О лингвокультурологическом аспекте в обучении русскому языку

Туксаитова Р.О –д.ф.н, профессор КАТУ им.С.Сейфуллина, Уркумбаева Б.М. – учитель русского языка (г. Астана).

Язык и культура любой нации неразрывно взаимосвязаны. Нет сомнения в том, что учет этих особенностей необходим при обучении любого языка. Говоря о связи языка и культуры [1], исследователи обращают внимание на необходимость максимально полно выявить те аспекты культуры, которые наиболее тесно связаны с языком, непосредственно отражены в языке. В языке отражается способ восприятия окружающего мира его носителями. В каждом из языков совмещается и общечеловеческий взгляд на мир и собственно национальный, связанный с определенным мироощущением, ментальностью того или иного этноса. Можно говорить о картине мира как о системе сложившихся в общественном сознании данного народа представлений, образов действительности [ 2].

Билингвистические художественные тексты основаны на взаимодействии двух культур и языков. В нашем случае – русского и казахского. На наш взгляд, материалы данных текстов способствую усвоению слов. Словосочетаний и культурных сценариев двух языков, что позволит лучшему усвоению русского языка в иноязычной аудитории. На материале произведений русскоязычных казахских писателей А.Алимжанова и С.Санбаева рассмотрим специфику национально значимых единиц казахского языка и их интерпретации на русском языке. Рассмотрим данную проблему на примере тематической группы «Номинации пищи, напитков и традиций гостеприимства».

Земледелие и скотоводство, преобладавшие в хозяйстве казахов, в значительной мере определили особенности кухни кочевников, которая является наиболее устойчивым элементом материально-бытовой культуры народа. Основу казахской кухни составляли мясные и молочные блюда с некоторым увеличением доли растительной пищи на юге Казахстана [ 3].

В тексте широко представлены обозначения национальных блюд: Казы и жая, жент и баурсаки, сочный курт, иримшик, тающий во рту, всевозможные блюда из дичи, рыб и отменной баранины, фрукты и яства – все везли караванами в ставку (М.Алимжанов. Стрела Махамбета: 527). Тематический ряд лингвоспецифических номинаций, связанных общей семой «блюда», включает шесть однородных единиц. Несмотря на то, что писатель не разъясняет значения каждого культурно-специфического слова (например, казы – «национальное блюдо из реберной части (конины)»; баурсаки – «национальное блюдо: куски кислого или пресного теста, жаренные в масле, сале), родовое наименование блюда и русское устойчивое образное сочетание таять во рту создают базу для адекватного восприятия казахского застолья.

Частотным в тексте является слово бесбармак – «национальное блюдо (вареное и крошеное мясо с прибавлением к навару муки, круп)». По словам Е.Оразбекова, «названия бесбармак раньше в казахском языке не было. Это вульгаризованное наименование блюда, которое по-казахски называется ет буквально «мясо» [4].Обратимся к материалу: Что, тамыр, испугался? – справился дюжий казак, забрасывая повод на луку коня. – Скажи жене, пусть готовит бешбармак. Казак хорошо изъяснялся по-казахски, и произношение у него было правильным, видно, из тех, кто родился и вырос в степи (Санбаев. Колодцы знойных долин: 239). В России готовят это блюдо, но, как правило, по упрощенной технологии. Интересно, что русский ждет, когда приготовят бешбармак. Такое произнесение слова привычнее для русского уха. Этнографические детали не являются самоцелью. Напротив, авторы стремятся уловить культурную общность народных традиций. Так, многократно встречаем описание застолья, которое сопровождается беседой и пением. Эти традиции свойственны обоим народам. Последнее, безусловно, свидетельствует о сходстве в различиях: Трое сидели за дастарханом. Крепкий сон, бесбармак и чашка кумыса вернули силы Курмашу. Давно было покончено с едой, но разговор не клеился. Зарбай – человек не очень-то разговорчивый – не знал, чем занять гостя. А Курмангазы был тоже не из многословных. Ему захотелось взять домбру и сыграть песню благодарности (Алимжанов. Стрела Махамбета: 483). При описании ритуала казахского застолья использован описательный способ, передающий специфику данного ритуала. Можно согласиться с утверждением А. Сейдимбека о том, что «органическая связь этноса и экосистемы, производственная деятельность, проявления человеческих качеств, обычаи и нравы, биопсихологические признаки и свойства свидетельствуют прежде всего не о преимуществах или недостатках отдельного этноса. Они предстают как условие и залог жизнеобеспечения и выживания этноса, поэтому все традиционные обычаи и нравы не противоречат его жизнедеятельности. В этой связи следовало бы остановиться на обычаях гостеприимства, изначально заложенных в жизни кочевых народов» [3]. Писатель-билингв показывает, что пища важна не сама по себе. Она не только насыщает, доставляет личное удовольствие, но и позволяет отвлечься от обыденного, побеседовать, послушать приглашенного музыканта, утолить голод незнакомого путника, угостить друзей. Вот почему непосредственно к группе наименований блюд, напитков примыкают слова и стереотипные выражения, обозначающие традиции казахского гостеприимства. Говоря о русском гостеприимстве, А.Д. Шмелев отмечает: «…Это понятие столь важно для русской культуры, что русский язык не обходится одним его обозначением, а располагает сразу тремя словами: гостеприимство, радушие, хлебосольство. При этом с точки зрения представлений о мире, отраженных в семантике указанных слов, именно хлебосольство воспринимается как специфически русская черта. Гостеприимство и радушие могут быть присущи самым разным народам, но странно было бы говорить о грузинском или итальянском хлебосольстве. В соответствии со стереотипными представлениями, хлебосольство бывает русским или украинским» [5]. Писатель знакомит с казахскими традициями: Четверо всадников направились к юрте Адайбека. Навстречу вышли двое джигитов, помогли сойти с коней. Калима встречала гостей низким поклоном (Санбаев. Дорога только одна: 318); Скрывая злобу и соблюдая степной обычай, Акбай пригласил Узака сойти с коня, войти в юрту (Алимжанов. Стрела Махамбета: 482); Карасункар сидит в кругу гостей, уставших с дороги, поддерживает беседу (Алимжанов. Мост Карасункара: 221). В данных контекстах репрезентируются ситуации ритуала встречи и приема гостей. Писатели выделяют символическую составляющую ритуала гостепримства. Так, когда подается почетное блюдо, то в нем поверх всего остального должна лежать голова барана (см.: Сейдимбек 2001: 222): Томан осторожно пододвинул к себе чашу с мясом, взял лежавшую поверх громадных кусков дымящуюся голову сайгака и, переложив ее в другую чашу, передал самому Манаю (Алимжанов. Гонец: 275). В тексте многократно раскрываются фоновые смыслы ритуала угощения: при этом немаловажную роль играют особые жесты - национально значимые сигналы. Частотным становятся русские слова обычай, мудрость: Аксакал, благодарю вас за оказанную честь, но когда сидят старшие, не пристало нарушать обычай. Вот вам нож. У меня есть свой, – сказал Томан (Алимжанов. Гонец: 275); Томан начал нарезать куски мяса. А Манай осторожно отрезал сайгачьи уши и передал одно Томану, другое Сание. – Вам еще не мешает внимать мудрости старших…(Алимжанов. Гонец: 275). Писатель обращает внимание на поведенческие проявления социальных различий: - Может ты посадишь его рядом с собой. Досточтимый хан! – с плохо скрываемой злостью заметил тот. Ахсар покачал головой: - Ханский дастархан не для меня. Если позволишь, хан, мы пойдем туда, где попроще (Санбаев. Другая жизнь: 147). При описании ритуала казахского застолья использованы описательный способ, детализирующий специфику данного ритуала. Читатель понимает, что в особых случаях хозяева дома не соблюдают ритуал гостеприимства намеренно, тем самым выказывая неодобрительное отношение к гостю: Давно окончили ужин, хозяева разошлись по другим юртам, оставив Узака одного. Сквозь тундик смотрели звезды. Посередине юрты, под большой треногой, слабо мерцал костер. Узак понимал, что, нарушив обычаи гостеприимства и оставив без собеседника, Акбай показал свою власть над старым музыкантом. Он мстил Узаку, не сказавшему ни слова против Исатая. Никогда Узак не был так одинок. Он не мог вспомнить случая, чтобы акын или домбрист проводили вечер в уединении (Алимжанов. Стрела Махамбета: 488). Контекст воспроизводит ситуацию нарушения ритуала гостеприимства с помощью русских лексических сочетаний оставив Узака одного, не был так одинок, проводил вечер в уединении. Национальные единицы (юрта, тундик, акын) способствуют адекватному восприятию данной ситуации.

Законы гостеприимства нарушались не по воле хозяев, а вынужденно: - Двух стариков и нескольких детей похоронили в дороге, мырза. И сейчас у нас не осталось достойного для вас угощения. Смилуйтесь, не осуждайте. … - Глава аула, тощий старичок с перекошенным от шрама лицом, упал на колени перед конем Махамбета. Заплакали дети. Это было страшно. Люди боялись, что их накажут за вынужденное негостеприимство. Они жили в вечном страхе (Алимжанов. Стрела Махамбета: 130). Писатель обращает внимание читателя на особую ситуацию нарушения ритуала гостеприимства, связанного с положением хозяев дома, переживающих трудные времена. В тексте используются русские лексические единицы, за исключением национального слова аул и слова мырза, употребленного в позиции обращения. Особо важным атрибутом гостеприимства является дастархан. В словаре казахского языка зафиксировано следующее значение: «ткань, расстилаемая для того, чтобы расставлять на ней посуду и пищу» (русский аналог – скатерть). В романах А. Алимжанова и С. Санбаева формируется внутрисловная парадигма. Слово дастархан выступает как в прямом, так и в метонимических значениях: (1) «скатерть», (2) «стол с яствами», (3) «трапеза»: (1) Букет тюльпанов горел в самом центре дастархана, расстеленного на узорном ковре (Санбаев. Времена года нашей жизни: 478); (2) Когда к Махамбету в гости приходили друзья, Макпал накрывала дастархан вместе с Туке, который относился к ней как к дочери, наполняла кумысом пиалы и оставляла хозяина наедине с друзьями (Алимжанов. Стрела Махамбета: 415); (3) Вожак мягко отстранил руку друга и встал сам. – А теперь к дастархану. Помянем усопшего. Пусть дух вместе с нами примет последнюю трапезу здесь, на берегу Алтынколя (Алимжанов. Гонец: 270). Образные детали позволяют определить время, влияющее на напитки и блюда, которые появляются на дастархане. Ср.: Да садитесь же за дастархан. – Сапар, нарежь мяса. – Сейчас, апа! – откликнулся тот и, присев у дверей, стал быстро раскупоривать бутылку вина (Санбаев. Времена года нашей жизни: 284).

Наряду с национальной единицей дастархан писатели используют русский функциональный аналог скатерть: Старуха провела гостя в дом. Расстелила скатерть. Поставила перед ним чашу айрана и пиалу жареного проса в сметане. На скатерть насыпала сухого жирного творога и бросила несколько комков курта (Алимжанов. Стрела Махамбета: 554). Тематический ряд лексических единиц с общей семой «блюда» включает как национальные единицы, так и русские: айран, курт, просо в сметане, творог.

Как видим, в данную лексическую группу входят слова, не имеющие аналога в русском языке, отражающие специфику уклада жизни, быта казахов. Приметы ритуалов национального гостеприимства позволяют проникнуть в жизненное пространство кочевого народа, осмыслить законы и обычаи бытовой культуры, способствующие сохранению социальной общности, упрочению «своего круга» и установлению внешних контактов, в частности, с русской культурой, в которой гостеприимство является высоко ценностной категорией. Осмысление специфики понятий и ритуалов гостеприимства, уклада жизни народов способствует усвоению незнакомых слов и понятий и формированию внутрикультурного и межкультурного диалога.

Список литературы

1.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. 4- изд. М., 1990. 246 с.

2. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка.Событие.Факт. М., 1988. 200с

3. Сейдимбек. А. Мир казахов. Алматы, 2001. 534 с.

4. Оразбеков Е. Казахско-русские этноязыковые контакты в конце 19 – начале 20 вв. // Этнические и социально-культурные процессы у народов СССР. Омск. 1990. С.56 -60.

5. Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю. М., 2002.