Красина Марина Радиевна
Московский городской педагогический университет, Россия
Герой – автор - читатель в романах
В.Набокова «Приглашение на казнь» и «Bend Sinister»
По
словам Н. Береберовой, Набоков не только писал «по-новому», он и учил читать,
воспринимать «по-новому», он как бы создавал «нового» читателя, который
ассоциировал себя не с героем, «как
делали наши предки», а с самим автором, с Набоковым, а его главная тема
– это тема изгнанничества и потерянного рая. Своим творчеством он как бы
породил и новый тип читателя, связывающего себя с темой изгнания, с темой
вечности через призму авторского восприятия.
В
романе «Приглашение на казнь» Набоков впервые вводит разноплановые возможности
инобытия главного персонажа: Цинциннат – герой и Цинциннат – автор. Л.И.
Колотнева высказывает интересное наблюдение: писатель вводит в роман и
читательское сознание: «Сохраните эти листы, - не знаю, кого прошу, - но:
сохраните эти листы, - уверяю вас, что есть такой закон, что это по закону,
справьтесь, увидите! – пускай лежат, - что вам от этого сделается? <…>
Мне необходима хотя бы теоретическая возможность иметь читателя, а то, право,
лучше разорвать. Вот это нужно было высказать» [4, 300]. Оно «пока еще не исследованное и
выступающее как некая возможность инобытия. Появление читателя как еще одной
бытийной модальности «я» на этом этапе пока невозможно: герой не до конца
осмыслил себя как автора» - поэтому существование в качестве читателя
оказывается еще недоступным [2, 75]. Два разных варианта воплощения «я»: автор
и герой – и взаимодополняют, и противостоят друг другу. Это «определяет особенность сюжета
«Приглашение на казнь»: он построен как противостояние двух разных взглядов –
Цинцинната – героя и Цинцинната – автора» [2, 76]. Однако полноту авторского
видения центральный персонаж приобретает лишь на последней странице романа,
когда уходит. В таком многогранном
воплощении автора – новаторство Набокова как писателя, и предвосхищение
идей более позднего литературного течения – постмодернизма.
В
системе творческого мышления В. Набокова фигура читателя играет не меньшую
роль, чем фигура автора и героя. Вообще реципиент писателя – это соавтор. В
художественный мир читатель вовлекается искусством детали, что подробно
изучалось исследователями. «Читатель Набокова погружен в переживания души
одного героя, он на его стороне» [7,
79]. Как считает А.М. Павлов, благодаря искусству детали читающий близко
знакомится с подробностями мира, который описывает автор, органично в него
погружается, в итоге они занимают одну точку зрения, читатель становится соавтором, лучше понимает творца.
Эта точка и есть самый адекватный способ приобщения к миру произведения. Однако
система, включающая в себя автора – читателя –
героя – писателя, на наш взгляд, простроена Набоковым очень четко, и
реципиент не допускается создателем слишком близко. В лекции «О хороших
читателях и хороших писателях» автор говорит: читателю стоит «оставаться
немного в стороне, находя удовольствие в этой самой отстраненности, и оттуда с
наслаждением <…> созерцать глубинную ткань шедевра» [3, 27]. В своем
труде «Психология искусства» Лев Выготский высказывает важную мысль о ценности
литературного творчества: «Выразить в пересказе и романа, и трагедии совершенно
невозможно, потому что вся суть дела заключается в сцеплении мыслей, а само это
сцепление <…> составлено не мыслью, а чем-то другим, и это что-то другое
<…> может быть передано только непосредственным описанием образов, сцен,
положений» [1, 198]. Набоков с иронией отзывался о детективах, произведениях с
высокой динамичностью сюжета, ловкости и таланта в подобных творениях, на его
взгляд, мало. Настоящий талант кроется как раз в сцеплениях мыслей, в оттенках
теней, суметь это передать реципиенту – вот задача художника. Как говорит
исследователь Павлов А.М., в постсимволистском художественном сознании главный
критерий эстетической оценки - это
характер рецепции литературного произведения. То есть оценивается не само
произведение, а то, как его воспринимает и переживает читатель. По мнению
Павлова, Набоков, как подлинный автор, всегда «создает» своего читателя.
Эстетическую ценность обретают произведения, авторы которых «создают»
персептивно активного читателя. Далее
автор работы говорит о том, что осмысление прочитанного – вторичный процесс,
главное – эстетическое наслаждение от первичного восприятия текста, то есть
«чтение позвоночником», о котором говорил сам писатель. «Для Набокова как
неклассического читателя значимым оказывается представление о чтение как
«психомиметическом событии» (В. А.
Подорога), вызывающим у читателя комплекс моторно – аффективных реакций и
доставляющем ему «почти физиологическое удовольствие» (М.Б. Ямпольский)» [7,
112] Исследователь делает ценное наблюдение насчет лекций Набокова, по факту не
представляющих нормативного
историко-литературного курса, но способствующих «формированию культуры
полноценного читательского восприятия литературного произведения» [7].
В
творчестве писателя явно представлены черты модернизма, их выделяет Н.
Берберова в эссе «Набоков и его «Лолита»: интуиция разъятого мира, открытые
«шлюзы» подсознания, непрерывная текучесть сознания и новая поэтика, вышедшая
из символизма. На наш взгляд, сам текст, внутренний
мир героя как бы вывернут – совершенно открыт читателю, эта крайняя степень
откровенности сближает текст и читателя, глубина и восторг переживаний
главных персонажей в полной мере передаются воспринимающему. Вероятно, отчасти
из-за этой особенности текстов Берберова считала Набокова писателем «возрождающим катарсис». В романе «Под знаком
незаконнорожденных» в отрывке, где представлены размышления Адама Круга о
бесконечности сознания, он напрямую обращается к читателю, что, по нашему
мнению, создает двойное впечатление: с одной стороны, включенность реципиента в
текст, а, с другой, выход идей героя за
пределы текста, потому как они имеют глубокий, сущностный характер, касаются
человеческого сознания в принципе, без индивидуальных черт: «В этом
предварительном сообщении о бесконечности сознания определенная лессировка
существенных очертаний неизбежна. Приходится обсуждать вид, не имея возможности
видеть <…> Ну да, белок проблемы вместо ее желтка, скажет со вздохом читатель; connu, mon vieux! Все та же старая
сухая софистика, те же древние, одетые в пыль алембики, - и мысль возгоняется в
них и летит, как ведьма на помеле! Однако
на этот раз ты ошибся, придирчивый дурень. Оставим без внимания мой
оскорбительный выпад (это минутный порыв) и рассудим: можем ли мы довести себя
до состояния постыдного страха, пытаясь вообразить бесконечные годы,
бесконечные складки черного бархата (набейте себе их сухостью рот), словом,
бесконечное прошлое, уходящее в минусовую сторону ото дня нашего появленья на
свет? Не можем… (выделение – мое, К.М.)» [6, 447].
У
Набокова герой, осознавший себя, становится автором, пересоздавая свое прошлое,
он перечитывает свою жизнь – текст, тем самым становясь своим читателем,
заставляя играть свой мир многообразными искорками самоосознания. Категория читателя появляется в том случае,
если возможность авторства осознана. Цинциннат не уверен в возможности иметь
читателя, Адам Круг иронически к нему обращается: «придирчивый дурень». И в
том, и в другом случае спасение героя происходит в финале романа: в
«Приглашении на казнь» центральный персонаж осознает себя автором, в «Под
знаком незаконорожденных» автор-создатель вырывает своего героя из бредовой
художественной яви. Особенный герой требует особой романной формы, в которой
также появляется новое авторское «Я». В творчестве Набокова мы увидим новую
систему взаимоотношений: герой – автор - читатель - текст. Автора мы видим не самого по себе, он присутствует в каждом герое.
Воспоминания центральных персонажей – это картины памяти самого Набокова. В его
произведениях появляется «литературная персона» - прием тематизации писателем
себя как автора для читателя. Появление
в тексте «литературной персоны» демонстрирует «деланность» произведения,
разрушает иллюзию правдоподобия. В романе «Под знаком незаконнорожденных» автор
обнаруживает себя, говоря о себе в первом лице: «я потянулся и встал среди
хаоса исписанных и переписанных страниц <…> Я понимал, что бессмертие,
дарованное мной бедолаге, было лишь скользким софизмом, игрой в слова» [6,
485]. Но помимо этого откровенного появления внутри реальности романа, он ни
раз намекал о себе на протяжении всего художественного действия.
Главный вопрос философии Набокова - поиск себя связан
непосредственно с отображением «внутренней биографии» во всем корпусе его
текстов. «Я» писателя распадается географически и лингвистически на две части:
жизнь в России и жизнь за ее пределами, представленная как ее зеркальное
отражение. Все творчество писателя посвящено поиску степени их соответствия,
совпадения, степени их реальности, что в свою очередь опять нас возвращает к
еще одной главной теме Набокова о
существовании и несуществовании, что есть главная проблема онтологии.
Текучее,
изменяющееся авторское «я» состоит из суммы всех своих творческих актов
противостоит застывшему бытию, основной формой существования которого является
линейное повествование классического романа. В этом тоже состоит новаторство
Набокова, как писателя. Цинциннат и его попытки высказаться, «найти свое
вечное, верное» противостоят костному мышлению «тюремщиков», то есть предметный и творческий миры у художника
находятся в антитезе.
Как уже
говорилось, в художественном мире писателя можно выделить несколько типов
героев: «творцы» и «пошляки», «творцы» в свою очередь делятся на «безумцев» и
«избранников». Симпатия автора безусловно на стороне «творца» - «избранника».
Такой герой постигает сущность и бесконечность бытия, проникает в собственные
душевные бездны, приближается к онтологическому одиночеству. Это самоценная
личность, способная к уникальным открытиям, к пересозданию реальности
неповторимым образом. Смерть таким просветленным героем воспринимается как
переход в духовное инобытие. «Избранник» старается преодолевать конфликт между
собственным творческим сознанием и жизнью. Заглядывая за рамки реальной
действительности, он находит источник вдохновения в сфере трансцендентного. В
этой области художник встречается с самим собой, поэтому так часто на страницах
романов встречаются одни и те же образы-символы, указывающие на эти встречи:
зеркало, сон, галлюцинации, смерть. Так образуется особая набоковская эстетика,
связанная опять же с вопросом существование-несуществование, то есть с вопросом
познания себя. Такой способ самопознания - проникновение в самые глубокие
уровни своего сознания отдаляет героя от объективности, провоцирует конфликт с
миром: «У меня, кажется, скоро откроется третий глаз сзади, на шее, между моих
хрупких позвонков: безумное око, широко отверстое, с дышащей зеницей и розовыми
извилинами на лоснистом яблоке. Не тронь! Даже – сильнее, с сипотой: не трожь!
<…> но какие просветы по ночам, какое… Он есть, мой сонный мир» [4,
228]
Один
из главных мотивов в творчестве Набокова – мотив творчества как жизни и жизни
как творчества. Поэтому отношение текст – внетекстовая реальность представлена
у писателя как темнота вокруг страниц текста и освещенное пространство текста.
Творчество подается писателем в широком смысле – это способность личности проявлять индивидуальную волю, индивидуальный
интерес в жизни, умение мыслить и поступать вне социальных штампов, быть собою.
Такими персонажами являются Цинциннат, Круг, Лужин, Пнин, Годунов-Чердынцев,
Василий Иванович, Пильграм и некоторые другие.
В
своих произведениях автор появляется не только через героев, но и собственно
своей литературной персоной, и такое появление демонстрирует многоуровневость
текстов Набокова, своим присутствием в тексте автор отнюдь не разрушает иллюзию
правдоподобия, напротив он усиливает идейную сложность произведения, которое за
счет этого получает дополнительный вариант интерпретации.
Герой
Набокова - это проекция автора, который, не равен биографическому человеку или
своей исторической судьбе. Он каждый раз заново восстанавливает себя в каждом
творческом акте, строит себя как лингвистическую сущность. Эта множественность
форм бытия героя и автора берет начало в эстетической и философской концепции
писателя, в основах которых лежит принципиальная множественность «Я». Разные
формы бытия личного «я» видятся писателю в качестве возможных вариантов судьбы,
так называемых «возможных сюжетов» жизни. Эта идея связана с темой
«гипотетичности» бытия. Этот принцип обуславливает открытость текстов Набокова, его романы не могут иметь конца, так
же как творческое Я не имеет границ: двойную трактовку подразумевает финал
«Приглашения на казнь», «Защита Лужина», «Под знаком незаконнорожденных», «Ада
или страсть», однозначно объясняемый финал произведения означал бы конечность
«Я». «Я» становится одновременно
создающей и создаваемой реальностью, а его эстетическая деятельность – его
единственной формой бытия» [3, 128]. Как и Цинциннат – одновременно автор и
герой, до главной своей сути он доходит лишь в финале романа, когда переходит в
мир трансцендентного, коим может быть мир автора-создателя, «полный красок и
красоты» (вспоминая книгу «Под знаком незаконнорожденных»). В последнем
завершенном романе «Смотри на арлекинов!», в своего рода, пародии на
автобиографию главный герой утверждает: «Теперь признаюсь, что меня томило в ту
ночь (и в следующую, и какое-то время до них): дремное чувство, что вся моя
жизнь — это непохожий близнец, пародия, скверная версия жизни иного
человека, где-то на этой или иной земле» [5, 72]. Здесь, как и в других романах
Набокова, мы видим обыгрывание жанра автобиографии, что используется автором в
художественной рефлексии над главными вопросами бытия и основополагающими
принципами своей художественной вселенной. Так формируется очень четкая
определенная эстетическая и философская система, на которой основывается весь
корпус текстов писателя, так же появляется набоковский сверхтекст,
организованный интертекстуальными идейными и художественными связями -
метатекст, некое внутритекстовое единство, которое пронизано ключевыми темами и
мотивами.
Литература:
1. Выготский Л.С. Психология искусства. – Минск: Свободное слово, 1998
– 480 с.
2. Колотнева Л. Герой, автор, текст в романистике В. Набокова: диссертация…
кандидата филологических наук: 10.01.01 – Воронеж: 2006 – 184 с.
3. Набоков В.В. Лекции по зарубежной литературе. М.: Изд–во Независимая
Газета, 1998. - 512 с.
4.
Набоков В.В. Приглашение на казнь: Романы.
Харьков–М.: Фолио, ACT, 1997. 480 с.
5. Набоков В.В. Смотри на арлекинов: Романы. Харьков–М.: Фолио, ACT, 1997.
480 с.
6. Набоков В.В. Bend Sinister: Романы. СПб.: Северо–Запад, 1993. – 527 с.
7. Павлов А.М. Проблема читателя в эстетике литературного модернизма:
Креативно-рецептивные аспекты лекционного дискурса В.Набокова: диссертация…
кандидата филологических наук: 10.01.01 – Кемерово: 2004 – 202 с.