К

К.филос.н. Соболев Ю.В.

Красноярский государственный технологический университет, Россия

Эстетические тропосы религиозности: фетишизм и его природа

Исследователь мира религиозной культуры при упоминании слова «фетишизм» традиционно соотнесет его с определением, которое можно встретить в практически любом справочнике или учебном пособию по религиоведению. И возможная вариативность определения не будет иметь принципиальной разницы, так как его базовое смысловое наполнение на удивление ограничено традиционной повторяемостью некогда найденного удобного клише. Однако, однажды законсервированная проблема, так и осталась неразрешённой, и вопрос о сущности фетишизма остался открытым.

Обратившись к традиционно-энциклопедическому определению, мы узнаём, что: «ФЕТИШИЗМ (от порт. feitico – амулет, магическая вешь) – религиозное поклонение материальным предметам, которым приписываются не присущие им свойства (способность исцелять, предохранять от врагов, помогать на охоте и т.п.) /…/ Суть Ф. заключалась в том, что человек усматривал в поразивших его воображение предметах свойства, которые не усматривались в этих предметах при помощи обычных органов чувств» [2, 1110]. Важной вехой в изучении фетишизма стал выход программной работы Шарля де Бросса «О культе богов-фетишей, или Сравнение древней религии Египта с современной религией Нигритии» (1760). При прочих достоинствах трактата, работа Де Бросса содержала ряд важных положений, которые позднее были подвергнуты справедливой критике: во-первых, сущность (природа) фетишизма сведена к чрезвычайно примитивному пониманию; во-вторых, предложенное Де Броссом толкование фетишизма оказалось слабо дифференцируемым, перемежаясь с теистическими, тотемными и анимистическими верованиями.

Отчасти исправляет эту позицию «отец теории анимизма» Э. Тайлор, который предлагает понимать фетишизм как второстепенную отрасль анимизма, а именно соотнося его с «учением о духах, воплощенных в вещественных предметах, или, связанных с ними, или действующих через их посредство», и отделяя от него культ животных, растений, феноменов природы, идолов, духов» [3, 332]. Именно анимистическая характеристика фетишизма Э. Тайлором, привнесла такое важное уточнение, как учение о духах, воплощенных в вещественных предметах. А в начале ХХ века отечественный историк Е. Кагаров в своей блестящей аналитической работе «Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции» (1918), отмечая сложность генезиса фетишизма, пишет: «Фетишизм представляется первобытному человеку инкарнацией духа, его жилищем, оболочкою, и фетишизм есть частный случай анимизма» [1, 8]. Подтверждение идеи замещения духовной сущности материальным предметом обнаруживается у известного знатока античности А. Лосева, и у современного отечественного историка религии А. Зубова.

Философская рефлексия фетишизма получила наибольший резонанс благодаря К. Марксу и его теории товарного фетишизма. Возникновение дефиниции «товарный фетишизм» связано с достаточно хорошим знанием изучаемого проблемного поля, а определение фетишизма, предложенное Марксом на наш взгляд, является одним их самых точных и лаконичных: «Фетишизм весьма далек от того, чтобы возвысить человека над его чувственными вожделениями, — он, напротив, является «религией чувственных вожделений» (статья К. Маркса в немецкой газетной периодике 1842 г.). Определение немецким философом фетишизма как «религии чувственных вожделений» высвечивает еще одну грань этого феномена – грань эстетическую. Ведь первоприрода фетишизма, высвечивающаяся и обнаруживающая себя в различных культурных срезах, свидетельствует о «вертикальном» бытийственном присутствии в мире, «избыточность» которой «разливается» – заполняя собой – потенциально все известное материальное (овеществленное) пространство антропологического мира. Не потому ли так настойчив мотив эстетической доминанты фетиша, – выбивающийся из рамок религиозного и психологического дискурсов – как не по причине прямой взаимосвязи эстезиа (гнозиса) и фетиша (праксиса)?

Так как же соотносятся эстезис (гнозис, сила переживания, побудительный эмоциональный импульс) и фетиш (праксис, среда опредмечивания эстезиса)? Насколько очевидна такая взаимосвязь? Можно ли говорить об их отождествлении, или следует решительно отказаться даже от атрибутивной общности? Для прояснения коррелята эстезиса и фетиша как тропоса эстезиса (тропос (греч.) – способ, форма существования) позволим себе прибегнуть к следующей понятийной связке: альфа-страт / бета-страт. Эстезис понимаемый в качестве альфа-страта есть совокупность наследуемых-присутствующих-повторяющихся одноструктурных внутренних (глубинных) свойств предмета; фетиш же, соответственно, будучи соотнесённый с бета-стратом – совокупностью индивидуальных (внешних) свойств и признаков развития альфа-страта (проявление властной формы эстезиса). Если угодно, это можно понимать как своего рода попытку эстетизации праксиса, «закапканивание» духа, удержание эстезиса, направивление его в русло практ(/c)ического о-предел-ения. Поясним: при попытке описать имплицитную механику, скажем, религиозного фетишизма, религиозные модусы будут выявлены более или менее ясно. Но как только мы коснёмся внутреннего ядра – альфа-страта, то будем вынуждены признать наличие одной и той же бесконечно повторяющейся модели (эстезиса), которая, вполне очевидно, не имеет никакого прямого отношения (во всяком случае, в таком контексте) к природе религиозного начала. В тоже самое время, по фенотипическим признакам фетиш легко обнаружим в самых разнообразных топосах культуры.

Поэтому во многом проблема опознания эстетической природы в фетише, заключается в изначальной установке на рациональное осмысление переживаний субъектом эстетического опыта, иначе – рационализации «перехода» от внешней ориентации (бета-страта) к внутренней (альфа-страту). (Впрочем, и субъективно-рациональная «расшифровка» при «прочтении» того или иного фетиша в конечном счёте невозможна). Но (!) именно рациональную неэксплицированность последнего и следует отнести к ключевой характеристике эстетического. Более того, совокупность очевидностей (скажем, топонимического метода) лишь затрудняют рациональную фокусировку, не сообщая ничего по существу, обрекая тем самым исследователя на бесконечное блуждание по дальним радиальным катакомбам этого лабиринта, в котором «рациональный переход», по сути, сводится к банальной описательности, диагностирующей распознанное субъектом фенотипическое состояние альфа-страта.

Описательность (бета-стратичность) не позволяет нам извлечь ничего сущностно-содержательного из непосредственного эстетического опыта (альфа-стратичности). И в то же самое время такая антиномичность не мешает субъекту ощущать альфа-стратические (пытаться выявить, объяснить, наполнить содержанием) основания бета-страта. Этим, например, можно объяснить, бытование фетиша как бета-страта в среде религиозного бытования, когда его альфа-стратический уровень наполняется (вспомним о рефлексивности субъекта!) религиозно-духовным (мистическим) содержанием. Тот же самый предмет-фетиш в иной среде (включая даже смену среды религиозного бытования) вполне может получить содержательно иное его альфа-стратическое наполнение. Если «объяснять» фетиш во всех возможных его взаимосвязях, – даже при условии сознательной фетишизации вещи, – то и в этом случае представляется невозможным выявить первичный побудительный импульс (он же эстезис). Как невозможно – при одинаково равных условиях – объяснить возникновение аттракции (психо-эмоционального тропоса фетиша) у грудного ребёнка к одним людям, и чувство неприязни к другим; фетиш, как было отмечено выше, можно лишь опознать и констатировать (цвет волос, запах кожи, снегопад, рок-музыка и т.п.). А анализ механизмов бытования укоренённого в повседневную жизнь фетишизма – любимая одежда, коллекционирование, суеверные обереги – не что иное, как свидетельство «нерасколдованности» (М. Вебер) современного мира, соприкасаясь с которым, человек третьего тысячелетия воспроизводит всё ту же ритуальную матрицу поведения, освоенную бесконечно далеким от наших днем homos̕ом, желая быть иным – разумным, но оставаясь при этом заложником и послушником мистического кода эстезиса. И как точно замечает К. Юнг: «Будь человек animal rationale, разумным животным, то эти призывы к разуму были бы уместны. Но только человек по природе своей не Таков — по меньшей мере ровно настолько же он и неразумен» [29].

Поэтому вынесение поспешных оценок фетишизму – будь то теоретический упрёк в умалении религиозного сознания или диагностирование расстройства психики сексуального характера – есть свидетельство позиции исследовательской самоизоляции с одной стороны, и указание на наличие проблемной области на антропокультурном векторе истории с другой, а значит и дальнейшая разработка её требует известной степени деликатности и последовательности.

Литература:

1. Кагаров, Е. Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции. – СПб.: Сенатская типография, 1913. – 327 с.

2. Красников, А.Н. Фетишизм // Религиоведение / Энциклопедический словарь. – М.: Академический проект, 2006. — 1256 с.

3. Тайлор, Э.Б. Первобытная культура: Пер. с англ. – М.: Политиздат, 1989. – 573 с.

4. Юнг, К.Г. Психотерапия и мировоззрение (Jung C.G. Psychoterapie und Weltanschauung // Gesammelte Werke. Olten: Walter-Verlag, 1941. Bd. 16. Пер. с нем. Л. Руткевича). URL: http://www.psycho.org.ua/pap88.htm