д.э.н. Юшин С.А.

ННЦ «Институт аграрной экономики» НААНУ

ПИФАГОРЕЙСКО-РЕЛИГИОЗНАЯ МИСТИКА В КОНФЛИКТОЛОГИИ РЕВОЛЮЦИЙ И РЕФОРМ

То, что происходит в последнее время в Украине, многие идентифицируют как революцию. Понятно, тотальная коррупция в отсутствии инновационных реформ и на фоне шоу-разгула откровенно-противозаконного (по Конституции – Украина – социальное, демократическое государство) олигархо-феодализма с асимметрией в сверх-централизацию власти достигает своего предела и требует не косметических деяний, а капитального ремонта. Понятно и то, что правящий класс всегда делал и всегда будет делать все, чтобы заявленные им же реформы были заморожены. Например, с 2007 г. принимаются на высшем уровне акты об создании Национальной инновационной системы и реализации в Украине до 2015 г. принципов Информационного общества. Но ощутимых продвижений в этом направлении не происходит. Парадокс в том, что Ленинско-Сталинские реформы были на порядок более инновационными, чем современные реформы в Украине. Кто не верит, пусть почитает декрет “О социализации земли”, план ГОЭЛРО, Примерный устав сельхозартели и т. п. В чем же разница между той революцией и современной нашей? Основная разница в том, что та революция имела выраженную идеологию, а у нашей революции она вообще отсутствует.

Если мы прислушаемся к “китам” современной американской экономики, то Дж. Гэлбрейт, например, считал, что реформа не начинается с законов или правительства; она начинается с изменения наших взглядов на экономическую систему, с наших мнений. Неформальные ограничения, подчеркивал Д. Норт, имеют значение, остаток, который ведет к иррациональным убеждениям, играет в современном мире не менее важную роль, чем прежде. Главным барьером между нами и наиболее желательным для нас будущим, утверждал Р. Акофф, являемся мы сами, а важнейшие черты промышленной революции и культуры предопределились методологией и исходными доктринами; причем разгадать тайны нашего будущего необходимо так, как это делают дети: аналитически.

Во многом точки зрения Дж. Гэлбрейта, Д. Норта и Р. Акоффа совпадают с позицией К. Маркса: “реформа сознания состоит только в том, чтобы дать миру уяснить себе своё собственное сознание, чтобы разбудить мир от грёз о самом себе, чтобы разъяснить ему смысл его собственных действий”, а потому “наш девиз: реформа сознания не посредством догм, а посредством анализа мистического, самому себе неясного сознания, выступает ли оно в религиозной или же в политической форме; при этом окажется, что мир уже давно грезит о предмете, которым можно действительно овладеть, только осознав его; окажется, что речь идёт не о том, чтобы мысленно провести большую разграничительную черту между прошедшим и будущим, а о том, чтобы осуществить мысли прошедшего; и, наконец, обнаружится, что человечество не начинает новой работы, а сознательно осуществляет свою старую работу”.

Кстати, экономическая наука сотни лет уже пользуется представлением А. Смита о “невидимой руке рынка”. Но ведь если что-либо действует невидимо для человеческого глаза и разума, то этот инструмент имеет четко выраженный религиозно-мистический характер (Бога не видел никто никогда; невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны). Иначе говоря, все рациональное есть приближенной копией иррационального идеала (идеальность у Г. Гегеля – это качество бесконечности), материализованной в практиках нашего бытия.

Итак, и современные классики экономической науки, и К. Маркс видят обязательным предварительным условием реформ (как альтернатив революций) изменение ментальности (взглядов, мнений), иррациональных убеждений, а также разгадку тайн нашего будущего, что совпадает с мистическим анализом форм практической реализации ранее разработанных идеологических доктрин.

Вообще “мистика” (от греч. Μυστικός – “скрытый”, “тайный”) – это вера в существование сверхъестественных сил, с которыми таинственным образом связан и способен общаться человек. Что ж, в древности Гераклит говорил: скрытая гармония сильнее гармонии явной. Пифагор любил повторять своим ученикам: “числу все вещи подобны”. А Парацельс: “Всё – яд, всё – лекарство; то и другое определяет доза”. Но не каждый может определить (а уж тем более соблюдать) лечебную дозу (т. е. числовое значение величины потребляемой вещи) для самого себя, учитывая массовые примеры обжорства, пьянства и т. п. Поэтому все религии направлены на нормирование (в количестве и качестве) потребления материальных и духовных ресурсов. При этом Гермес Трисмегист, например, был ориентирован на тайную проповедь и правила молчания. Да и Христос прямым текстом говорил исключительно с учениками, а с остальными – притчами, толкование которых требовало специальной подготовки. А т. к. всегда массы были отстранены от знаний, это усиливало их веру в “тайные” силы окружающей человека природы и мистические начала их мировоззрения.

У Аристотеля человек – существо общественное (политическое) и в силу мистичности восприятия бытия – существо суеверное. Не зря же он панически боится числа “13”, черных кошек и т. п. Можно говорить, что современный человек – рационалист. Но каждый, читая Н. Гоголя, проникается мистическим ужасом, говоря себе: “в этом что-то есть!” И успокоит ли нас М. Булгаков: “Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым. Нет ничего, и ничего и не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная решетка и за ней бульвар... ” Мы склоны доверять Воланду, который говорит непонятное для Берлиоза и понятное для: “Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила”. И каждый, как Маргарита, хочет сказать, “криво и жалко улыбаясь: – Перестаньте вы меня мистифицировать и мучить вашими загадками...” Хотя Г. Майринк, наблюдая людей, сделал вывод, что “подобно тому, как Голем снова стал истуканом, как только вынули у него изо рта пергамент с тайными знаками жизни, так и все эти люди – кажется мне – должны бездушно рухнуть в то мгновение, когда у одного из них вытравят из сознания какое-нибудь ничтожное представление, незначительный импульс или даже бесцельную привычку, у другого – хотя бы только неясное, безотчетное упование на что-то туманное, неопределенное”. Т. е. он, все же, отыскивает в мистике не столько дозу яда, сколько дозу лекарства.

Если говорить не о писателях, а о философах, то у Г. Гегеля мы находим: мистическое не есть скрывание тайны или неведение, а оно состоит в том, что самость знает себя единой с сущностью и эта последняя, стало быть, сделалась открытой (достоинство хлеба в его мистическом значении, но наряду с этим и в том, что он есть хлеб, съедобен). Да и К. Маркс, формально будучи атеистом, в своих трудах говорил о мистическом характере товара и общественной формы, предполагая преодоление мистики только после полной победы коммунизма.

К.Г. Юнг указывал, что обычный человек представляет массу (частица в массе, коллективе) до такой степени, что не осознает свое собственное эго, и он нуждается в тех преобразующих мистериях, которые должны ввергнуть его в определенное разнообразие, и избавить его от животной коллективной психе.

Д.И. Менделеев подчеркивал, что ни совершенно слить, ни совершенно отделить, ни представить какие-либо переходные формы для духа, силы и вещества не удается никому, кроме явных мистиков и тех крайних, которые не хотят ничего знать про духовное. А. Эйнштейн в ощущении таинственности (т. е. мистичности) видел основу религии и наиболее глубоких тенденций в науке.

Следовательно, если пытаться отыскать причины национальных “цунами” в рамках дихотомий “добра ... зла”, то мы очутимся в дебрях неразрешимых противоречий. Легче всего прилепить кому-либо ярлык. Но Библия указывает: “не в воле человека путь его, ... не во власти идущего давать направление стопам своим”. А. Маслоу считает, что нам жизненно нужна трансценденция как мистический опыт, т. к. без трансцендентального и надличностного мы попадаем во власть злобы, насилия и нигилизма или же “безнадеги” и апатии; нам нужно нечто “большее, чем мы сами”, чтобы мы могли преклоняться перед ним и служить ему в новом смысле. В связи с этим А. Маслоу ратует за такую трансценденцию прошлого, которая отлична от взгляда на прошлое как на нечто, что человек не в состоянии был изменить, где он выступал как пассивное начало, за такую трансценденцию Эго, эгоизма, эгоцентризма и т. д., которая подразумевает отклик на требования внешнего, на задачи, обстоятельства, обязанности, и ответственность перед людьми, за такую трансценденцию дихотомий (полярностей типа “либо-либо”), которая позволит подняться над дихотомией на уровень наджитейской целостности, преодолеть атомизм и достичь более высокой интеграции, объединить частности и интегрировать их.

Иной вопрос: что мистическое можно усмотреть в фактах политического бытия Украины или России? Ну, Пифагор, понятно, начал бы сразу искать мистику в числах. А т. к. он в свое время посетил Заратустру и тот изложил ему свое учение, то Пифагор, несомненно, знал, что в Авесте указывается на то, что против Заратустры выступала армия трех видов дэвов (черных магов) числом в 450. Как известно из Библии, с 450 пророками Вааловыми боролся и пророк Илия. Следовательно, само по себе число 450 является зло-мистическим, и там, где оно присутствует, всегда будут развиваться конфликты и противостояния.

Как известно, в 1978 г. Конституция РСФСР в статье 105 определила численность Верховного Совета РСФСР в 975 депутатов, а Конституция УССР в статье 98 определила, что Верховный Совет УССР избирается в составе 650 депутатов по избирательным округам с равной численностью населения. Но после распада в 1991 г. СССР статья 95 Конституции РФ указывает, что Государственная Дума состоит из 450 депутатов, и статья 76 Конституции Украины определила состав Верховного Совета в 450 народных депутатов. А вот почему именно 450 – до сей поры никто вразумительно так и не объяснил.

К примеру, в Англии до реформы 1999 г. насчитывалось порядка 700 светских лордов, однако Акт о Палате лордов 1999 г. установил, что отныне наследственные пэры должны избираться, и сократил их число до 92 человек. В Японии палата представителей – это 480 депутатов, а палата советников –242 депутата. В Бундестаге ФРГ – 672 депутата, в Бундесрате – 68 депутатов. В Сенате США – 100 сенаторов, а в Палате Представителей США – 435 членов.

Вывод: возможно, что нарастающие всплески конфликтов обусловлены не только (и не столько) мистическими числами; но ведь попробовать учесть роль “невидимой руки” в политике путем замены числа депутатов парламента будет проще и безопаснее, чем продолжать откровенную вражду между ветвями власти и между властью и народом, которая таит риски кризисов и катастроф.