Казахстан, Алматы, Институт литературы и
искусства им.М.О.Ауэзова, ведущий
научный сотрудник, к.ф.н.
Образ жалмауыз-кемпир, бытующий в сказках и эпосе, имеющий связь с мифологией, претерпел ряд изменений в ходе исторических преобразований. Само словосочетание жалмауыз-кемпир означает прожорливая старуха. Жалмауыз-кемпир имеющая типологическую схожесть с Бабой-Ягой, прежде чем предстать в образе старушки имеет явные зооморфные признаки, которые дают представление об исторических наслоениях. Например, в сказке «Ушар ханнын баласы» жалмауыз-кемпир - рогатая, с вороньим клювом. А в сказке «Билмес» она с длинным клювом, совоокая. Тщательное изучение данного образа показывает на ее мифическое происхождение, само употребление эпитета жалмауыз – прожорливый создает первичное значение. В таком ампула она занимается людоедством, истребляет птиц и скот, об этом говорят сказки «Кирпик-шешен», «Байгыз». Но, что жалмауыз имеет мифологическую сущность, указывает и сказка «Ханшентей», где говорится, что герой спустившись в подземный мир, попадает в дом жалмауыз-кемпир. Как особому созданию ей характерен «крепкий сон», спит она семь дней и семь ночей. А сказка «Еркемайдар» рассказывает, что герой пошел в далекое странствие с целью добыть кровь семиголовой жалмауыз кемпир. Застал ее он спящей и разрубил одну голову, тогда жалмауыз-кемпир с ревом начала драться с оставшимися шестью головами. Эти примеры, извлеченные из сказок, явствуют о неземной сущности образа и, что примечательно, в «Ханшентей» и «Еркемайдар» говорится не о «жалмауыз-кемпир», а именно «жалмауыз» – прожорливый, что раскрывает сущность чудовища. В связи с распадом матриархата и укреплением патриархата его преобразили в женский вид.
В казахских эпосах также фигурирует жалмауыз-кемпир,
которая по своей архаичной натуре несет зло,
создает герою различного рода препятствия. Даже ее запах выдает ее
противное создание. Ее приближение первым чувствуют кони главных героев. В
архаичном эпосе «Дотан-батыр» конь разбудил героя, который почувствовал запах
жалмауыз-кемпир. А в «Алпамыс-батыре» Байчубар не захотел, чтоб села на него
мыстан и лягнул ногами так, что она распласталась на всю длину. В этот список
включается также «Аламан мен Жоламан» [1].
Все это дает основания считать, что в образе жалмауыз-кемпир чувствуются
специфические данные чудовища. Такую оценку можно дать и при типологическом
сравнении с античными мифологическими героями Сциллой и Харибдой и т.д.
Известно, что бог моря – Посейдон после убийства Полифема Одиссеем разъярился и
создал устрашающие встречи с различными чудовищами. Если жалмауыз-кемпир
представлена многоголовой, то Сцилла – конгломерат собаки и змеи, имеющая шесть голов, и каждой головой она съела по одному из спутников Одиссея, таким
образом, как и жалмауыз-кемпир, она оказывается людоедом.
Вторая типичная особенность – их связь с водой. Сцилла –
морское чудовище, которое живет в пещере, на крутой скале узкого пролива. На
другом берегу живет Харибда – чудовище
в виде страшного водоворота.
В фольклоре азиатских стран есть также демон албасты,
который имеет связь с водой. Генезис
данного образа и этимологию слова пока нельзя считать до конца выясненными.
Академик С.А.Каскабасов пишет о том,
что албасты приносит смерть, забирая легкие у роженицы и та «дает основание полагать, что
жалмауыз-кемпир, как и албасты, имеет какую-то связь с «подводным царством»,
т.е. по поверьям, с «царством мертвых». Отсюда вытекает, что жалмауыз-кемпир тоже
считается представительницей этого царства и имеет связь с албасты. Таким
образом, вода – это потусторонний мир, албасты – служитель, а жалмауыз-кемпир –
страж этого мира» [2].
То, что жалмауыз-кемпир имеет связь с водой,
подтверждается в сказках «Алтын сака»,
«Ер Тостик» и т.д. В сказке «Алтын сака» плавающее красное легкое
впоследствии превратилось в
жалмауыз-кемпир. Не зря сказочник делает акцент, на том, что отец главного
героя Ертостика Ерназар потерял верблюдицу Куба-инген именно возле
озера Соркудук.
Как представительница потустороннего мира
жалмауыз-кемпир наводит страх. Яркий
пример этому Ерназар, который пошел искать верблюдицу Куба-инген и
попался ей под руку. Жалмауыз-кемпир
набросилась на него с такой силой будто вот-вот душа-муха вылетит из него. И он
был вынужден согласиться на то, что она
требовала. А требовала она самого младшего сына Ер-Тостик. Кульминация сказки
заключена в инициации, Ер Тостик должен
благополучно выйти из положения. Ерназар как залог вместо сына оставил жалмауыз-кемпир наконечник стрелы Ер-Тостик, и вот едет мальчик на
своем коне Шалкуйрук. Шалкуйрук, мифический конь, говорит по-человечески и
предупреждает об опасностях, дает советы. То есть конь создает условие, для
того чтобы Ер-Тостик сумел поднять с земли
наконечник, где сидит жалмауыз кемпир. Чтоб отвлечь жалмауыз-кемпир, Ер-Тостик
спрашивает: «Бабушка, все ли эти девушки ваши?» Удивилась вопросу жалмауыз-кемпир и оглянулась назад,
это-то и надо Ер-Тостику. Поняв, что
это был Ер-Тостик, жалмауыз-кемпир пустилась
вдогонку, Убегая от нее,
Ер-Тостик вместе с Шалкуйрук попали в подземный мир, в царство змей, где
он должен приходит испытание. Чтоб выйти на свет, он проявляет героический
поступок, убив дракона, который пожирал птенцов алып кара-кус. Благодарный за
спасение птенцов алып Кара-кус выводит его на землю [3].
Одиссей также вынужден был проявить ум, чтоб не попасть в
руки мифическим чудовищам. Чтоб не попасть в водоворот Харибды, ухватившись за
ветки смоковницы, он висел над бездной, изрыгнувшей мачту корабля,
примостившись на которой Одиссей поплыл дальше.
Понятно, что
дальнее путешествие героя оценивается как путешествие в загробный мир. Мотиву
дальнего путешествия в точности соответствует мотив смерти. «Путешествие
Одиссея в загробный мир, его любовный плен на острове Калипсо, его приезд в
царство злой волшебницы Кирки и, наконец, последнее местопребывание Одиссея
перед его возвращением – лежащий далеко в море счастливый остров
Феаков – все это реплики единого мифологического образа, тесно
связанного с представлениями о стране смерти», – писал И.И.Толстой [4].
Таким образом, и Ер-Тостик, и Одиссей прошли испытание, побывав в загробном мире. – Слезай с коня, я тебя съем! По этой дороге никто не должен ходить! – грозится жалмауыз-кемпир Тотан-батыру [5]. Из этой выдержки из сказки становится понятным, что жалмауыз-кемпир подобно античным чудовищам имеет территорию, хотя и приписывает ее сама себе. Обратим внимания, кто где живет – Сцилла живет в пещере, на крутой скале, Калипсо – владелица острова Огигия. Кирка обитает на острове Эя среди лесов в роскошном дворце. Все это подчеркивает географическую особенность греческой земли. А жалмауыз-кемпир соответственно по своей специфике происхождения касательно географическим особенностям располагается не в островах или на скале, или в пещере, а именно в степи. И обязательно под одиноким деревом. Это также, в свою очередь, не спроста. В тюркском фольклоре как символ космической модели фигурирует дерево - байтерек. Если вспомнить мотив проглатывания драконом птенцов, где вершина дерева олицетворяет верхний мир, дракон – нижний мир, а человек – средний мир, то жалмауыз -кемпир под деревом олицетворяет связь с нижним миром.
А что
касается волшебства, то в отличие от Баба-Яги жалмауыз-кемпир
не дарит чудесные предметы. Но в ее поступках есть следы волшебных, сказочных
преобразований. Превращаясь то в младенца, то в девушку, она поджидает героя на его пути. В сказке
«Керкула атты – Кендебай» жалмауыз- кемпир преобразовалась в красавицу девушку.
После пересечения героя мечом ее чары
исчезли. И она лежала мертвой в своем истинном амплуа. В поступках Кирки также имеются признаки
волшебных, т.е. сказочных действии. Она, опоив колдовским напитком
спутников Одиссея, превращает их в свиней, а самого Одиссея задержала на целый год.
Однако В.Я.Пропп подчеркивает, что у Одиссея было два брака – брак с Киркой
–брак старого порядка, а брак с Пенелопой – брак нового порядка [6]. Но Одиссей
жил еще и у Калипсо, и от нее имеет
детей. Но и Кирка, и Калипсо известны нам
только через Гомера, вледствие чего мы
не можем знать об их архаичных признаках. Но у Кирки явные волшебные качества. А
Калипсо держала Одиссея, скрывая его от остального мира семь лет. Задумала
заставить героя забыть родину. Само имя «Калипсо» (та, что скрывает) указывает
на ее связь с миром смерти [7].
Таким образом, мы обнаруживаем два
этапа в формировании образа жалмауыз-кемпир. На первом этапе жалмауыз – мифическое чудовище, на втором – она сказочно преобразуется. Но в
сказках действия жалмауыз-кемпир этим не ограничиваются. Иногда даже в ее лице одновременно
сочетаются и добро, и зло. Понятно, что зло исходит от первозаданности образа,
а добро - исторические отголоски матриархата. Почти во всех тюркских сказках
жалмауыз-кемпир дает огонь девушке, которая невзначай потушила огонь у себя в
кибитке. Из античных мифов мы знаем, что почитание огня происходило именно в образе женщины. И
это отразилось как наслоение в образе жалмауыз-кемпир.
От матриархата в ее образе
также сохранился тип шаманки. Жалмауыз-кемпир,
проглотив (ведь она прожорлива !) героев сказки, не хотела их обратно
выплюнуть, но под угрозом Кара-уйрек
все-таки их обратно вывела, слепого
сделала зрячим, одноногого – нормальным на обе ноги, а девушку Саркыт
превратила в красавицу. Можно ли это считать сказочным, С.А.Каскабасов в этом
видит функцию шаманки.
Вернемся к инициации, по поводу которой
наблюдается интересное сплетение исторических моментов. Этот момент
подробно обозначен С.А.Каскабасовым, который, ссылаясь на «Исторические корни волшебной сказки» В.Я.Проппа,
пишет: «При матриархате обряд этот совершался под руководством главы
материнского рода – шаманки, которая иногда заменяла собой чудовищного
тотемного животного, через чучело которого пролезали посвящаемые юноши» [8].
Далее он пишет: «Жалмауыз – символ всего злого на свете. Но эти черты
жалмауыз-кемпир – явления вторичного, более позднего характера и выработаны
патриархатом. Постепенно ее образ эволюционирует до злокозненной
мыстан-кемпир». И делает вывода, что «в отличие от жалмауыз-кемпир, которая
представляет злую силу стихии и действует открыто, подчеркивая свое
превосходство, мыстан-кемпир не выходит за пределы бытовой сферы, она коварная
интриганка» [9].
По поводу этого мы все-таки думаем обратное. Если жалмауыз – мифическое чудовище, то ее зло по натуре должно проявиться
первичным.
Конечно, В.Я.Пропп, исследуя
русские сказки по мотивам леса, куриной избушки, и т.д., все это связывал с
обрядом инициации. «Яга имеет какую-то связь с образом инициации» [10]. «Посвящение
шло через род жены. Есть некоторые материалы, указывающие на то, что
посвящение шло не только через род
жены, но и через женщину в буквальном смысле
этого слова: посвящаемый временно превращался в женщину»[11].
Но когда В.Я.Пропп ищет родство между Ягой и лесовиком-колдуном, он пишет: «В большинстве случаев записавшие
или описывающие этот обряд путешественники или исследователи ничего не говорят
о том, чтобы распорядителями обряда были женщины. Но в некоторых случаях мы
видим, что здесь играли роль мужчины, переодетые в женщину». По другим
свидетельствам, все члены союзов имели
одну общую мать-старуху», и приводит в пример, который опубликовал Неверман, описывающий начало обряда в бывшей
Нидерландской Новой Гвинее у племени маринд-аним [12].
Итак, становится ясно: достоверным образом доказать, что именно
родоначальница провела обряд инициации для мальчиков невозможно. Нам кажется, в словах Н.Б.Бутинова - вся логика инициации. Он пишет, что в основе обрядов инициации на Новой Гвинее
лежит антагонизм между полами. Заглянув глубже, увидели, что мужчина
представляет родовое начало, а женщина – семейное, и, по существу, антагонизм –
лишь внешнее выражение противоречия между родом и семьей [13].
Поэтому действия жалмауыз-кемпир при проведении инициации для мальчиков должны
оцениваться не как действия
прародительницы, а испытание чудовищем.
Какой смысл обряда, который проводится
изолировано от женщин? Попробуем понять Невермана, на которого ссылается
В.Я.Пропп: «Мужчины, переодетые старухами,
с женскими передниками, пестро раскрашенные и с клыками над ртом в знак того,
что им нельзя говорить, приблизились к майо-аним
(т.е. посвящаемым). Последние обхватили шеи «праматерей» и те тащили их в
постоянное место. Здесь они сбрасывались на землю и прикидывались спящими»[14].
В.Я.Пропп затем оценивает это так: «Мы имеем не что иное, как мимическое
изображение похищения в лес старухой-женщиной». В сообщении Невермана все-таки
субъективный взгляд на праматерей, когда в действиях старухи просвечивают
функции чудовища. Поэтому мы склонны думать, что хотя функции прародительницы имеются у жалмауыз-кемпир,
но в отношении инициации жалмауыз выступает как чудовище на первой стадии
развития образа.
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:
1 Ертегилер. - Алматы. 1989. Т.4. - с.260.
2 Каскабасов
С.А. Казахская волшебная сказка. –Алма-Ата, 1972. – с.79-80.
3 Ертегилер. -Алматы, 1989. Т.4. - с.23-24.
4 Толстой
И.И. Статьи о фольклоре. - М.-Л., 1966, - с.67.
5 Ертегилер.
- Алматы. 1989, Т.4. - с.102.
6 Пропп
В.Я. Фольклор и действительность. - М., 1976,
- с.280.
7 Мифы
народов мира. Энциклопедия. - М., 1987,
Т.1. - с.616.
8 Каскабасов
С.А. Казахская волшебная сказка. Алма-Ата, 1972, с.80.
9 Указан.
Работа, с.81.
10
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. - Л., 1986, - с.73.
11
Указан. Работа, с.108.
12
Указан. Работа, с.109.
13
Прошлое и настоящее
Австралии и Океании. -М., 1979,
-с.136.
14
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. - Л., 1986,
- с.109.