магистрант Муратбекова И.Н.

Региональный социально-инновационный университет

Конструкции со значением угрозы как коммуникативно-интенциональный тип

Исследователями отмечается, что коммуникативно-функциональное назначение высказываний в речевых актах общения обусловлено целевым использованием (коммуникативным намерением, интенцией) их говорящим для планирования той или иной формы воздействия на слушающего, так как любой акт коммуникации представляет собой речевое действие «ради воздействия говорящего на слушающего в процессе предметно-практической и теоретико-познавательной деятельности» [Сусов, 2007: 95-101].

Кроме того, коммуникативная интенция определяет не только роль говорящего как непосредственного участника речевого акта, но и обозначает конкретную цель высказывания: выражает ли говорящий вопрос или утверждение, приказ или просьбу и т.п., являясь тем самым регулятором вербального поведения коммуникантов [Романов, 2005: 19]. С определённой коммуникативной интенцией говорящего соотносительны предложения, являющиеся средством реализации разных речевых актов. Так, целью речевого действия является передача собеседнику информации о своих намерениях и установках, для того чтобы он смог ее перенести в свою комплексную систему знаний и отреагировать своим поведением.

В работах И.П. Сусова отмечено, что в своем речевом акте говорящий сообщает, во-первых, о том положении дел, которое в данный момент речи имеет место или которое, по его мнению, должно иметь место; во-вторых, об ожидаемых от адресата практических действиях или его психических реакциях [Сусов, 2007: 79]. Иначе говоря, высказывание объединяет два аспекта: с одной стороны, оно непосредственно связано с определенным отрезком мира или ситуацией, с другой стороны, оно является продуктом субъективной деятельности говорящего, выражая его коммуникативную интенцию, информативную значимость и коммуникативную цель [Романов, 2005: 20].

Указанные аспекты высказываний представляют собой диалектическое единство, и отсутствие, например, эксплицитного выражения коммуникативного намерения, выраженного определенными языковыми средствами, не должно означать, что коммуникативная интенция отсутствует в данном высказывании [Романов, 2005: 20]. Так, например, дискурсивные практики со значением угрозы (6) I'll kill you и (7) / am going to kill you могут выражать такое же коммуникативное намерение говорящего как и высказывание (8) Do you know that I'll kill you? Данные примеры подтверждают идею о том, что коммуникативная интенция может выражаться полностью или частично, но независимо от формы выражения, коммуникативное намерение всегда присутствует и составляет сущность вербальной коммуникации [Почепцов, 1981:270].

Вполне очевидно, что те исследователи, которые относили высказывания со значением угрозы к «актам взятия обязательства» или комиссивам [Серль, 1986] интерпретировали коммуникативную цель угрозы как взятие говорящего на себя обязательства совершить определенные действия в ущерб собеседнику. Однако, как показывает анализ коммуникативной ситуации, совершение менасивных действий автором угрозы в данном случае не является его коммуникативной интенцией. В частности, к совершению указанных в угрозе менасивных действий ее автор прибегает лишь в 6 % примеров от общего массива эмпирического материала данного исследования. Как правило, используя практику-угрозу как акт побуждения (каузации), говорящий желает воздействовать упоминанием возможного наказания на «мысли и чувства» собеседника, на его эмоциональное состояние с целью каузировать данного собеседника совершить определенные действия.

Действительно, рядом исследователей отмечается, что в основе каузативного значения угрозы лежит волеизъявление говорящего лица, которое проявляется в его намерении побудить адресата сообщения совершить определенные действия под упоминанием возможного менасивного действия. В исследовании речевых актов А. Вежбицкой отмечается, что угроза представляет собой попытку заставить кого-то сделать (или, скорее, не сделать) нечто. Она трактует угрозу следующим образом: «Если ты двинешься, я выстрелю (угрожающе) = Предполагая, что ты не хочешь, чтобы я стрелял в тебя (или: что если я выстрелю в тебя, это будет для тебя плохо), желая сделать так, чтобы ты знал это заранее и не делал этого, я говорю: если ты двинешься, я выстрелю» [Вежбицка, 1985: 267-268].

В работе И.А. Мельчука угроза характеризуется тем, что «говорящий пытается добиться желаемого положения дел» и описывается определением «если X будет продолжать слишком увлекаться деятельностью Р [=слишком Р-ить], Y строго накажет его за Р». Тем самым, любая угроза предполагает наличие двух ситуаций - причины угрозы и содержания угрозы [Мельчук, 1995: 325-346].

Представляет интерес трактовка угрозы В.А. Масловой. Она отмечает, что, являясь побудительным речевым актом, угроза связывается с волеизъявлением, повелительностью, императивом и функционирует как особый тип побуждения к действию (или бездействию), в котором заинтересован говорящий. Говорящий, преследуя цель обязать адресата - предполагаемого исполнителя - к своей точке зрения, сам себя наделяет ответственностью за протекание действия. Предпосылкой является то, что адресат-исполнитель изначально не разделяет точки зрения говорящего, занимает нейтральную или противоположную позицию, что предполагает возможность сомнения. Отмечено, что высказывание является угрозой в том случае, если прогнозирует негативные последствия для адресата [Маслова, 2007: 78].

B.C. Григорьева относит угрозу к убеждению как к форме осуществления воздействия, где ее автор не пассивный наблюдатель акций слушающего, а обладатель санкционированной власти, способный осуществить наказание за негативно оцениваемое действие слушающего [Григорьева, 2006: 38-39].

Итак, анализ частотности выполнения говорящим менасивных действий в условиях реальной коммуникации (6 % примеров от общего массива эмпирического материала), указанных в практиках-угрозах, показал, что ин-тенциональное содержание дискурсивных практик со значением угрозы заключается в каузироеании говорящим лицом адресата сообщения совершить определенные действия под возможностью наказания. Функциональный тип конструкций со значением угрозы отличается от других прагматических типов в семантическом и прагматическом аспектах. Кроме того, при отнесении той или иной дискурсивной практики к коммуникативно-интенциональному классу угрозы важно полагаться на функциональные свойства данных практик, а не на их поверхностную манифестацию, так как в условиях реальной коммуникации широко представлены возможности формального варьирования дискурсивных практик со значением угрозы.

Библиография:

1. Сусов И.П. Введение в языкознание: учеб. для студентов лингвистических и филологических специальностей / И. П. Сусов. - М.: ACT: Восток - Запад, 2007. - 379 с.

2. Романов А.А. Семантика и прагматика немецких перформатив-ных высказываний-просьб. - Москва: Институт языкознания РАН, 2005. -153с.

3. Почепцов Г. Г. Предложение//Иванова И. П., Бурлакова В. В., Почепцов Г. Г. Теоретическая грамматика современного английского языка: Учебник. - М: Высш. школа, 1981. - С. 164- 281.

4. Серль Дж. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник. Пер. с англ. / Сост. и вступ, ст. И. М. Кобозевой и В. 3. Демьянкова. Общ. Ред. Б. Ю. Городецкого. - М.: Прогресс, 1986. - С.170-195.

5. Вежбицка А. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике; Вып. 16. Лингвистическая прагматика. Сборник: Пер. с разн. яз. / Сост. и вступ, ст. Н. Д. Арутюновой и Е. В. Падучевой. Общ. ред. Е. В. Падучевой. — М.: Прогресс, 1985.- С. 251-275

6. Мельчук И.А. Об одном словообразовательном аффиксе и об одной синтаксической фраземе современного русского языка // Мельчук И. А. Русский язык в модели «Смысл<->Текст». М.: Вена, «Языки русской культуры», 1995.-С. 325-346.

7. Маслова А.Ю. Введение в прагмалингвистику / А.Ю. Маслова. -М.: Флинта: Наука, 2007. - 152 с.

8. Григорьева B.C. Речевое взаимодействие в прагмалингвистиче-ском аспекте на материале немецкого и русского языков : учебное пособие / B.C. Григорьева. - Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2006. - 80 с.