего лица мужского рода, где -ā – показатель двойственного
числа, долгота которого обеспечена фонической энергией утраченного конечного -а
основы kadura.
Kaduratā – двойственное число
третьего лица женского рода: t –показатель лица – историческая
усилительная частица ta с апокопой (t) -а; морфема (t)
-ā
показатель двойственного числа из -а форманта двойственного числа,
ставшего долгим за счет поглощения гласного -ав ta- (ta’a > tā); основа kadura
сохраняется без количественных изменений.
В структуре парадигмы множественного числа имеем
морфологию 1 лица множественного числа kadurnā, где -na
из nahnu;
а увеличение долготы гласного (-na > nā) обеспечивается
исчезновением третьего типового гласного глагола (kadura-na >
kadurnā),
фоническая энергия которого отчасти концентрируется на ударном слоге, отчасти приводит к удлинению гласного
компонента –na > nā.
Сопоставление форм перфекта со вторыми лицами множественного числа, как
это утверждает М.Б. Гранде, свидетельствует о том, что приглагольные личные
местоимения совпадают с личными раздельными местоимениями без слога ’an:
kadurtum
(’an-tum)
kadurtunna (an-tunna). Cоответственно,
во втором лице множественного числа женского рода имеем: *kaduraantunna > kaduratunna
> kadurtunna.
В третьем лице множественного числа мужского
рода показателем числа является -ūkadurū из *kadurahum,
долгота ū обеспечивается количеством исчезнувшего гласного -а в слабой позиции вербида kadura.
В третьем лице множественного числа женского
рода kadurna конечный элемент
-na
является конечным слогом раздельного местоимения женского рода hunna
(kadurahunna
> kadurna).
Таким образом, на наш взгляд, справедливым
оказывается утверждение древних арабских грамматистов о том, что аль мади
[перфект] является нефлектируемым словом с неизменимым окончанием -а.
Последнее сохраняется в третьем лице единственного числа мужского рода.
Исторически парадигма перфекта была
аналитической структурой с глаголом вербидом, сочетающимся с личным
местоимением, дополненным усилительными частицами. Тот факт, что контекстуально
модель datala, facala может обозначать прошедшее,
настоящее и будущее время, указывает лишь на справедливость нашего тезиса о
том, что конечный -а, точнее конечный слог СГ имеет семантику «бытие, есть,
имеется», которое конкретизируется контекстом как «бытие; есть, имеется» до момента речи, в момент
речи или с транспозицией на следование моменту речи [Асельдерова 2009: 82].
Сказанное об исторической аналитической
морфологии праформ, легших в основу almadi справедливо и для
этимологических аналитических синтагм категории almadari‘ (имперфекта).
Разница в постпозиции местоимений или усилительных частиц по отношению к
вербиду – с одной стороны, и в фонетических модификациях, включая и конечный
гласный вербида, – с другой.
Литература:
1.
Асельдерова
Р.О. К фонетической и морфологической истории парадигмы спряжения прошедшего и
настояще-будущего форм арабского языка (модель fa‘ala-ia‘falu
и fu‘ila-iuf‘alu)
// Проблемы общего и дагестанского языкознания. Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН. Вып.
№6. 2009.
2.
Гранде
БМ. Курс арабской грамматики в современном освещении. М., 1998. С. 652.
3.
Мамедов
В.М. Категории времени, лица и наклонения глагола современного арабского
литературного языка. Баку, 1979. С. 82.