Право/1. История государства и права.

 

Доктор исторических наук. Никулин В.В.

 

Тамбовский государственный технический университет, Россия.

 

 

Социально- политические и правовые факторы формирования массового правосознания в советской России(1920-е годы).

 

      С точки зрения юридической науки правосознание это совокупность взглядов, идей, представлений, а также чувств, эмоций, переживаний, выражающих отношение людей к праву и другим правовым явлениям. Речь идет о том, как люди понимают и воспринимают право, как его осознают, и как следуют его предписаниям[1]. На формирование массового правосознания влияют многие факторы, в том числе и социально- политические и правовые, содержание которых, в свою очередь определяется установками политической группы, которая находится у власти. Определяющая особенность формирования массового правосознания в советской России состояла в отказе от прежних, сложившихся представлений о праве, что предопределило специфику тех факторов, которые влияли на его формирование   в советской России. Уже в начале прихода к власти, большевики заявили о разрыве со старыми представлениями о праве и создании принципиально новой юридической категории – социалистического  правосознания. Именно на основе отрицания прежнего юридического содержания началось реализация советской концепции правосознания, что в свою очередь формировало модели массового правового поведения представителей правящей элиты и различных социальных групп населения.     Следует сказать и еще об одном принципиально важном обстоятельстве. В период гражданской войны, правовая жизнь советского общества свелась к примитивно -  насильственному «партийно-политическому правоприменению»,  когда политическая целесообразность легитимировала широкомасштабное применение террора, а фактическое отсутствие права компенсировалось революционным  правосознанием в форме «революционного правотворчества», которое стало эквивалентом правосудия. «Революционное правотворчество» в форме классового насилия, неизбежно вело к формированию извращенного правосознания, главным содержанием которого было убеждение в возможности решить все проблемы с позиции силы. В итоге стала формироваться устойчивая правонигилистическая советская традиция, получившая окончательное право на жизнь в 1920-е годы.

  Новая  экономическая политика, обусловила пересмотр позиций относительно «ненужности» права после пролетарской революции и потребовали большего «уважения» к праву. На уровне государственной власти была признана неизбежность формирования нового права, адекватного новым экономическим условиям. В   1922-1923г.г.  принимаются основные  кодексы-законы:  уголовный; гражданский; уголовно-процессуальный; гражданско-процессуальный, которые создавали предпосылки организации жизни общества на правовых основах. Однако потребности диктатуры пролетариата и социалистического строительства объективно определяли параллельный вектор развития правовой действительности -  пренебрежительное отношение к формальному закону, подмена законности революционной целесообразностью, укрепление нигилистических правовых установок.  

    Специфическая черта правосознания состоит в том, что оно реализуется не только на стадии правоприменения, но и на стадии правотворчества. Поэтому оно присутствует в той или иной степени в нормах права. Поэтому первый фактор формирования массового правосознания была правотворческая деятельность. Культивировавшее государственной властью представление о праве как инструменте классового насилия оказали самое непосредственное воздействие на правотворчество периода нэпа. Одним из проявлений такого подхода к правотворчеству являлся тезис о постоянной изменчивости пролетарского права, "вытекающего из взаимоотношений между классовыми группами, что отличало его от буржуазного права.    Понимание законности исходило не из его постоянной величины и значимости, а из классовых интересов, которые определяли его изменчивость и необъективность. Именно такое понимание было заложено в Гражданский кодекс. Главный смысл  заключался в обязательном соответствии норм гражданского законодательства партийным нормам и допустимы они до тех пор, пока не противоречат партийным ценностям. Если они противоречат этим ценностям, то они, либо ограничиваются, либо запрещаются и становятся наказуемыми вне зависимости от полезности обществу. Длительность жизни нормативных актов определялась политической конъюнктурой или задачей текущего момента. Поэтому в гражданском кодексе отсутствовала основа предпринимательской деятельности – гарантия собственности. Кодекс существенно ограничивал виды и размеры имущества, допускаемые в частном обороте. Так, из него были изъяты земля, национализированные и муниципальные предприятия, их оборудование и т.д. Нормы наследственного права включали нормы о предельной стоимости наследственного имущества и ограничении круга лиц, призываемых к наследованию[2]. Все это делало частнопредпринимательскую деятельность в условиях нэпа ненадежной и временной, а их понимание законности сводилось к реализации простого правила: сорвать быстро куш не планировать свое дело на долгосрочную перспективу. Прибыль же тратилась отнюдь не развитие производства, а на личные нужды, разгульную нэповскую жизнь.  Широкое распространение получили мошенничество, спекуляция, коррупция. В данном случае логика  законодателя вела не только к формированию в сознании населения искаженного правосознания в области предпринимательства, но и  логику формирования базового компонента массового правосознания -  абсолютного верховенства государственной власти над законом, который власть может изменить в соответствии с политическими  и экономическими интересами правящей элиты, а не с интересами населения. В результате система представлений и оценок правовой действительности на обыденном уровне сводилась к суждению « государство всегда право», а правая реакция  заключалось в противоправном стремлении обойти закон и не выполнять государственные предписания.

    Второй фактор, вливший на формирование советского правосознания – это фактор специфичности метода реализации права и прежде всего судебная практика.  Большевики никогда не забывали, что суд – это, прежде всего орудие классовой борьбы.   В тезисах о задачах судов(1922г) говорилось: « Всякий суд - орудие охраны интересов господствующего класса (защита интересов рабочих и крестьян). Успешное выполнение этой задачи - главная задача судов»[3]. Создание  законов,   имевших  склонность     к  широкому  толкованию, позволяло суду,  как орудию охраны интересов господствующей элиты, успешно   решать   задачу   вынесения   классово-обоснованных   приговоров. Неизбежным    при   таком подходе    стал    вывод    о склонности  к преступности одних   социальных   групп   и несклонности  других, что в практическом плане проявлялось    в    отсутствии    равноценности    наказания    для    различных  социальных групп. Система наказаний строилась не столько на основании меры поступка, сколько на основании социально-классовой принадлежности, то есть  зачастую второй фактор был куда весомее при определении меры наказания. Юридический   «оценочный механизм» (определение меры наказания)   состоял в определении  «свой» - «чужой».  Признаки «своего» - это  единство    социального происхождения. Особенно рельефно классовый подход подчеркивают статьи 24-я и 25-я УК, в которых перечисляется, что должен учесть суд, определяя наказание[4]. Главный критерий – классовая принадлежность   и   мотивы   преступления.   В циркуляре Верховного Суда РСФСР от 22 декабря 1924 года разъяснялось, что  суды при определении наказания должны были руководствоваться непреложным правилом: «учитывать, кого он имеет перед собой, и назначать меру социальной защиты, исходя из признаков социальной принадлежности»[5].

   В результате создавалась система увода от наказания определенных социальных групп, когда при определенных социальных критериях преступления не влекли за  собой  наказание  или  оно  существенно  снижалось. Политическое   понимание   сущности юридических норм вело   к существенным   последствиям. Создавалась атмосфера безнаказанности и вседозволенности, снижалось мотивационное действие наказания. Формировались устойчивые шаблоны пролетарского нигилистического правового поведения. Способы   реализации правосудия в форме разрешения правовых споров на основе классовой принадлежности вызывало    негативную  реакцию    населения, недовольного    мягкими    классовыми приговорами.  Авторитет суда у населения в этой ситуации был ничтожен.   Население не рассматривали право как общеобязательный свод правил поведения, а видели в нем лишь средство реализации политических установок власти и формально- юридического оформления социального неравенства. Можно определенно говорить об углублении в 1920-е годы негативного отношения населения и прежде всего крестьянства к официальному правосудию и укреплению правонигилистических установок, реализуемых в соответствующих моделях правового поведения граждан.

   Третий фактор, вливший на формирование массового правосознания – это  партийно – советский  правовой нигилизм, исходивший от властных структур. Большевики смотрели на закон как на лишь дополнительный механизм удержания власти, реализации политической доктрины. Право заменялось  указаниями, предписаниями, циркулярами.  В среде партийно – советской бюрократии к началу 1920- х годов сформировалось устойчиво негативное отношение к праву, закону. На первый план выдвигалась грубая сила и революционная целесообразность при разрешении любых конфликтов. Закон сводился к собственным представлениям и собственным нормам поведения, расширялась практика прямого вмешательства партийных органов в компетенцию судов.  

    Немаловажными оказались и долгосрочные трансформации. Складывалось дистанционное соотношение между властью, правом и законом, с одной стороны, и основной частью населения, с другой. Право, закон народом олицетворялись исключительно с властью, они не видели в них   способ   защиты   своих   интересов   и   прав.   Отсюда   как   бы   «   удвоение» правового нигилизма. Наконец, в условиях абсолютного доминирования партийного аппарата в сфере права, сформировался слой «партийных юристов», обслуживающих партийные нужды.   

  Не вызывали уважительного отношения к праву и система правовых привилегий для членов партии, заключавшаяся в практике установления особого (внеправового)  порядка привлечения к ответственности членов ВКП (б). В период 1920- х годов были приняты ряд документов, регулирующих взаимоотношения парткомов с судебными и следственными органами РСФСР, в случае возбуждения следствия или суда на члена партии». В частности в июле 1922 года появляется циркуляр, который следственным органам предписывалось изменять меру пресечения в отношении членов партии и освобождать их из-под ареста  под  поручительство трех членов партии, которые должны были получить на это санкцию губкома [6].

        В октябре 1925 года из секретариата ЦК поступает письмо всем губкомам « О порядке привлечения и наказания коммунистов за уголовные преступления». Этим письмом отменялись все прежние указания по данному вопросу. Местным комитетам партии еще раз напоминалось о правилах игры « в правосудие». Формально теперь ни партийные комитеты, ни контрольные органы не могли влиять на судебные решения. Но их мнение по тому или иному конкретному делу имели « политически рекомендованный» характер[7].

      Во всех этих партийных директивах было безусловным и объединяющим их одно обстоятельство – в них  игнорировался один из основополагающих принципов правосудия – осуществление правосудия только судом. Только суд может признать обвиняемого виновным или невиновным. В данном же случае уже парткомы могли предрешать вопрос о виновности  или невиновности. Суды, в условиях сложившейся жесткой партийно-государственной системы, не могли возразить партийному комитету любого уровня   без серьезных для себя последствий дисциплинарного порядка.

   Создание  особых условий в отношении коммунистов, уличенных в преступных деяниях,  подрывало основы государства, закон переставал быть основой политической, общественной жизни, рождало и укрепляло принцип ответственности партии только перед собой.  В результате сформировалась политика двойных правовых стандартов: одни стандарты  для ответственных работников, другая – для простых граждан. Вирус исключительного положения  глубоко проник в сознание и психологию   номенклатурщика. У номенклатуры сложились свои правила поведения, существенным образом отличавшиеся от норм поведения рядовых граждан.  А это в свою очередь усиливало массовый правовой нигилизм.

  Сформировавшееся в 1920-е годы в советском массовом правосознании негативное отношение к закону в своей основе опиралось на официальную политико-правовую доктрину, которая отражая идеологические представления правящей группы и внутриполитическую конъюнктуру, объективно выстаивала негативный вектор правового поведения населения. Этому же способствовала и классовая правоприменительная  практика, ставя в неравное правовое положение различные группы населения. Таким образом, признавая наличие целого комплекса факторов, препятствовавших формированию адекватного потребностям общества правосознания, следует признать, что важнейшими из них были политико-правовые и социально-экономические установки государственной власти. Политико-правовая доктрина большевиков, на наш взгляд, сформировала  принципиально новую трактовку взаимоотношений общества и государства и роли права в этих отношениях. Именно правовая доктрина, реализуемая в соответствующей правовой политике, несомненно, являлась важнейшим фактором, детерминировавшим типологические черты массового правосознания в 1920-е годы, механизм и специфику его трансформации, соотношение конструктивных и деструктивных правовых установок, приоритет тех или иных моделей правового поведения граждан.

 

Литература

1. Матузов Н.И., Малько А.В.. Теория государства и права. М.: 2004.С. 359.

2.  ГК РСФСР. М., 1923. Ст. 416-435.

3. Задачи судов. М.: НКЮ. 1922. С. 2.

4. Уголовный кодекс РСФСР. (Ред.1922года). М.1923.Ст.24,25. 

5. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. Р.- 524. Оп.1. Д.376, Л. 67

6. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф.17. Оп. 34. Д. 137. Л. 58, 65.

7. Государственный архив общественно - политической истории Воронежской области (ГАОПИВО). Ф.1. Оп. 1. Д. 320. Л. 32.

 

 

 

Сведения об авторе

 

Никулин Виктор Васильевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой    Тамбовского государственного технического университета.

Nikulin Viktor Vasilyevich Doctor of Historical Sciences Professor

Head of the “Civil Law and Procedure” Department of Tambov State Technical University

                      Контактные телефоны:

                                 84752 63-06-49.(раб);

                                 84752 76-00-07(дом);

                                 8915 875 23 33(сот).

                                 E-mail: viktor.nikulin@mail.ru.

                                             pravo@admin.tstu.ru

Адреса: служебный:392000. г. Тамбов. ул. Советская. д.106. 

 Технический университет.    Никулину В.В.

Домашний:  392023. г. Тамбов. ул. Пионерская. Д. 5 «В» кв. 146.