Филологические науки/

                                           1.Методика преподавания языка и литературы.

                                              Кучменко М. А.

                            Гиагинская МБОУ «СОШ № 4», Россия

Постмодернистская структура повести Дж. Кошубаева «Был счастья день».

Современная проза авторов, относимых к постмодернизму, остаётся областью малоизученной. Интертекстуальность, наличие в произведениях большого количества межтекстовых связей, эксплицированная литературная вторичность действительно характеризуют многие художественные произведения второй половины XX в., но критерии отнесения того или иного автора, произведения к постмодернизму в современном литературоведении остаются размытыми.

Представляется, что пришло время предпринять анализ постмодернистских произведений на текстовом уровне и выявить формальные признаки, отличающие постмодернистские произведения от литературы классического типа.

Вся структура постмодернистского произведения,  на первый взгляд, предстаёт как нечто вызывающее отрицание повествовательной стратегии реалистического дискурса: отрицание причинно – следственных связей, линейности повествования, психологической детерминированности поведения персонажей. С особой яростью постмодернисты ополчились на принцип внешней связности повествования. И эта стилистическая черта стала, пожалуй, самой основной приметой постмодернистского письма.

Исходной точкой формирования структуры повести Дж. Кошубаева «Был счастья день» нам видится именно постмодернизм, с которым соотносится, на наш взгляд, исследуемое нами произведение. Несмотря на значительное количество работ, посвящённых творчеству Дж. Кошубаева, они носят, в основном, характер идеологический и почти не содержат анализа конкретных текстов. Еще менее разработанной является теоретическая область постмодернизма и основных связанных с ним понятий.

Принято считать, что процессы, затронувшие мировую литературу в целом, мало коснулись культур, традиционно считающихся «младописьменными», якобы, у них «свой путь», в этом и состоит их самоценность и самобытность. Мы с этим в корне не согласны.  Мы разделяем точку зрения, что само определение «младописьменная литература» стало уже историческим, не несёт  первоначальной смысловой нагрузки и не отображает современного состояния северокавказских литератур и их места в отечественном литературном пространстве: « …многочисленные исследования убеждают в том, что национальные литературы не стоят в стороне, а всё активнее вовлекаются в мировые литературные процессы, взаимодействуя и взаимообогащая друг друга» [1:19]. «Уровень развития филологического знания народов, обретших письменность на родном языке столетие назад, уже достаточно высок и профессионален»[2:19]. Действительно, в адыгейской литературе достаточно примеров авторов легко узнаваемых, работающих в только им свойственной манере.  И перу этих авторов принадлежит целый ряд  произведений, написанных в абсолютно разных жанрах, стилях, с различной эстетической окраской, от произведений для детей до сложных романных форм. Но, главное, появились произведения, по которым мы можем судить о том, что адыгейская литература не осталась (да и не могла)  в стороне от литературного процесса в целом, и её также коснулись тенденции, затронувшие, в той или иной степени, мировую литературу: «…на уровне формальных поисков появились тексты, которые в литературах с давними традициями считаются постмодернистскими»[2:19].

                   Постмодернистский дискурс, характеризуясь взаимодействием элитарного и массового в художественном творчестве, стиранием границ между одним текстом и другим, позволяет Дж. Кошубаеву апеллировать к разной рецепции читателей: массовой и элитарной. Используя приём двойного кодирования, писатель расширяет круг читателей. Для каждого из читателей существует свой «код», разгадывать который небезынтересно читателям разного уровня развития. Поклонники любовной лирики оценят поэзию Ибн аль – Мутазза. Почитатели истории вдохновятся атмосферой Древнего Востока. Ну,  а приверженцы постмодернизма получат удовольствие от процесса «дешифровки» полифонического языка повести.

         Традиции «романа о художнике», возникшего в предромантический и романтический период, в XX веке своеобразным образом претворяются сначала в модернистской, а затем в постмодернистской литературе. Очевидно, что наиболее интенсивное развитие этого жанра приходится на литературные эпохи, связанные с ростом индивидуального начала в искусстве и рождением таких концепций творчества, в которых художник оказывается порождающим центром творимого им уникального мира.

         Усложнение повествовательной структуры – типологическая черта второй половины XX века подчёркивается появлением направленных на игру с читательской рецепцией приёмов, среди которых сложная иерархия рассказчиков, введение «ненадёжного» повествователя, метатекстовых конструкций и авторской рефлексии. В современной прозе повествовательный аспект обладает мощным смыслообразующим потенциалом, воплощает значимые идейно – тематические аспекты произведения, чем объясняется большой интерес современных литературоведов к вопросам нарратологии.

Критика XX столетия отметила, что постмодернизм зиждется на осмыслении глобальной антропологической катастрофы, касающейся всего человечества, которая авторами – постмодернистами представлена через игру смыслами, иллюзорность бытия, абсурдистский взгляд на мир сквозь зависимое и загубленное сознание человека, живущего в состоянии несвободы. Если рассматривать повесть как плод творческого процесса Дж. Кошубаева, с его потаёнными глубинами и индивидуальными побудительными мотивами, то можно сделать вывод, что писатель в этом своём выразительном акте настолько индивидуален, насколько и универсален.

         Художественный мир повести непривычен. В него нужно вникать неспешно и вдумчиво, чтобы понять своеобразие его законов. Его структура производит впечатление фрагментарности. Отношения между героями возникают и обрываются как будто немотивированно. Связи между бытовым и гротескно – фантастическим планами кажутся случайными, а финалы рассказываемых историй – неожиданными. Пожалуй, о прозе Дж. Кошубаева всего точнее сказать, что она многомерна.  Суть дела в особой способности художника – передавать тончайшую связь тех драматически и комически окрашенных импульсов, которыми насыщена ткань бытия.

Весь мир  повести Дж. Кошубаева пронизан художественными приёмами, которые стали «визитной карточкой» прозы постмодернизма. Эти приёмы так или иначе создавались автором для разрушения реальности и для её отстранения. Повести присущи тонкая стилизация, явная и скрытая ирония, сарказм, гротеск. Всё это и делает реальность, создаваемую Дж. Кошубаевым, как бы незнакомой, странной, разорванной на фрагменты. Любого рода художественная реальность, и альтернативная в том числе, создаётся литературными средствами и существует в пространстве литературы. Для альтернативной реальности содержанием служит форма. Это положение актуально и для произведений Дж. Кошубаева.

Чтение повести Дж. Кошубаева требует интеллектуального заряда. Именно читатель должен найти ответы на глубинные вопросы, которые бесконечно варьируются и задаются автором: зачем человек пришёл в мир и где его место в нём? Дж. Кошубаев, проводя настойчивую линию отрыва, автономизации художественной реальности от реальности окружающего мира, творит собственный альтернативный мир, утверждает мысль, что автор – творец этого мира, он автономен, свободен в выражении своего взгляда на действительность и на человека, он отличен от этой реальности и радикально иной по отношению к ней. Туда, в эту многомерную и многослойную художественную реальность своего романа он погружает своего читателя, ведёт его через лабиринты своей мысли к постижению истины и духовной свободы. Это и составляет тот гуманистический пафос автора, который поднимает произведение, на наш взгляд, на уровень лучших романов адыгских авторов.

При этом Дж. Кошубаев ещё более усложняет структуру текста, реализуя принцип нелинейности повествования: основная сюжетная линия децентрируется за счёт аллюзий, реминисценций, пареллельного сюжета, представленного в снах и видениях главного героя. Разнородность структуры произведения намеренно подчеркивается автором, который делает цитаты равноправными участниками повествования, меняя принцип мимесиса и отражая уже не реальность действительности, а реальность текстов и превращает повествование в метапрозу.

         Экспрессивная функция интертекста  проявляется в той мере, в какой автор текста посредством интертекстуальных ссылок сообщает о своих культурно – семиотических ориентирах, а в ряде случаев и о прагматических установках. Подбор цитат, характер аллюзий – всё это в значительной мере является (иногда невольно) немаловажным элементом самовыражения автора.

Наличие цитатности даёт нам ещё одно основание отнести данное произведение к постмодернизму. Нам представляется, что самый способ повествования в повести  - внутренне диалогизированный монолог  - побуждает нас воспринимать природу этого произведения как жанра исповеди. 

         Среди других форм и источников интертекстуальности лирический код повести занимает особое место, обусловленное жанровым своеобразием произведения. Благодаря лиризации фабулы все события повести изображены не с позиции эпического отстранения и созерцания, а с точки зрения лирического «я» рассказчика. Следует отметить, что сложное взаимодействие между родовыми признаками эпоса и лирики в повести позволяет говорить о том, что в ней сохраняется память жанра, характерное «поэмное мышление». Общее свойство поэмного мышления таково, что в поэме порой раньше, чем в крупных прозаических произведениях отражаются решающие сдвиги в социальной психологии, вызванной конкретной исторической обстановкой. Это  позволило автору вплотную приблизиться к психологии постмодернистского героя и обнаружить её существенные черты.

Синтез эпического и лирического обусловил возможность двойной перспективы, с одной стороны, уходящей вглубь внутреннего мира героя, а с другой – открывающей горизонт внешней социально – исторической обстановки.

Итак, данный текст обладает смысловой множественностью,     дробной структурой, динамичностью, он многоязычен, интертекстуален, ризоматичен. Из этого следует, что данный текст можно отнести к постмодернистским.

 

                                 Литература:

1.     Паранук К. Н. Фольклорно – мифологический контекст современного мифологического романа.  – Майкоп, 2010. – 163 с.

2.       Бешукова Ф. Б. Постмодернистская структура художественного текста Н. Куёка «Чёрная гора»// «Вестник АГУ», 2012, №2(99) – с.17 – 22.