к.ф.н., доцент Тасанбаева З.Р., магистрант Юлдашова О.

Региональный социально-инновационный университет

Лексико-семантические средства выражения лжи

Использование эвфемистических наименований, избегающих прямых номинаций, «облагораживающих» денотат - одно из средств языка, активно используемое тоталитарным обществом в целях лингвистического манипулирования, суть эвфемии заключается в оценочном завышении по сравнению с понятием. Тенденция переводить слова в ранг табу с последующей заменой их на эвфемизмы широко распространена в русском и английском социумах. «Любое слово представляет собой невинное сочетание звуков до тех пор, пока общество не окрашивает их коннотациями и затем запрещает их использование в определенных речевых ситуациях» [1, c. 91].

Стремление отвлечь внимание от ужасов смерти и разрушений, свести к статусу обыденных вещей, является решающей стратегией в превращении aggressive attack by an armada of airplanes в air road, свободное от неприятных ассоциаций. Анализируя английское поведение в процессе общения, И.А.Стернин среди черт, отражающих особенности английского характера, отмечает высокий уровень тематической табуированности общения [2, c. 104]. В США ‘poverty’ (бедность) заменяется на ‘low-income’ (люди с низким доходом), с которыми уже не связаны ассоциации с нищетой. Постоянная смена старых эвфемизмов, успевших получить негативные коннотации, новыми, пока еще свободными от таковых, представляет собой бесконечный процесс, который А.Д.Швейцер назвал «девальвацией эвфемизмов» [3, c. 5] : ‘military conscription’ (воинская повинность) ® ‘draft’ (призыв) ® ‘selective service’ (служба для отдельных граждан).

Подобная лингвистическая косметика наблюдается и в русском языке. «Про бедных надо говорить «социально недопривилигированные», - пишет Е.А.Земская, характеризуя «новояз» тоталитаризма [4, c. 23-31], характерной чертой которого признаются эвфемизмы как «словесный камуфляж массовых террористических актов и неправовых действий» [5, c. 50].

Антиномичность языка проявляется также в реализации двух противоположных функций, с одной стороны, стремление к максимальной точности выражения понятий, с другой стороны, смысловая неопределенность. Как считает Дж.Лакофф, «понятия естественного языка имеют неопределенные границы (vague boundaries) и неясные контуры (fuzzy edges)» [6, c. 221]. Дж.Лакофф выделил многочисленные языковые знаки приблизительности, «fuzzy concept», объединив их названием hedges: sort of, kind of, somewhat, more or less, mostly, in a sense, for the most part, rather, strictly speaking и многие другие [там же, 235].

Применительно к русскому языку знаки приблизительности систематизированы Н.Д.Арутюновой: а) знаки градуирования (более или менее, довольно и др.); б) обобщения (вообще, в целом, в общем и др.); в) способа речи (строго говоря и т.п.); г) сравнения как если бы, вроде и др.); д) неопределенности (как-то, кое-какой и пр.); е) оценочных и неконкретных значений (предикаты странный, необычный и т.д.); ж) количественной неопределенности (около, почти, примерно и др.) [7, c. 6].

Разного рода туманные понятия - удобное средство для вуалирования смысла высказывания, не случайно одним из требований наведения транса при обучении эриксоновскому гипнозу является требование «говорить максимально неопределенно» [8, c. 53].

Непроницаемая стена неопределенности может достигаться и с помощью намеренного использования терминов, в частности экономических, непонятных основной массе языкового коллектива, повального употребления заимствований. Для русского социума особенно характерно в современный период введение в употребление англицизмов: дилинг, инвестор, консалтинг и др. Деноминация, унитарный, инагурация, дифолт, секонд хэнд, эмиссия, секвестр - слова, завораживающие слух и вызывающие почтительное доверие к их пользователю, но, с другой стороны, это слова, по отношению к которым уместно высказывание Я.Кротова: «Слова, на вид надежные пахнут ложью...»[цит. по: 9, c. 64].

Как утверждают Т.В.Булыгина и А.Д.Шмелев, «констатировать ... «голый» факт в отвлечении от каких бы то ни было субъективных моментов невозможно» на том основании, что «выбор вербальной аранжировки зависит от субъекта, «констатирующего факт» [10, c. 129]. Это относится, в первую очередь, к подмене нейтральных понятий эмоционально-оценочными коррелятами: ‘сэконд хэнд’ ® ‘вещи бывшие в употреблении’, а также проявляется в случае, который принято называть эмпатией, когда использование слов и выражений референциально одинаковых, но отсылающих к разным мировосприятиям и системам ценностей может служить целям искажения реальности. По мнению У.Чейфа, содержательная основа эмпатии состоит в том, что «человек обладает способностью представить себя смотрящим на мир глазами другого человека или с его точки зрения, и в том, что эта способность влияет на использование языка» [11, c. 313].

Проиллюстрировать эмпатию можно и примерами из художественной литературы: ‘конкуренция’ - ‘соцсоревнование’ [12]; ‘stealing’ - ‘confiscating’ [13].

На наш взгляд, там, где в языке появляется асимметрия, возникает возможность для введения в заблуждение. «Возможность отделить план выражения и соединить его с любым другим содержанием делает слово опасным инструментом, удобным конденсатором социальной лжи» [14, c. 1987: 15].

Следствием асимметрии языкового знака является синонимия. К примеру, английский язык предлагает говорящим ‘automobile’, ‘auto’, ‘car’, ‘buggy’, ‘jalopy’, ‘wheels’ и т.д. как альтернативные способы номинации фактически одного и того же объекта. Но коннотативные расхождения неизбежно влекут нетождественность квазиэквивалентных знаков, что может послужить причиной словесной маскировки. Полисемия как еще одно следствие асимметрии языкового знака может также выступать в качестве основы завуалирования большинства понятий. Поскольку различные значения одного и того же языкового знака актуализируются только в определенном контексте, то непонимание последнего может допускать ряд прагматически неравнозначных интерпретаций.

Литература:

1. Farb P. Word play. - N.Y., 1993. - 366 p.

2. Стернин И.А. Коммуникативное поведение в структуре национальной культуры // Этнокультурная специфика языкового сознания: Сб. статей/ Отв. ред. Н.В.Уфимцева. - М., 1996. - С. 97 - 11

3. Швейцер А.Д. Некоторые проблемы языковой политики в США // Изв. РАН . Сер. Лит-ра и язык. - 1996. - №2. - С. 10 -16

4. Земская Е.А. Клише новояза и цитация в языке постсоветского общества// Вопросы языкознания. - 1996. - № 3. - С. 23 - 31

5. Зильберт Б.А. Языковая личность и «новояз» тоталитаризма // Языковая личность и семантика: Тез. докл. науч. конф. - Волгоград: Перемена, 1994. - 144 с.

6. Lakoff G. Hedges: a study in meaning criteria & the logic of fuzzy concepts // Contemporary Research in Philosophical Logic & Linguistic Semantics. - Dordrecht, Boston, 1975. - P. 221 -253

7. Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке: Сб. науч. тр./ Ред. Н.Д.Арутюнова. - М.: Наука, 1995. - 202 с.

8. Горин С. А вы пробовали гипноз. - Спб.: Лань, 1994. - 190 с.

9. Ласорса-Съедина К. Беспредел, имидж, тусовка // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. - 1996. - № 4. - С. 63 - 72

10. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. «Правда факта» и «правда больших обобщений»// Логический анализ языка. - М.: Наука, 1995. - С. 126 - 133

11. Чейф У. Данное, контрастивность, определенность, подлежащее, топики и точки зрения // НЗЛ. - М.: Прогресс, 1982. - Вып. ХI. - С. 277 – 316

12. Токарева В.С. На черта нам чужие: Повести, рассказы. - М.: Локид, 1995.

13. Sheldon S. The Sands of Time. - London: Harper Collins Publishers, 1993.

14. Лотман Ю.М. Символ в системе культуры //Символ в системе культуры. Труды по знаковым системам ХХXIII. Уч. Зап. Тартуского государственного университета. - Тарту, 1987. - Вып. 754. - С. 10- 22