Красина Марина Радиевна

Московский городской педагогический университет, Россия

Герой – автор - читатель в романах В.Набокова «Приглашение на казнь» и «Bend Sinister»

По словам Н. Береберовой, Набоков не только писал «по-новому», он и учил читать, воспринимать «по-новому», он как бы создавал «нового» читателя, который ассоциировал себя не с героем, «как   делали наши предки», а с самим автором, с Набоковым, а его главная тема – это тема изгнанничества и потерянного рая. Своим творчеством он как бы породил и новый тип читателя, связывающего себя с темой изгнания, с темой вечности через призму авторского восприятия.

В романе «Приглашение на казнь» Набоков впервые вводит разноплановые возможности инобытия главного персонажа: Цинциннат – герой и Цинциннат – автор. Л.И. Колотнева высказывает интересное наблюдение: писатель вводит в роман и читательское сознание: «Сохраните эти листы, - не знаю, кого прошу, - но: сохраните эти листы, - уверяю вас, что есть такой закон, что это по закону, справьтесь, увидите! – пускай лежат, - что вам от этого сделается? <…> Мне необходима хотя бы теоретическая возможность иметь читателя, а то, право, лучше разорвать. Вот это нужно было высказать» [4, 300]. Оно «пока еще не исследованное и выступающее как некая возможность инобытия. Появление читателя как еще одной бытийной модальности «я» на этом этапе пока невозможно: герой не до конца осмыслил себя как автора» - поэтому существование в качестве читателя оказывается еще недоступным [2, 75]. Два разных варианта воплощения «я»: автор и герой – и взаимодополняют, и противостоят друг другу.   Это «определяет особенность сюжета «Приглашение на казнь»: он построен как противостояние двух разных взглядов – Цинцинната – героя и Цинцинната – автора» [2, 76]. Однако полноту авторского видения центральный персонаж приобретает лишь на последней странице романа, когда уходит. В таком многогранном воплощении автора – новаторство Набокова как писателя, и предвосхищение идей более позднего литературного течения – постмодернизма.

В системе творческого мышления В. Набокова фигура читателя играет не меньшую роль, чем фигура автора и героя. Вообще реципиент писателя – это соавтор. В художественный мир читатель вовлекается искусством детали, что подробно изучалось исследователями. «Читатель Набокова погружен в переживания души одного героя, он на его стороне»  [7, 79]. Как считает А.М. Павлов, благодаря искусству детали читающий близко знакомится с подробностями мира, который описывает автор, органично в него погружается, в итоге они занимают одну точку зрения, читатель  становится соавтором, лучше понимает творца. Эта точка и есть самый адекватный способ приобщения к миру произведения. Однако система, включающая в себя автора – читателя –  героя – писателя, на наш взгляд, простроена Набоковым очень четко, и реципиент не допускается создателем слишком близко. В лекции «О хороших читателях и хороших писателях» автор говорит: читателю стоит «оставаться немного в стороне, находя удовольствие в этой самой отстраненности, и оттуда с наслаждением <…> созерцать глубинную ткань шедевра» [3, 27]. В своем труде «Психология искусства» Лев Выготский высказывает важную мысль о ценности литературного творчества: «Выразить в пересказе и романа, и трагедии совершенно невозможно, потому что вся суть дела заключается в сцеплении мыслей, а само это сцепление <…> составлено не мыслью, а чем-то другим, и это что-то другое <…> может быть передано только непосредственным описанием образов, сцен, положений» [1, 198]. Набоков с иронией отзывался о детективах, произведениях с высокой динамичностью сюжета, ловкости и таланта в подобных творениях, на его взгляд, мало. Настоящий талант кроется как раз в сцеплениях мыслей, в оттенках теней, суметь это передать реципиенту – вот задача художника. Как говорит исследователь Павлов А.М., в постсимволистском художественном сознании главный критерий эстетической оценки -  это характер рецепции литературного произведения. То есть оценивается не само произведение, а то, как его воспринимает и переживает читатель. По мнению Павлова, Набоков, как подлинный автор, всегда «создает» своего читателя. Эстетическую ценность обретают произведения, авторы которых «создают» персептивно активного читателя.  Далее автор работы говорит о том, что осмысление прочитанного – вторичный процесс, главное – эстетическое наслаждение от первичного восприятия текста, то есть «чтение позвоночником», о котором говорил сам писатель. «Для Набокова как неклассического читателя значимым оказывается представление о чтение как «психомиметическом событии»  (В. А. Подорога), вызывающим у читателя комплекс моторно – аффективных реакций и доставляющем ему «почти физиологическое удовольствие» (М.Б. Ямпольский)» [7, 112] Исследователь делает ценное наблюдение насчет лекций Набокова, по факту не представляющих  нормативного историко-литературного курса, но способствующих «формированию культуры полноценного читательского восприятия литературного произведения» [7].

В творчестве писателя явно представлены черты модернизма, их выделяет Н. Берберова в эссе «Набоков и его «Лолита»: интуиция разъятого мира, открытые «шлюзы» подсознания, непрерывная текучесть сознания и новая поэтика, вышедшая из символизма. На наш взгляд, сам текст, внутренний мир героя как бы вывернут – совершенно открыт читателю, эта крайняя степень откровенности сближает текст и читателя, глубина и восторг переживаний главных персонажей в полной мере передаются воспринимающему. Вероятно, отчасти из-за этой особенности текстов Берберова считала  Набокова писателем «возрождающим катарсис». В романе «Под знаком незаконнорожденных» в отрывке, где представлены размышления Адама Круга о бесконечности сознания, он напрямую обращается к читателю, что, по нашему мнению, создает двойное впечатление: с одной стороны, включенность реципиента в текст, а, с другой, выход  идей героя за пределы текста, потому как они имеют глубокий, сущностный характер, касаются человеческого сознания в принципе, без индивидуальных черт: «В этом предварительном сообщении о бесконечности сознания определенная лессировка существенных очертаний неизбежна. Приходится обсуждать вид, не имея возможности видеть <…> Ну да, белок проблемы вместо ее желтка, скажет со вздохом читатель; connu, mon vieux! Все та же старая сухая софистика, те же древние, одетые в пыль алембики, - и мысль возгоняется в них и летит, как ведьма на помеле! Однако на этот раз ты ошибся, придирчивый дурень. Оставим без внимания мой оскорбительный выпад (это минутный порыв) и рассудим: можем ли мы довести себя до состояния постыдного страха, пытаясь вообразить бесконечные годы, бесконечные складки черного бархата (набейте себе их сухостью рот), словом, бесконечное прошлое, уходящее в минусовую сторону ото дня нашего появленья на свет? Не можем… (выделение – мое, К.М.)» [6, 447].

У Набокова герой, осознавший себя, становится автором, пересоздавая свое прошлое, он перечитывает свою жизнь – текст, тем самым становясь своим читателем, заставляя играть свой мир многообразными искорками самоосознания.  Категория читателя появляется в том случае, если возможность авторства осознана. Цинциннат не уверен в возможности иметь читателя, Адам Круг иронически к нему обращается: «придирчивый дурень». И в том, и в другом случае спасение героя происходит в финале романа: в «Приглашении на казнь» центральный персонаж осознает себя автором, в «Под знаком незаконорожденных» автор-создатель вырывает своего героя из бредовой художественной яви. Особенный герой требует особой романной формы, в которой также появляется новое авторское «Я». В творчестве Набокова мы увидим новую систему взаимоотношений: герой – автор - читатель - текст. Автора мы видим не самого по себе, он присутствует в каждом герое. Воспоминания центральных персонажей – это картины памяти самого Набокова. В его произведениях появляется «литературная персона» - прием тематизации писателем себя как автора для читателя.  Появление в тексте «литературной персоны» демонстрирует «деланность» произведения, разрушает иллюзию правдоподобия. В романе «Под знаком незаконнорожденных» автор обнаруживает себя, говоря о себе в первом лице: «я потянулся и встал среди хаоса исписанных и переписанных страниц <…> Я понимал, что бессмертие, дарованное мной бедолаге, было лишь скользким софизмом, игрой в слова» [6, 485]. Но помимо этого откровенного появления внутри реальности романа, он ни раз намекал о себе на протяжении всего художественного действия.

Главный вопрос философии Набокова - поиск себя связан непосредственно с отображением «внутренней биографии» во всем корпусе его текстов. «Я» писателя распадается географически и лингвистически на две части: жизнь в России и жизнь за ее пределами, представленная как ее зеркальное отражение. Все творчество писателя посвящено поиску степени их соответствия, совпадения, степени их реальности, что в свою очередь опять нас возвращает к еще одной главной теме Набокова о существовании и несуществовании, что есть главная проблема онтологии.

Текучее, изменяющееся авторское «я» состоит из суммы всех своих творческих актов противостоит застывшему бытию, основной формой существования которого является линейное повествование классического романа. В этом тоже состоит новаторство Набокова, как писателя. Цинциннат и его попытки высказаться, «найти свое вечное, верное» противостоят костному мышлению «тюремщиков», то есть предметный и творческий миры у художника находятся в антитезе. 

Как уже говорилось, в художественном мире писателя можно выделить несколько типов героев: «творцы» и «пошляки», «творцы» в свою очередь делятся на «безумцев» и «избранников». Симпатия автора безусловно на стороне «творца» - «избранника». Такой герой постигает сущность и бесконечность бытия, проникает в собственные душевные бездны, приближается к онтологическому одиночеству. Это самоценная личность, способная к уникальным открытиям, к пересозданию реальности неповторимым образом. Смерть таким просветленным героем воспринимается как переход в духовное инобытие. «Избранник» старается преодолевать конфликт между собственным творческим сознанием и жизнью. Заглядывая за рамки реальной действительности, он находит источник вдохновения в сфере трансцендентного. В этой области художник встречается с самим собой, поэтому так часто на страницах романов встречаются одни и те же образы-символы, указывающие на эти встречи: зеркало, сон, галлюцинации, смерть. Так образуется особая набоковская эстетика, связанная опять же с вопросом существование-несуществование, то есть с вопросом познания себя. Такой способ самопознания - проникновение в самые глубокие уровни своего сознания отдаляет героя от объективности, провоцирует конфликт с миром: «У меня, кажется, скоро откроется третий глаз сзади, на шее, между моих хрупких позвонков: безумное око, широко отверстое, с дышащей зеницей и розовыми извилинами на лоснистом яблоке. Не тронь! Даже – сильнее, с сипотой: не трожь! <…> но какие просветы по ночам, какое… Он есть, мой сонный мир» [4, 228] 

Один из главных мотивов в творчестве Набокова – мотив творчества как жизни и жизни как творчества. Поэтому отношение текст – внетекстовая реальность представлена у писателя как темнота вокруг страниц текста и освещенное пространство текста. Творчество подается писателем в широком смысле – это способность личности проявлять индивидуальную волю, индивидуальный интерес в жизни, умение мыслить и поступать вне социальных штампов, быть собою. Такими персонажами являются Цинциннат, Круг, Лужин, Пнин, Годунов-Чердынцев, Василий Иванович, Пильграм и некоторые другие.

В своих произведениях автор появляется не только через героев, но и собственно своей литературной персоной, и такое появление демонстрирует многоуровневость текстов Набокова, своим присутствием в тексте автор отнюдь не разрушает иллюзию правдоподобия, напротив он усиливает идейную сложность произведения, которое за счет этого получает дополнительный вариант интерпретации.   

Герой Набокова - это проекция автора, который, не равен биографическому человеку или своей исторической судьбе. Он каждый раз заново восстанавливает себя в каждом творческом акте, строит себя как лингвистическую сущность. Эта множественность форм бытия героя и автора берет начало в эстетической и философской концепции писателя, в основах которых лежит принципиальная множественность «Я». Разные формы бытия личного «я» видятся писателю в качестве возможных вариантов судьбы, так называемых «возможных сюжетов» жизни. Эта идея связана с темой «гипотетичности» бытия. Этот принцип обуславливает открытость текстов Набокова, его романы не могут иметь конца, так же как творческое Я не имеет границ: двойную трактовку подразумевает финал «Приглашения на казнь», «Защита Лужина», «Под знаком незаконнорожденных», «Ада или страсть», однозначно объясняемый финал произведения означал бы конечность «Я».  «Я» становится одновременно создающей и создаваемой реальностью, а его эстетическая деятельность – его единственной формой бытия» [3, 128]. Как и Цинциннат – одновременно автор и герой, до главной своей сути он доходит лишь в финале романа, когда переходит в мир трансцендентного, коим может быть мир автора-создателя, «полный красок и красоты» (вспоминая книгу «Под знаком незаконнорожденных»). В последнем завершенном романе «Смотри на арлекинов!», в своего рода, пародии на автобиографию главный герой утверждает: «Теперь признаюсь, что меня томило в ту ночь (и в следующую, и какое-то время до них): дремное чувство, что вся моя жизнь — это непохожий близнец, пародия, скверная версия жизни иного человека, где-то на этой или иной земле» [5, 72]. Здесь, как и в других романах Набокова, мы видим обыгрывание жанра автобиографии, что используется автором в художественной рефлексии над главными вопросами бытия и основополагающими принципами своей художественной вселенной. Так формируется очень четкая определенная эстетическая и философская система, на которой основывается весь корпус текстов писателя, так же появляется набоковский сверхтекст, организованный интертекстуальными идейными и художественными связями - метатекст, некое внутритекстовое единство, которое пронизано ключевыми темами и мотивами.

Литература:

1.     Выготский Л.С. Психология искусства. – Минск: Свободное слово, 1998 –  480 с.

2.     Колотнева Л. Герой, автор, текст в романистике В. Набокова: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01 – Воронеж: 2006 – 184 с.

3.     Набоков В.В. Лекции по зарубежной литературе. М.: Изд–во Независимая Газета, 1998.  - 512 с.

4.     Набоков В.В. Приглашение на казнь: Романы. Харьков–М.: Фолио, ACT, 1997. 480 с.

5.     Набоков В.В. Смотри на арлекинов: Романы. Харьков–М.: Фолио, ACT, 1997. 480 с.

6.     Набоков В.В. Bend Sinister: Романы. СПб.:  Северо–Запад, 1993. – 527 с.

7.     Павлов А.М. Проблема читателя в эстетике литературного модернизма: Креативно-рецептивные аспекты лекционного дискурса В.Набокова: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01 – Кемерово: 2004 – 202 с.