Психология и социология / 13. Современные технологии социологических опросов

Д.социол.н. Ильиных С.А.

Новосибирский государственный университет экономики и управления - НИНХ, Россия

Мужчина в поисках маскулинности

Интерес к проблеме маскулинности возник с появлением представлений о кризисе маскулинности в 70-е годы ХХ века. До этого времени вопрос о маскулинности не рассматривался в рамках общественных наук. Это было обусловлено тем, что в целом взгляд на мужчину опирался на патриархальные позиции, согласно которых он всегда ассоциировался с силой и властью. То, что некоторые мужчины не являют примеры силы или власти, конечно, не отрицалось, но не анализировалось. Однако наступили времена, когда, во-первых, стало невозможно не замечать «проблемных» мужчин, а во-вторых, изменилось сознание и самосознание как мужчин, так и женщин. Более того, в последней трети XX века исторический кризис привычного гендерного порядка стал вызывать растущую озабоченность и недовольство как мужчин, так и женщин.

Появились рассуждения о кризисе маскулинности. «Кризис маскулинности» – это метафора, за которой скрывается невозможность исполнения мужчиной традиционных мужских ролей. Общество рассматривает мужчин этой категории как неудачников. Одни авторы усматривают проблему в том, что мужчины как гендерный класс или социальная группа отстают от требований времени, их установки, деятельность и особенно групповое самосознание, представления о том, каким может и должен быть мужчина, не соответствуют изменившимся социальным условиям и подлежат радикальному изменению и перестройке. То есть мужчины должны смотреть и двигаться вперед [4].

Другие авторы, наоборот, видят в социальных процессах, расшатывающих мужскую гегемонию, угрозу «естественным» устоям человеческой цивилизации и призывают мужчин как традиционных защитников стабильности и порядка положить конец этой деградации и вернуть общество назад, в спокойное и надежное прошлое.

Однако, если критически оценивать «естественные» устои человеческой цивилизации, то оказывается, что мужчины вместе с институциональными привилегиями имеют и ряд серьезных проблем. Наиболее концентрированно и образно эти проблемы описывает американский социолог Майкл Месснер, выделивший три специфических фактора мужской общественной жизни [13]. К первому фактору он относит то, что мужчины как группа пользуются институциональными привилегиями за счет женщин как группы.

Второй фактор выявляет то, что за узкие определения маскулинности, обещающие им высокий статус и привилегии, мужчины расплачиваются поверхностными межличностными отношениями, плохим здоровьем и преждевременной смертью.

Третий фактор фиксирует, что неравенство в распределении плодов патриархата распространяется не только на женщин, но и на мужчин. Гегемонистская маскулинность белых гетеросексуальных мужчин среднего и высшего класса конструируется в противовес не только фемининностям, но и подчиненным (расовым, сексуальным и классовым) маскулинностям.

Как видим, факторы мужской общественной жизни имеют и позитивные и негативные аспекты, которые прямо связаны с маскулинностью (или маскулинностями).

Что же такое маскулинность и в чем состоит проблема маскулинности? Наиболее адекватное понимание проблемы маскулинности содержится в социологическом подходе. Здесь главный акцент – на конструктивизме. В конструктивистском подходе маскулинность рассматривается как продукт культуры, который имеет разные вариации, но вместе с тем представляет собой набор установок, ролей, норм поведения, иерархию ценностей, свойственных мужскому полу в каждом конкретном обществе. Говоря другими словами, маскулинность представляет собой конструкцию, совокупность социальных представлений, установок и верований о том, каким должен быть мужчина, какие качества ему приписываются.

Именно социологический подход принимает во внимание изменчивость концепта маскулинности. Отчасти эта изменчивость усматривается в том, что маскулинность, как и другие гендерные категории, изначально не имеет однозначного определения. Так, И.С.Кон предлагает рассматривать три разных значения: 1. Маскулинность как дескриптивная, описательная категория обозначает совокупность поведенческих и психических черт, свойств и особенностей, объективно присущих мужчинам, в отличие от женщин. 2. Маскулинность как аскриптивная категория обозначает один из элементов символической культуры общества, совокупность социальных представлений, установок и верований о том, чем является мужчина, какие качества ему приписываются. 3. Маскулинность как прескриптивная категория это система предписаний, имеющих в виду не среднестатистического, а идеального «настоящего» мужчину, это нормативный эталон мужчинности [4, с.571-572].

Р.Коннел, австралийский социолог, один из исследователей маскулинности, сделал вывод о разграничении разных типов маскулинности, имеющих место в реальности и определении среди них стереотипа гегемонной маскулинности (hegemonic masculinity) [12]. Теория гегемонной маскулинности утверждает, что на вершине иерархии маскулинностей находится тип личности, для которой характерны доминирование мужской власти над женщинами и подчиненными мужчинами, культ физической силы, склонность к насилию, эмоциональная невыразительность и высокая соревновательность [7].

И.С.Кон рассматривает, гегемонную маскулинность не как свойство конкретного мужчины, а как социокультурный определенный нормативный канон, на который ориентируются мужчины и мальчики [5]. Эта нормативная структура обеспечивает мальчику или мужчине, который предположительно обладает этими качествами и разделяет эти ценности, положение на вершине гендерной иерархии. Как указывает М.Киммел, Р.Коннел критически относится к тому, что гегемонная версия маскулинности воспроизводится как «нормальная» [2, с.152].

Наряду с гегемонной маскулинностью, Р.Конелл и И.Кон выделяют и такую маскулинность, как «маскулинность соучастников» ([11, р. 79]) или «соучаствующую маскулинность» ([6]). «Соучаствующая маскулинность» (complicit masculinity) – это модель поведения тех мужчин, которые не прилагают усилий, чтобы занять гегемонную позицию из-за недостатка сил или желания. Через соучаствующую маскулинность они занимают подчиненную, вспомогательную роль, но при этом пользуются преимуществами в этой иерархической системе.

Нужно отметить, что исследователи выделяют также ряд других маскулинностей, рассматривая их в более широком аспекте. Так, И.Н.Тартаковская в работе «Маскулинность и глобальный гендерный порядок» касается таких типов, как «фронтирная», «классическая колониальная», «глобальная», «транснациональная» и иные маскулинности [10].

Автор рассматривает в качестве примера «глобальную маскулинность», на самом деле представляющей собой гегемонную маскулинность североатлантического типа. Данный тип маскулинности демонстрирует персонал транснациональных корпораций и финансовых организаций, обслуживающих международную торговлю. Требования карьеры в международном бизнесе накладывают сильные ограничения на приватную жизнь. Топ-менеджерами в таких организациях являются мужчины. Их карьера в международной компании часто связана с перемещениями из страны в страну, что практически навязывает женам роль домохозяйки. Представители «глобальной маскулинности» имеют не только неограниченный по протяженности рабочий день, но и специфические формы проведения досуга в виде обязательных для посещения корпоративных праздников, совместных поездок и прочих форм укрепления «трудовой солидарности» и «командного духа» персонала. Таким образом, как указывает И.Н.Тартаковская, маргинализируется приватная сфера жизни «людей корпорации».

«Транснациональная маскулинность» имеет некоторые новые особенности: акцентированный эгоцентризм, весьма ограниченную лояльность по отношению к корпорации и постоянно снижение ответственности за других людей (за исключением демонстрации лояльности и ответственности для создания нужного имиджа). Традиционная маскулинность предполагала акцент на длительную карьеру, «трудоголизм» и приверженность профессиональным ценностям. Ее центральными моментами были скорее рациональность и ответственность, чем амбиции и агрессивность.

Таким образом, представленные примеры маскулинностей различаются в зависимости:

· от степени власти и желания проявлять ее по отношению к женщинам и другим мужчинам (гегемонная маскулинность, соучаствующая маскулинность и т.д.);

· от проявления «мужских» образцов поведения в глобальном гендерном порядке (глобальная маскулинность, транснациональная маскулинность и т.д.)

Примеры маскулинностей можно продолжать. Разнообразие маскулинностей с точки зрения гендерной социологии свидетельствует об институциональной поддержке конструкций реальности, воссоздающих эти маскулинности. Одним из решающих фактором институциональной поддержки конструкций маскулинности являются «гомосоциальные сообщества, внутренняя солидарность которых способствует подкреплению и воспроизводству чувства нормальности и в отношении индивидуальных представлений, и в отношении индивидуальных практик» [8, с.15-16]. Действительно, гомосоциальные сообщества ориентируют на взаимодействие в первую очередь со «своими» – похожими, однородными (гомогенными). В гомосоциальных сообществах мужчины объединены общими взглядами на жизнь, одинаковыми потребностями.

Другим аспектом, раскрывающим основы институциональной поддержки конструкций маскулинности, является хабитуализация П.Бурдье, М.Мойзера. В основе хабитуса лежит специфика социального положения. Каждому социальному положению, как считает П.Бурдье, свойственен только один хабитус, поэтому осуществляемая через него социальная ориентация означает одновременно и социальную дифференциацию. В итоге, хабитус является не нейтральным средством ориентации в обществе, а механизмом воспроизводства социального неравенства.

Из переноса категории хабитус на отношения полов возникло понятие гендерный хабитус, которое детально изучено М.Мойзером [14]. Он показал, что жизненные ситуации мужчин, прежде всего, отличаются тем, насколько у них выражено чувство хабитусной уверенности, безопасности. Жизнь в соответствии с мужским хабитусом порождает чувство хабитусной уверенности, безопасности в рамках определенного социального порядка.

Иными словами, мужской хабитус выстраивает жизненную траекторию, соблюдая которую мужчина обретает чувство хабитусной уверенности. Из хабитусной уверенности вытекает согласие с хабитусной судьбой как позитивно воспринимаемое принуждение.

Вместе с обоснованием институциональной поддержки конструкций маскулинности именно в рамках гендерной социологии мы можем говорить и об изменении концепта гегемонной маскулинности.

Изменения, касающиеся концепта гегемонной маскулинности, базируются на том, что не все мужчины изначально нацелены на выбор этой маскулинности в качестве главного и единственного ориентира. У этой группы мужчин минимально представлены такие корреляты гегемонной маскулинности как первенство, власть, бесстрашие, минимум эмоций, но в то же время имеет место, к примеру, естественное проявление страха. У этой группы мужчин формируется «свой» мужской хабитус. Иными словами, у них так же, как и представителей гегемонной маскулинности, осуществляется хабитуализация, а вместе с ней – хабитусная уверенность, хабитусная судьба. Для характеристики представителей этой группы нами предлагается введение такого понятия, как «естественная» маскулинность. Ее не следует отождествлять с кризисом маскулинности как совокупности проявлений, связанных с неисполнением нормативов гегемонной маскулинности. С точки зрения социологии естественная маскулинность – это совокупность норм и представлений, которая отличается от «нормативных эталонов мужчинности» большей вариативностью моделей мышления и поведения мужчин, уходом от стереотипного образа «настоящего мужчины» к образу «естественного мужчины».

Итак, с социологической точки зрения в концепте маскулинности можно отследить динамику, переход от гегемонной к естественной маскулинности. Гегемонная маскулинность – это жизнь, в соответствии с мужским хабитусом лидерства, власти, первенства. Хабитуализация сопряжена с закреплением в языке гендерных стереотипов. Постоянно воспроизводимые мужчинами и женщинами, они как бы «сшивают» мужской хабитус. Естественная маскулинность – это жизнь, в соответствии с мужским хабитусом, в котором имеет место снятие разного рода ограничений, накладываемых гегемонной маскулинностью. Сюда относится и эмоциональность, и признание за мужчиной права быть неуверенным, обеспокоенным будущим, и возможность иного отношения к семье, к детям. В естественной маскулинности принципиально допустим сдвиг в жесткой дихотомии «работа – мир мужчины, семья – мир женщины» с работы на семью. Эти изменения, накапливаясь, могут привести к переменам в социальной структуре. В этом же типе маскулинности иное отношение к власти: мужчина не обеспокоен тем, что не чувствует себя властным.

Эта маскулинность являет собой одну из моделей новой маскулинности, включающей черты модернизированной мужественности. Естественная маскулинность многогранна и не такая четкая как традиционная маскулинность, поскольку в ней больше вариаций и индивидуального своеобразия. Главная отличительная черта этой новой модели заключается в том, что она в равной степени ориентирует мужчин на самореализацию в профессиональной и семейной сферах. Это можно проиллюстрировать словами И.С.Кона, который подчеркивает: ««Настоящий мужчина» сегодня – не только «силовик», но и ученый, инженер, художник, поэт-лирик и просто ласковый отец, а разные виды деятельности предполагают неодинаковые психологические свойства» [5, c.13].

Изменения в естественной маскулинности касаются особенностей поведения мужчин в сфере семейных отношений. Мужское доминирование и главенство уступает место эгалитарным тенденциям в поведении с женщиной, в отношениях с детьми. В рамках модели гегемонной маскулинности в отношениях с детьми отец демонстрирует эмоциональную дистанцированность. Он не включен в повседневные дела детей, имеет властность, строгость и суровость в оценке их поступков и поведения.

Мужчина в модели естественной маскулинности демонстрирует феномен «нового мужчины». Он проявляет заботу о детях, устанавливает с ними доверительные и дружеские отношения, ему легко и интересно это делать. И.С.Клецина в своей работе «Отцовство в аналитических подходах к изучению маскулинности» сходным образом описывает особенности нового мужчины в отношениях с детьми: мужчина находится в постоянном контакте с детьми, чтобы понимать проблемы и интересы ребенка, и быть объективными, но доброжелательным в оценках поступков детей [3].

Модель новой маскулинности ориентирует современных мужчин на сохранение своей личностной индивидуальности и реализации себя в значимых социальных ролях. Реализация в рамках отцовской роли (особенно если речь идет о маленьких детях) более доступная задача, чем самоутверждение в профессиональной сфере или гармонизация супружеских отношений, поэтому в сфере детско-родительских отношений наблюдаются и наиболее заметные изменения в мужском поведении.

Раскрывая особенности естественной маскулинности, нам важно отразить специфику феномена «нового мужчины», рассматривая его также и как «нового отца». В этом нам неоценимую помощь окажет подход И.С.Клециной, которыми мы и воспользуемся для иллюстрации разницы моделей отцовского поведения.

Модели отцовского поведения в рамках традиционной модели маскулинности [3]:

· традиционный отец «старых времен», который заботится о своей семье как руководитель;

· «отсутствующий отец» (т.е. отсутствующий, прежде всего, в психологическом плане, так как он может присутствовать физически, но почти не связан с отцовством).

И.С. Кон указывает: «Физическое отсутствие отца в патриархальной семье, его отстраненность от ухода за детьми - не только следствие его внесемейных обязанностей или его нежелания заниматься подобными делами, но и средство создания социальной дистанции между ним и детьми ради поддержания отцовской власти» [6, c.315].

Модели отцовского поведения в рамках новой модели маскулинности:

· «ответственный отец» активно включен в процесс ухода за детьми и их воспитания, однако вклад таких отцов в развитие детей меньше, чем у матерей;

· «новый отец» как развивающийся тип мужчины (пеw fаthеr), который не только берет на себя ответственность за свою семью, но делит поровну с супругой и домашние обязанности, и обязанности по уходу за детьми, их развитием и воспитанием.

Основными показателями «ответственного отцовства» являются: эмоциональная близость с детьми; вовлеченность в непосредственный уход, общение и игры с ребенком; забота о детях; ответственность за их физическое и личностное развитие.

По данным J.H. Pleck дети активно вовлеченных отцов отличаются повышенной когнитивной компетентностью, повышенной эмпатией, менее стереотипными взглядами и более интернальным локусом контроля [15]. У детей заботливых отцов больше шансов на эмоциональное благополучие, они увереннее осваиваются в окружающем мире, а когда подрастают – имеют лучшие отношения со сверстниками.

Главная отличительная особенность модели «новый отец» заключается в том, что отец признает, что домашняя работа может быть альтернативой заработка, поэтому в определенные периоды жизни семьи он готов оставить свою профессиональную деятельность и быть так называемым домашним отцом, поскольку «...тепло, заботливость и близость одинаково благотворны для ребенка, независимо от того, практикует ли их отец или мать» [6, c.402]. В случае нарушения супружеских отношений и развода таким отцом совместно с матерью осуществляется совместная опека над детьми. Мужчины этого типа сумели преодолеть представления о том, что активное и вовлеченное в жизнь детей отцовство несовместимо с гегемонной маскулинностью.

«Новое отцовство» становится для мужчин одним из путей эмансипации, освобождения от зачастую навязанных социальных ролей. К тому же оно позволяет и внутренне изменить себя, преодолевая внешние барьеры социальных стереотипов [9].

Для иллюстрации рассмотренных нами рассуждений о новой модели маскулинности приведем пример, показывающий перемены в мужской идентификации. Нами было проведено социологическое исследование респондентов в организациях малого бизнеса г.Новосибирска в 2008 году (выборочная совокупность 1354 респондента), которое не было полностью посвящено изучению маскулинности, но некоторые блоки анкеты оказались напрямую связаны с изучаемой нами тематикой. Мы попытались выявить типы маскулинности с помощью оценок ряда высказываний. Весьма показательны в изучаемом нами аспекте маскулинности результаты при оценке мнения «Семья для меня занимает первостепенное значение, а на втором месте – работа». Оказалось, что семья имеет приоритетное значение для мужчин с высшим образованием в возрасте от 40 до 49 лет (37,5%). Оценка мнения «Для меня в равной степени значимы работа и семья» показывает, что положительные ответы мужчин разного возраста и уровня образования колеблются в диапазоне от 24,2% до 38,9%. Как видим, мужчины демонстрируют первостепенное значение семьи в первом случае и равноценность работы и семьи во втором случае. Это, возможно, не прямо, но все-таки показывает наличие одной из новых моделей маскулинности – естественной маскулинности. Конечно, в сознании мужчин не доминирует один тип маскулинности в «чистом виде». Скорее всего, имеет место их сочетание в разных соотношениях.

Стоит сказать, что моделей новой маскулинности или моделей модернизированной мужественности может быть несколько. Остановимся еще на двух близких по содержанию типах маскулинности. Первую условно можно обозначить как метросексуальная маскулинность. Она проявляется в стиле жизни мужчины, ориентированном на неустанную заботу о себе. Обладателям такой маскулинности присущи тонкий вкус, утонченная изысканность манер и одежды. Мужчины данной маскулинности активно ухаживают за кожей и волосами, следят за фигурой, чистотой ногтей, модой и культурными событиями. Они способны отличить работы различных модных дизайнеров, знают, как оформить свою квартиру по последнему слову техники и дизайна, ценят шопинг и могут потратить на него достаточно времени. Типичный представитель метросексуальной маскулинности - состоятельный молодой человек, живущий в крупном городе, где есть модные дизайнерские магазины, ночные клубы, фитнес-центры и салоны красоты.

Как указывают М.Зальцман, А. Мататиа, Э. О’Райли, в Соединенных Штатах начали появляться спа-салоны и салоны красоты для мужчин [1]. Они предлагают большой выбор технологий и услуг по релаксации и уходу за внешностью и обещают быть довольно прибыльными, потому что постепенно превращаются в места общения мужчин. Во время опроса, проведенного в 2003 году, 89% процентов мужчин согласились с тем, что следить за своим внешним видом – очень важно для бизнеса. Почти половина – 49% – сказали, что мужчина вполне может позволить себе массаж лица или маникюр.

Появление ухоженного и надушенного мужчины замечено не только в Соединенных Штатах. Даже мужчины, принадлежащие к традиционной «мачистской» культуре Испании, сегодня больше интересуются тем, что могут им предложить продукты по уходу за собой и своим здоровьем. Аналитики отрасли считают, что емкость рынка продуктов, связанных с уходом за внешностью, рассчитанных на мужчин в Испании, – около 100 млн евро [1]. Немцы испытывают еще больше энтузиазма: общий оборот на рынке косметики для мужчин в 2003 году в Германии составил 648 млн евро.

Опираясь на точку зрения М.Зальцман, А. Мататиа, Э. О’Райли, выделивших «еще один вид мужчины», а именно юберсексуала, мы можем говорить о юберсексуальной маскулинности как содержательно близкой метросексульной маскулинности. Определяющие качества обладателя такой маскулинности – страсть и стиль. Он страстно увлечен своими интересами, страстен в своих личных отношениях, страстно кормит свои органы чувств цветами, вкусами, запахами и чувствами.

М.Зальцман, А. Мататиа, Э. О’Райли выбрали слово юбер (Uber), потому что оно обозначает «быть величайшим», «быть лучшим». Они считают, что мужчины такого типа самые привлекательные и не только физически, самые динамичные и самые неотразимые представители своего поколения. Они уверены в себе, но не подавляют других, маскулинны, стильны и требуют бескомпромиссного качества во всех сферах жизни.

Различия представителя юберсексуальной маскулинности от обладателя метросексуальной маскулинности едва заметны: по сравнению со вторым первый больше интересуется отношениями, чем самим собой. Он более чувственный. Он одевается для себя, а не для других, выбирая определенный личный стиль, а не моду. Как и второй, первый с удовольствием ходит по магазинам, но его подход более сфокусирован: он покупает особые вещи, дополняющие его коллекцию, а не превращает шопинг в удовольствие. Его лучшие друзья – мужчины. Он не рассматривает женщин в своей жизни как «своих парней». Как полагают М.Зальцман, А. Мататиа, Э. О’Райли, в какой-то степени юберсексуал – лучший ответ мужчины женскому движению. Вместо того чтобы реагировать на феминизм, он делает выбор на основании того, какие возможности доступны ему сегодня, избегая излишнего анализа и сомнений, способных парализовать его волю. Конечно, таким типом маскулинности обладают весьма и весьма немногие мужчины.

Подведем итоги. В настоящее время, как нам представляется, имеются тенденции поиска мужчиной своего типа маскулинности. сконструированная гегемонная маскулинность продолжает воспроизводиться в сознании мужчин и женщин. От «настоящего мужчины» социальное окружение ожидает победы, риска, борьбы, лидерства, успеха. Однако наряду с этим имеет место и естественная маскулинность, рассматриваемая нами как жизнь в соответствии с мужским хабитусом, в которой отсутствуют жесткие рамки образа «настоящего мужчины». При этом естественная маскулинность не является ни кризисом маскулинности, ни примером «несостоявшейся» маскулинности. Она более всего способствует тому, чтобы мужчины были естественными. Не претендуя на полноту, мы постарались показать некоторые другие типы маскулинности или модели модернизированной мужественности. Очевидно, что они будут в дальнейшем дополняться новыми маскулинностями. Главное в этом процессе, с одной стороны, рефлексия мужских изменений и их адекватная оценка, а с другой – нацеленность на гармоничное развитие каждого человека – будь-то мужчина или женщина и поддержание условий для этого процесса. Вместе с этим важна также новая рефлексия самого феномена «маскулинность».

Литература:

1. Зальцман М. Новый мужчина: маркетинг глазами женщин /М.Зальцман, А. Мататиа, Э. О’Райли. – Изд-ва: Питер, Коммерсантъ, 2008.

2. Киммел М. Гендерное общество / Пер. с англ. М.: «Российская полит.энциклопедия» (РОССПЭН), 2006.

3. Клёцина И. С. Отцовство в аналитических подходах к изучению маскулинности // Женщина в российском обществе. Российский научный журнал. – 2009. - № 3.

4. Кон И. Мужские исследования: меняющиеся мужчины в изменяющемся мире // Введение в гендерные исследования. Ч.1: Учеб.пособие / Под ред. И.А.Жеребкиной. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С.562-606.

5. Кон И. Гегемонная маскулинность как фактор мужского (не)здоровья // Социология: теория, методы, маркетинг. Научно-теоретический журнал. 2008. № 4.

6. Кон И.С. Мужчина в меняющемся мире. - М.: Время, 2009.

7. Коннелл Р. Маскулинности и глобализация // Введение в гендерные исследования. Часть 2. Хрестоматия. СПб: Алетейя. С.251-279.

8. Мещеркина Е.Ю. Социологическая концептуализация маскулинности // Социологические исследования. 2002. №11.

9. Смирнов Д.А. Современный российский мужчина в семье и о семье: Стиль «молодого отца» в массовом сознании и поведении россиян // Конструирование маскулинности на Западе и в России: Межвуз. сб. научно-методических материалов. - Иваново, 2006. - С. 58-79.

10. Тартаковская И.Н. Маскулинность и глобальный гендерный порядок // http://www.gender.ru/pages/resources/publications/common/2006/01/32.php

11. Connell R.W. Masculinities. Cambridge-Oxford, 1995.

12. Connell R.W. The big picture: Masculinities in recent world history// Theorie & Society 22, 1993.P.597-623.

13. Messner M.A. Politics of Masculinities. Men in Movements. – L.Sage, 1997.

14. Meuser M. Geschlecht und Maennlichkeit. Soziologische Theorie und kulturelle Deutungsmuster. Opladen, 1998.

15. Pleck J. H. The Gender Role Strain Paradigm: An update // A New Psychology of Men / R.F. Levant, W.S. Pollack. - New York: John Wiley & Sons, Inc., 1997. P. 66-103.