К вопросу о методологии научного исследования (философско-психологический аспект)

Гужавина О.Б. 

Томский государственный педагогический университет

В свете глобализационных процессов, с неизбежностью развивающихся на основе условий и обстоятельств жизни и деятельности человека и социума на современном историческом этапе, с необходимостью встает проблема способов и возможностей достижения взаимопонимания между общественными образованиями, которые являются носителями различных мировоззренческих систем. На этом фоне особенно актуальной становится задача отыскания тех общечеловеческих основ, на базе которых возникают качественно отличные друг от друга схемы описания и понимания реальности, в свою очередь влияющие на мировосприятие и, соответственно, на стратегию и тактику деятельности своих приверженцев. Поэтому, на наш взгляд, разворот исследовательского интереса к человеку-субъекту познания неизбежен. Поскольку процесс познания традиционно рассматривается как относящейся к сфере влияния такой формы общественного сознания и деятельности как наука [6], в который раз встает задача переосмысления методологических оснований процесса научного исследования.

В обширной литературе по проблеме феномена научного творчества и, в частности, того, что из себя представляет структура научного метода, обращает на себя внимание следующий момент: во главу угла рассмотрения ставятся процессы человеческого мышления, под которым понимается способность субъекта к рационально-логической рефлексии, а более конкретно – процесс деятельности интеллекта. И, при том, что подчас оговаривается, что «об особенностях и механизмах умственной деятельности человека мы мало что знаем» [7, с. 9], некоторые её характеристики, дающие право на употребление эпитета “научный” описываются, на первый взгляд, довольно подробно. Если перечислить эти характеристики, то получится приблизительно следующий перечень:

· целенаправленность мышления – наличие проблемы, которая и задает характер обработки, организации и систематизации относящегося к этой проблеме материала;

· ориентир на созидание нового;

· опора на штатные логические приемы;

· возникновение определенного импульса, “приводящего мозг человека в некоторую напряженность”, когда становится понятным, что привычные испытанные пути рассуждения не дают результата;

· как завершающий этап – конструктивное развитие мыслительного процесса до догадки, озарения, инсайта, аспекта в деятельности мышления, “наиболее окутанного покровом таинственности”, где озарение есть “результат предварительного исследования”, а “занятия наукой требуют особой подготовки познающего субъекта, в ходе которой он осваивает исторически сложившиеся средства научного исследования” [8, с. 49].

· Кроме перечисленного, значительное место в интеллектуальной, мыслительной (читаем – научной) деятельности отводится логике и ее методам (см. Гегель Г.В.Ф., Рассел Б., Степин В.С. и др.) – системам понятий и способам оперирования ими, выработке, совершенствованию и применению орудий, средств познания, интеллектуальных и материальных, средств измерения и средств проверки экспериментальным путем возникающих в процессе озарения идей и гипотез и т.д.

В ходе анализа природы мышления также выделяют такие его компоненты, развитие которых выражает творческие способности интеллекта. В число этих компонент входят: острота наблюдения, направленность внимания, сила воображения, развитость интуиции, яркость инсайта, независимость суждений, умственная инициатива, способность удивляться. При этом уточняется, что деятельность интеллекта носит целостный характер, и выделение указанных компонент достаточно условно, но в то же время через их раскрытие лежит путь познания интеллекта.

Перечисленными характеристиками процесса научного исследования можно ограничиться при одном условии – если, вслед за Г.В.Ф. Гегелем и его «Энциклопедией философских наук», понимать под мышлением всю психическую деятельность человека: “мышление есть ...всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т. д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления”. В противном случае по прочтении остается ощущение некоторой мешанины из фрагментов деятельности различных психических функций, которые в принципе механически могут быть выстроены в одну относительно связную линию, но характера познавательной деятельности – а именно она лежит в основе такой формы общественного сознания как наука (“особая отрасль рациональной человеческой деятельности по производству объективно истинного знания об окружающем нас мире” [6, с. 4]) – тем не менее, отразить не могут в силу своей фрагментарности.

В своей знаменитой работе “Психологические типы” К.Г. Юнг высказывает два принципиальных положения, которые, на наш взгляд, полностью отражают современное восприятие того, как мыслит и как, в связи с этим, способно действовать сообщество человеческих существ. Первое гласит: “Человек никогда не может быть всем сразу и никогда не может быть полностью совершенен. Он развивает всегда только определенные качества и оставляет недоразвитыми все остальные. Мышление должно тщательно исключать чувство, если только оно желает быть настоящим, верным своему принципу мышлением” [9, с. 642]. Второе доводит эту мысль до ее логического завершения: “Это, конечно, не исключает существование индивидов, у которых мышление и чувство стоят на одинаковой высоте, причем и то, и другое имеет одинаковую сознательную силу мотивации. Но в таком случае речь идет не о дифференцированном типе, а о сравнительно неразвитом мышлении и чувстве. Равномерная сознательность или равномерная бессознательность функций есть, следовательно, признак примитивного состояния духа” [9, с. 493]. Таким образом, человек мыслящий и человек чувствующий должны быть двумя абсолютно разными людьми, если они хотят достичь совершенной жизни и полноценных результатов своей деятельности в какой либо из этих частей реальности человеческого существования. В противном случае, по мнению К.Г. Юнга, можно говорить отнюдь не об универсальности личности, как наверняка большинству из нас хотелось бы, а о ее недоразвитии.

Взяв за основу эту, на наш взгляд, аксиоматичную для исследовательского сообщества систему представлений о человеке и его деятельности, мыслительной – в том числе, рассмотрим, в чем же это выражается на практике.

Наука, искусство, религия, ремесло и другие формы общественного сознания и общественной деятельности, представляют для стороннего наблюдения яркую иллюстрацию результатов такого жесткого разграничения – произошло деление реальности на сферы влияния, зашоривание восприятия за счет локализованной системы представлений, основанной на приоритете одной из “получившихся” в результате этого деления «частей», и ограничение возможностей и средств деятельности. Каждой из названных форм общественного сознания свойственен определенный стиль мышления при переработке информации о “своей” части реальности (того единственного ее фрагмента, который доступен каждому в отдельности из ракурсов рассмотрения чего бы то ни было), при построении системы представлений, основанной на приоритете этого фрагмента, а также при выполнении “своей” части социальных функций. Разделив реальность на сферы влияния, вольно или невольно различные формы общественного сознания ограничивают и систему представлений личности, подвизающейся в конкретной сфере деятельности.

Западноевропейская философия уже на рубеже XIX-XX в.в. обращает внимание на наличие качественных отличий в содержании различных ментальных образований или стилей мышления, в содержании тех или иных целостных и непротиворечивых картин мира (Л. Февр, М. Блок, П. Бурдье, Ж. Ле Гофф, А.Я. Гуревич, Л.Н. Пушкарев, И.Г. Дубов и др.), но этот интерес замыкается на исследовании их социокультурной составляющей. В рамках такого подхода поиск истоков подобной дифференциации фактически осуществляется за пределами изучения внутренней природы, свойств и способностей человека-субъекта. С одной стороны, в процессе исследования проблемы ментальности была актуализирована тема эмоциональной составляющей человеческого мышления и ее влияния на формирование той или иной системы взглядов на мир. С другой, это влияние было ограничено за счет принципиальных представлений о нерефлексируемости и неосознаваемости эмоций как таковых. Такой подход на сегодняшний день тем более не может считаться исчерпывающим в свете того факта, что современный уровень естественнонаучных знаний о человеке, о его сущностных способностях и возможностях, в том числе – в сфере субъективных проявлений его природы, далеко превосходит в описаниях характеристик человека рамки философских взглядов на соотношение ролей между различными составляющими человеческого существа. В процессе реализации познавательной деятельности – в том числе. На наш взгляд, налицо противоречие между общепризнанной значимостью эмоционального компонента в мыслительной деятельности человека и степенью его актуальной изученности.

Современная система представлений о сущности и функциональных возможностях эмоциональной компоненты человеческого мышления представлена рядом теорий, как отечественных (П.К. Анохин, Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, Г.Х Шингаров, С.Л. Рубинштейн, П.В. Симонов, М.Г. Ярошевский и др.), так и зарубежных (В. Дильтей, З. Фрейд, В. Франкл, К.Э.Изард и др.), содержащих как попытку философских обобщений, так и массу естественнонаучных данных, описывающих функциональные характеристики способности человека к эмоциональному восприятию явлений действительности. Из этих характеристик и этих данных вытекает ряд предпосылок, на наш взгляд, онтологического характера, в рамках которых рассуждение о проблеме эмоций и ведется. Эти рассуждения объединяет стремление к описанию функциональных проявлений эмоционального переживания в качестве динамического элемента влияния в процессе мыслительной деятельности и жизнеобеспечивающей активности человека.

Теоретико-методологические предпосылки именно такого ракурса исследования проблемы роли эмоционального переживания в формировании той или иной системы преставлений о реальности или, другими словами, системы знаний о мире, по нашему мнению, заключаются прежде всего в том, что все современные теории эмоций, будучи естественнонаучными по своей сути, сосредотачивают свой интерес на описании функциональных телесных проявлений эмоционального переживания; рационалистическая философская традиция (в мировоззренческом смысле), которая, собственно говоря, эти взгляды и определила, вслед за Аристотелем и другими исследователями проблемы эмоций ставит последние в положение вспомогательного оценивающего и мотивирующего фактора в процессе познавательной деятельности человека. Что же касается религиозно-мистической и нравственной философской продукции (Ф. Петрарка, Б. Паскаль, М. Экхарт, Я. Бёме, Вл. Соловьев, Евг. Трубецкой, П. Флоренский, С.Л. Франк, В.Н. Лосский, С.Н. Булгаков, А.А. Ухтомский и др.), то в ее рамках неоднократно подчеркивался, но никак не развивался особый гносеологический статус эмоций. Более того, в рамках этих философских направлений очень часто описания функциональных проявлений эмоционального переживания использовались в качестве аргумента для доказательства тех или иных собственных теоретических предположений. Особенно, когда дело касалось вопросов познания трансцендентальных объектов.

Сам собой напрашивается вывод, что в рамках соблюдения этих правил нет места самостоятельной гносеологической функции эмоций, то есть такому рассмотрению роли эмоционального переживания в формировании системы представлений о мире и вытекающего из нее способа понимания и описания действительности, когда оно выступает как одна из ряда в равной мере результативных форм познавательной деятельности, обладающая собственным, отличным от других механизмом, технологическим процессом и собственным объектом, недоступным адекватному восприятию посредством других форм.

Для подтверждения предположения о том, что самостоятельная роль в процессе формирования системы знаний о мире у эмоций все-таки есть, необходимо было бы отыскать корреляты и в мыслительной, и в жизнеобеспечивающей деятельности человека и на уровне его индивидуального, и на уровне социального бытия, которые бы могли свидетельствовать о правомерности подобной точки зрения.

По нашему мнению, способность эмоционального переживания выступать в форме оценивающего фактора при восприятии явлений действительности и фактора создания мотивации к тому или иному способу их освоения, не исчерпывает функциональные проявления эмоций. В процессе естественнонаучных исследований феномена эмоционального переживания выявлены такие проявления эмоций, как способность не отражать подлинное ценностное значение воспринимаемого объекта, когда, например, осознавание этого значения формируется за счет наложения на объект актуального эмоционального состояния субъекта восприятия, например, в процессе реализации такого феномена как иррадиация. Например, Э. Блейлер в своих работах описывает так называемую «свободно болтающаюсю тоску», которая имеет способность накладываться на восприятие любого объекта, который соответствующим образом и оценивается. Кроме того, эмоциональное переживание не является исключительно субъективным явлением, о чем свидетельствует эффект заражения, описанный в психоаналитической антропологии К.Г. Юнга, в процессе которого происходит распространение эмоционального переживания от одних людей к другим. Примером может быть феномен паники, праздничного воодушевления, эффект толпы и т.д. Проблема эффекта толпы сегодня является одной из самых актуальных в сфере политологических исследований.

Более того, качественное содержание эмоционального состояния личности имеет свойство не соответствовать тем или иным однозначным внешним выражениям, например, в речи, моторике движений, мимических реакциях и т.д., т.е. в сфере человеческой коммуникации имеет место, по выражению М. Эриксона, создателя теории нейро-лингвистического программирования, явление неконгруэтности, когда субъект думает и говорит одно, чувствует другое, а выражает на лице третье. И, таким образом, результаты наблюдения феномена эмоционального переживания, основанные на представлении о рационально-логическом по своей сущности способе его познания, не соответствуют критерию очевидности и доказуемости.

Должен существовать механизм непосредственного восприятия такого явления действительности как эмоциональное переживание человека-субъекта, имеется в виду – другого субъекта по отношению к субъекту познания, и, таким образом, эмоция должна быть доступна осознаванию во всей своей полноте не только тому субъекту, который ее испытывает. Такой механизм, на наш взгляд, получил отражение в понятии «эмпатии» как способности сопереживания с другим за счет присоединения к глубинному внутреннему энергетическому состоянию объекта, каковым выступает актуальное эмоциональное состояние личности, т.е. другого субъекта. Его описание можно отыскать и в медицинско-психологических исследованиях, и в экзистенциальной ветви психоаналитической антропологии, и в работах на религиозно-философские темы. Факт наличия у человека подобной способности констатировать качественное содержание внутреннего энергетического состояния объекта, каковым является другой субъект, а также связанных с этим состоянием способов функционирования объекта, позволяет говорить о самостоятельной роли эмоционального переживания в процессе формирования представлений о реальности и, соответственно, о способности непосредственно вносить вклад в целостную систему знаний о мире.

При допущении наличия у способности человека к эмоциональному сопереживанию собственного механизма восприятия действительности и, соответственно, собственного объекта познания, эмоция должна иметь способность выполнять и собственную роль в процессе формирования-получения знаний. На наш взгляд, подобный исследовательский ракурс имеет определенное теоретическое значение, так как позволяет расширить представления о возможностях познавательной деятельности человека.

В свете естественно-научных достижений современной психологии можно говорить о том, что мышление человека, процесс которого сегодня фактически отождествляется с деятельностью интеллекта, это, во-первых, только одна из функций восприятия и переработки информации об окружающем человека мире, а, во-вторых, структура человеческого мышления не исчерпывается традиционными представлениями о характеристиках умственной деятельности – словесным языковым рядом, знанием как перечнем полученных в процессе наблюдения и анализа фактов, логической иерархической структурированностью и т.д. В силу этого уже невозможно, например, вслед за Б. Расселом, утверждать, что “большинство из нас пользуется словами при размышлении” [5, с. 14].

Начнем с того, что, в первую очередь, процитированный выше перечень характеристик интеллектуальной деятельности наводит на мысль о непоследовательности исследователей. Какую картину познавательной (мыслительной – научной) деятельности представляет нам литература по методологии научных исследований? С точки зрения существующего на сегодняшний день научного представления, интеллект это: отображение, сбор и сортировка (анализ как разбиение на составные части) фактических данных. При этом из рассмотрения выпадает тот факт, что систематизация таких данных уже не может быть включена в процесс анализа как выстраивания иерархии по принципу функциональной принадлежности тех или иных деталей некоторой более или менее сложной структуры или системы, потому что это предполагает непременную оценку этих деталей-фактов по различным параметрам, а оценивать общепризнанно «дозволяется» только такой функции человеческой психики как чувство или эмоция, но никак не мышлению-интеллекту. Мышление-интеллект как часть процесса познавательной деятельности оценить ничего не может (это делает чувство), а, стало быть, не может и выстроить “в одиночку” никакого представления о структурной иерархии в строении какого-либо объекта – только констатировать факт наличия чего бы то ни было и описать его внешние проявления. Само по себе мышление-интеллект (наука) способно, таким образом, только накопить большее или меньшее количество разрозненных описаний объектов, когда-то “подвергшихся” наблюдению со стороны ученых-исследователей.

В действительности попросту не существует такого способа функционирования психологических механизмов, где одни из них активно решали бы ситуативную познавательную, коммуникативную или какую-нибудь еще функциональную задачу, а остальные в это время были бы “отключены” либо “занимались” осуществлением других, кардинально отличных по своему характеру действий [см. 1-2, 3, 9 и др.]. Использование системного взгляда при научном размышлении исключает ситуацию, где правая рука не ведала бы, что делает левая. Различные функции (механизмы) человеческой психики в равной степени используются, с большей или меньшей степенью осознанности, при осуществлении различных форм адаптационной, познавательной, социальной и любой др. деятельности, в том числе и тех, где эти механизмы формально не наблюдаются как ведущие или к которым, на первый взгляд, отношения не имеют. Например, такая характеристика как целенаправленность мышления обеспечивается за счет сосредоточения внимания, которое направляется на конкретный объект при наличии у индивида достаточно интенсивной эмоциональной реакции, вызываемой этим объектом или интенсивного эмоционального переживания, направленного на объект, которые и задают ценность объекта для исследователя. Следовательно, в строго очерченном виде такая характеристика, как целенаправленность, непосредственно к механизмам мышления-интеллекта не относится – «работу» этого механизма обеспечивают эмоции.

Не меньшую роль эмоции играют и в такой характеристике научного мышления как ориентир на созидание нового – “самоценность истины и ценность новизны” [8, с.50], при котором индивид исповедует ценностные ориентации, которые и стимулируют научную деятельность. Наличие определенного ведущего эмоционального фона, в котором основную массу времени на протяжении своей жизни находится конкретный человек, инициирует его на осуществление деятельности, которая в наибольшей степени такому “состоянию души” соответствует. Например, гипертимность (повышенная возбудимость) задает высокий энергетический тонус, что, на первый взгляд, позволяет поддерживать высокий физический и умственный потенциал. Но, кроме этого, преобладание реакций возбуждения и, таким образом, наличие большого количества энергии затрудняет сосредоточение внимания (такие люди поверхностны). Поэтому ориентиром на созидание нового выступают скорее мировоззренческие установки, которые, в свою очередь, формируются, в числе прочего, и за счет наложения привычного для конкретного индивида эмоционального фона, к подлинной ценности самих установок отношения не имеющего, на ту или иную систему представлений о мире и о “должной деятельности”.

В качестве завершающего этапа предлагается некое “таинственное происшествие” – собственно момент изобретения чего-либо нового. Уже само описание процесса словами “озарение” и “инсайт” содержит в себе попытку дефиниции конкретного процесса, протекающего в психике размышляющего индивида. С точки зрения того, как происходит событие изобретения, “выдумывания” качественно нового, то наиболее объективным, на наш взгляд, является определение интуиции как восприятия при помощи бессознательного [9, с. 446]. Не разворот под новым углом и не интерпретация по новому основанию уже известных фактов – а именно это только и можно подразумевать при высказывании о том, что озарение есть “результат предварительного исследования”, то есть “идет навстречу подготовленному уму” [7, с. 10], а “непосредственное видение, созерцание предмета познающим субъектом” [4, с. 137].

Собственно это означает, что при наличии некоторой исследовательской задачи и сосредоточении на мысли о возможном способе ее решения, конкретному индивиду просто “приходит в голову” мысль, содержанием которой и является ответ на заданный самому себе вопрос. Такое понимание процесса вполне оправданно можно принять за описание обыкновенной игры воображения, субъективной реальности, а отнюдь не получения объективной информации об объекте, что традиционно и делается. Но, во-первых, для того и существуют такие методы исследования как моделирование и эксперимент, чтобы проверять любые догадки на истинность. А, во-вторых, К.Г. Юнгом достаточно полно описана работа психических функций у людей с определенным психофизическим типом – интуитивным и ни для никого из современных психологов протекающие в психике людей с подобной формулой личности процессы при осуществлении ими познавательной или исследовательской деятельности не представляется игрой богатого или больного воображения.

На наш взгляд, вышеприведенные примеры протекания процессов мыслительной деятельности позволяют утверждать, что и иные функции человеческой психики, качественно отличные по своей структуре и проявлениям от мышления-интеллекта как непосредственно ответственного за процесс познавательной (научной) деятельности, принимают в этом процессе самое активное участие. Конкретно-чувственное восприятие и рационально-логическое мышление не исчерпывают собой процесс познавательной деятельности человека. Интуитивное прозрение, доставляющее знание о таких неявных характеристиках объектов, которые могут быть зафиксированы в опыте лишь много позже, также вносит свой «вклад» не только в формирование общих представлений, но и в методологию научных исследований. Что же касается якобы исключительно субъективной оценочной реакции глубинных эмоциональных переживаний, то она не только мотивирует исследовательскую деятельность человека, концентрируя его внимание на изучении тех или иных объектов, но и привносит в общую систему представлений о мире дополнительные компоненты. Например, о процессах, протекающих в душе-психике самого человека и других людей.

Литература:

1. Аугустинавичюте А. Соционика: Введение. М.: ООО “Фирма “Издательство АСТ”; СПб.: Terra Fantastica, 1998. 448 с.

2. Аугустинавичюте А. Соционика: Психологические типы. Тесты. М.: ООО “Фирма “Издательство АСТ”; СПб.: Terra Fantastica, 1998. 416 с.

3. Гуленко В. Менеджмент слаженной команды. Новосибирск: РИПЭЛ, 1995. 192 с.

4. Лосский Н.О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М.: Республика, 1995. 400 с.

5. Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. Киев: Ника-Центр, 2001. 560 с.

6. Рузавин Г.И. Методология научного исследования: Учебное пособие для вузов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 1999. 317 с.

7. Сачков Ю.В. Научный метод: вопросы и развитие М., 2003. 160 с.

8. Степин В.С. Теоретическое знание. М.: “Прогресс-Традиция”, 2000. 744 с.

9. Юнг К.Г. Психологические типы. М.: АСТ “Университетская книга”, 1996. 716 с.

ЗАЯВКА

На участие в конференции «Научная мысль информационного века – 2007»

Ф.И.О.: Гужавина Ольга Борисовна

Организация: Томский государственный педагогический университет

Ученая степень: кандидат философских наук

Должность: ассистент кафедры философии и социальных наук

Адрес: г.Томск, ул. Иркутский тракт 53, кв. 252

Телефоны: (3822) 52-17-68 (раб.), (3822) 752-41-00 (дом.), 8-913-808-7442 (сот.)

E-mail: oguzhavina@rambler.ru