Право/11. криминалистика и судебная медицина

К. ю. н., доцент Писаррев Е. В.

Самарский государственный экономический университет, Россия

Семиотическая составляющая криминалистической информации

Для того чтобы процесс обмена информацией между субъектом доказывания и участниками уголовного процесса происходил без искажений, необходимо учитывать, что этот процесс, включает в себя несколько компонент различной направленности. Выскажем предположение, что информационно-коммуникативный процесс в ходе познания обстоятельств криминалистически-релевантного события, как в рамках уголовно-процессуального доказывания, так и за его пределами (оперативно-розыскная деятельность) можно подразделить на три основные отрасли – синтаксис, семантику и прагматику. Эти отрасли установил Ч. Моррис и развил Р. Карнап при изучении семиотики (общей теории символов и языков).

Синтаксис характеризует процесс передачи информации, и поэтому в нём преимущественно преобладают теории информации, изучающие проблемы кодирования, каналов передачи, смысл передаваемых символов при этом не затрагивается. Смысл является основным понятием семантики. Необходимо отметить, что с синтаксической точностью передача ряда символов возможна, однако они останутся не понятными получателю, пока он с отправителем заранее не договорится об их смысле, то есть пока получатель и отправитель не придут к семантическому соглашению. По верному замечанию А. Р. Белкина, обнаружены, могут быть только те источники информации, «которые содержат поддающуюся смысловой интерпретации информацию, т.е. те, смысл которых может быть понят, расшифрован с помощью существующих на данном уровне знания средств раскодирования»[1]. Также необходимо учитывать готовность самого субъекта доказывания не только к восприятию, но и содержательной оценке криминалистической информации.
В конечном итоге коммуникация воздействует на поведение, чем инициирует её прагматическую составляющую.

По мнению Е. Р. Ильиной, В. В. Сергеева, А. А. Тарасова: «Для целей уголовного процесса о семиотическом треугольнике можно говорить в аспекте единства понятийного слова, используемого в УПК (синтаксис), интерпретация понятия (семантика) и его использования (прагматика) участниками уголовного судопроизводства. Синтаксис, семантика и прагматика имеют существенное значение, как для теории, так и для практики уголовного процесса, поскольку позволяет установить правильность построения, интерпретации и использования уголовно-процессуальных норм»[2]. И далее: «…следует констатировать, что синтаксис, семантика и прагматика имеют существенное значение, как для теории, так и для практики уголовного процесса, поскольку позволяет установить правильность построения, интерпретации и использования юридических и иных категорий, проводить анализ текста уголовно-процессуального закона»[3]. Соглашаясь в целом с этим коллективом авторов, необходимо отметить, что положения семиотики в уголовном процессе затрагивают не только проблемы трактовки юридических категорий и текст уголовно-процессуального закона, но и коррелируются с интерпретацией любых воспринимаемых сигналов субъектом доказывания и лицами, с ним взаимодействующими с целью использования информации, полученной в результате такой интерпретации для целей уголовно-процессуального доказывания.

Многие из объектов, попадающих в сферу уголовного процесса, поддаются какому-либо изучению лишь посредством знака, который заменяет этот объект, в процессе уголовно-процессуального познания. Естественно, что в данной ситуации многое зависит от свойств знака как опосредующего элемента, от особенностей отношения знака с представленным им объектом и, конечно же, от самого умения субъекта доказывания правильно интерпретировать знаковую информацию. Поэтому в подобных ситуациях наиболее результативными оказываются опосредованные аспекты познания, в частности, семиотический (знаковый) аспект. Представляется, что в уголовном судопроизводстве для семиотического метода исследования, характерно выделение некой структурной триады:

- объект уголовно-процессуального познания,

- представляющий его знак, заменитель объекта;

- субъект познания - интерпретатор.

В связи с этим, сфера применения семиотического метода исследования обстоятельств преступного события становится очень широкой.

Можно предположить, что содержание понятия - и есть значение знака (имени), что в свою очередь является информацией, которой может воспользоваться каждый, как набор организованных определённым образом символов. Различные же формы организации информации – это различные формы языкового выражения мысли. Содержание понятий (их инвариантное содержание) есть продукт общественный и потому общезначимый.

Таким образом, в контексте сказанного выше, можно заключить, что структурной единицей информации и языка является определенное слово, понятие.

Сам процесс познания криминалистически-релевантного события начинается, очевидно, тогда, когда эти формы организации информации (языковые, знаковые формы) приходят в движение. Очевидно и то, что приводит их в движение лишь субъект познания (субъект доказывания). Только будучи вовлеченным в контекст его жизненного опыта и целей конкретного расследования движение содержательно нейтральных (в силу своей всеобщности) значений единиц информации приобретает определенный смысл, личностный смысл, а с ним и понимание.

Сказанное позволяет заключить, что криминалистическая информация есть непременный, обязательный и необходимый компонент (структурный элемент) познавательного процесса обстоятельств криминалистически-релевантного события.

Кроме того, следует указать еще на один аспект знака. Знак несет понятие о денотате, называемое концептом этого знака. Знак может означать конкретный денотат и выражать концепт[4].

Отношение знака к своему денотату символически выражает треугольник Г. Фреге:

На основе сказанного можно сделать вывод, что концепт есть не что иное, как информация, которую несет знак о всевозможных денотатах. Выбор того или иного денотата определяется конкретной ситуацией, между тем как концепт присущ самому знаку.

Описывая разные стороны связи концепта и денотата, можно придти к выводу, что эти две стороны взаимно дополняют друг друга. Таким образом, «знак имеет две знаковые функции: он обозначает денотат и выражает концепт данного знака»[5].

Теперь уместно остановиться на другом не менее важном понятии - понятии смысла, которое также имеет непосредственное отношение к данному семиотическому треугольнику. Г. Фреге отмечает, что естественный язык в устах пользователя содержит мысли о реальности. Человеческие суждения являются либо ложными, либо истинными, так как ими часто обозначают и указывают на части этой действительности, которые являются значениями соответствующих выражений. Согласно Г. Фреге, каждое имя (любое выражение) имеет значение и смысл. Причем под значением имени Г. Фреге понимает предмет реальности, то есть денотат, носящий данное имя. Смыслом же имени он называет содержание самого имени. Таким образом, имя (слово, знак, сочетание знаков, выражение) выражает свой смысл и обозначает, или называет, свой денотат[6]. А. Черч несколько развил теорию смысла Г. Фреге. В частности, Л. Черч утверждает, что денотат знака определяется смыслом, выступающим по отношению к этому денотату в качестве его «концепта», фиксирующего только определенные свойства денотата. По А. Черчу, самой данностью смысла определяется существование и единственность денотата, хотя он и не обязательно должен быть известен каждому, знающему смысл.

Таким образом, семиотический треугольник в уголовно-процессуальном познании должен быть представлен следующим образом:

Эти элементы не могут существовать друг без друга. Поскольку они являются взаимозависимыми: синтаксис, по сути, являясь формальной логикой, а семантика философией, прагматика же выступает в идее психологической данности, следовательно, все эти три области взаимосвязаны друг с другом и не существуют друг без друга.

Изучая свойства информации через призму семиотического треугольника А. Л. Кузнецов, О. Е. Баксанский и Н. А. Гречишкина выделяют пять её свойств, или как они их называют «компоненты»:

«Первая компонента – физическая, предполагающая наличие физического источника звука, физической среды его распространения и физического приемника.

Вторая компонента – сигнальная, то есть амплитудно- и частотно-модулированные колебания.

Третья компонента – лингвистическая: необходимо, чтобы источник информации и реципиент знали хотя бы один общий язык.

Четвертая компонента – семантическая, то есть в передаваемом сообщении должно присутствовать содержательное описание объекта или явления, чтобы при получении сообщения было ясно его предназначение, адекватный смысл для принимающей стороны»[7]. Если воспринимать семантическую составляющую через призму расследования, то будет уместным замечание Л. Д. Самыгина о том, что прежде, чем зафиксировать материальные следы преступления или показания лица в соответствующем протоколе, следователь должен воспринять эти сведения и хотя бы предположительно понять их значение для дела[8].

Наконец, пятая компонента – прагматическая: необходимо наличие желания (мотивации) передавать и принимать сообщение[9].

Представляется, что криминалистическую информацию также можно представить пятикомпонентной (пятимерной векторной) величиной, состоящей из следующих компонент:

- физической;

- сигнальной;

- лингвистической;

- семантической;

- прагматической.

Криминалистическую информацию подразделять на перечисленные составляющие возможно весьма условно. Часто в информационных процессах не существует явных градаций перечисленных составляющих. В частности информацию, передаваемую по тем или иным каналам связи можно выявить и сигнальный, и физический, а также лингвистические аспекты.

Ещё в 50-х годах ХХ века на сложный, многокомпонентный характер информации указал А. Н. Колмогоров. «По первоначальному замыслу «информация» не есть скалярная величина. Различные виды информации могут быть чрезвычайно разнообразны… было совершенно неясно, можно ли качественно различные информации… считать эквивалентными»[10].

Спектр информационных взаимодействий при раскрытии и расследовании преступлений в уголовном судопроизводстве можно условно разделить их на два класса:

1) взаимодействие смешанных систем;

2) взаимодействие живых систем.

К первому классу можно отнести информационные взаимодействия происходящие между человеком и компьютером – «человек и неживой объект исследований» и т. д. Ко второму классу относятся информационные взаимодействия между участниками уголовного процесса.

Немаловажно и то, что информационное взаимодействие в уголовном судопроизводстве используется по «зеркальному принципу». По мнению Р. С. Белкина «…отбор информационных сигналов есть сложный нейрофизиологический процесс. Поэтому объективные предпосылки обнаружения доказательств реализуются через субъективные – через сознательную деятельность по обнаружению доказательств»[11]. К числу субъективных факторов, способствующих превращению объективно существующей возможности обнаружения доказательств в действительность их обнаружения он относит: знание приемов и средств обнаружения доказательств, умение применять эти приемы и средства; знание приемов и средств отбора информационных сигналов; обладание необходимыми субъективными качествами и др.[12].

Таким образом, криминалистическую информацию можно представить, как свойство следов преступления (в широком смысле) быть побудителем определенных действий (принятия волевых решений) для интерпретирующего субъекта (субъекта доказывания). По нашему мнению о взаимодействии можно говорить постольку, поскольку воспринимающий субъект расценивает материальное воздействие на него со стороны внешней среды, как информацию об этой среде, и, во-вторых, реализует эффект этого восприятия в реальном действии по отношению к среде. С этой точки зрения, система уголовного судопроизводства, использующая информацию, относится к миру избирательно в том смысле, что она не просто испытывает воздействие внешней среды, а активно строит свои отношения с ней, используя те её факторы, которые могут служить для ее целей (постановление приговора, как логическое завершение уголовно-процессуальной деятельности) с момента начала существования преступного события, и, с другой стороны, избегая тех факторов, которые препятствуют ее функционированию.

Литература:

1. Белкин А.Р. Теория доказывания: научно-методическое пособие. – М.: Норма, 2000. – С. 40.

2. Ильина Е.Р., Сергеев В.В., Тарасов А.А. Оценка заключения судебно-медицинского эксперта по уголовным делам. – М., 2008. – С. 16.

3. Там же. – С. 16.

4. Шрейдер Ю.А. Семиотические основы информатики. – С. 6.

5. Там же. – С. 9.

6. Фреге Г. Смысл и значение // Г. Фреге. Избранные работы. М.: Дом интеллектуальной книги, 1997. – С. 31.

7. Кузнецов Н.А., Баксанский О.Е., Гречишкина Н.А. Фундаментальное значение информатики в современной научной картине мира // Информационные процессы. – 2006. – Т. 6. – № 2. – С. 81–109.

8. См.: Самыгин Л.Д. Расследование преступлений как система деятельности. – М.: МГУ, 1989. – С. 79.

9. Кузнецов Н.А., Баксанский О.Е., Гречишкина Н.А. Указ. соч. – С. 83.

10. Колмогоров А.Н. Теория передачи информации. Сессия Академии Наук СССР по научным проблемам автоматизации производства. 15-20 окт.1956 г.: пленарное заседание. – М.: АН СССР, 1957. – С. 66–99.

11. Белкин Р.С. Курс криминалистики: в 3-х т. – Т.1: Общая теория криминалистики. – С. 132.

12. См.: Белкин Р.С. Там же.– С. 133.