С. М. Балуев, доцент кафедры искусствоведения
Санкт—Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. А.
Л. Штиглица
ВАЛЕРИАН
ЛАНГЕР В БОРЬБЕ ЗА ПРЕСТИЖ РУССКОГО ИСКУССТВА
Архитектурная
графика нередко становилась объектом рассмотрения в критике Валериана
Платоновича Лангера (1802 — между 1865 и 1874) художественного обозревателя
«Литературной газеты», выходившей в
1830—1831 гг. вначале под редакцией А. А. Дельвига, а затем О. М. Сомова.
Надо прямо сказать, пишущие по вопросам изобразительного искусства писатели и
журналисты неохотно обращаются к рисункам и чертежам, которые выполняют зодчие
в процессе приобретения и совершенствования профессиональных навыков, а также в
архитектурной практике, на различных этапах зарождения и раскрытия творческого
замысла.
В
«Литературной газете» эта тема освещалась. Так, в № 9 от 10 февраля 1830 г.
была без подписи напечатана рецензия «Thermes de Pompéi. Par Alexandre Brulloff,
élève de I’Academie Impériale des Beaux-arts de St. Pétersbourg. Paris, typographie de Firmin Didot, 1829»[1], автором которой признается Лангер [3].
Рецензировался
подготовленный выпускником Академии художеств А. П. Брюлловым отчет о работе,
проделанной им в 1822—1829 гг. в заграничной поездке. Лангер высоко оценил
разыскания зодчего, которым руководило стремление раскрыть природу
выразительности древней архитектуры, ибо, как отмечалось в рецензии,
«великолепные остатки римских терм», обнаруженные археологами в Помпеях в 1824
г., «говорят языком для нас непонятным» [2, c. 72].
В
увраже, изданном в Париже в заведении знаменитого французского гравера и
типографа Фирмена Дидо, были сведены воедино результаты историко-архитектурных
штудий Брюллова и произведенных им обмеров помпейских терм. Во вступительной
части рецензии в общих чертах описано роскошное парижское издание, в котором
«15 стр. текста и 9 чертежей в лист самого большого размера лучшей
велен<евой> бумаги» [2, c. 72]. Специальное
подстрочное примечание ставило читателя в известность о том, что книгу можно
приобрести «у автора, в доме Академии художеств и в магазине И. В. Слёнина на
Невском проспекте, в доме Имзена. Цена экземпляру 50 руб.» [2, c. 72]
Критик
подчеркивал практическую значимость работы Брюллова, изучавшего «остатки бань,
любопытные как по самому предмету, так по сохранности своей и по изящному вкусу
архитектуры» [2, c. 72]. Текст, «с умом и знанием
дела» написанный воспитанником Санкт-Петербургской Академии художеств, в
соединении с рисунками Брюллова, которые «были выгравированы по его поручению
лучшими французскими и английскими граверами», как заметил рецензент,
привлекает внимание к тому, что в помпейских термах «большая часть сводов еще
существует и сообщает новейшим прелестные образцы для комнатных украшений» [2, c. 72].
Акцентированная критиком мысль об открытии нового
богатого источника архитектурных реминисценций позднее получит воплощение в
творчестве самого Брюллова, который применил «познания в области зодчества и
живописи древнего города при проектировании художественного убранства
Помпейской столовой Зимнего дворца» [4, c. 77]. Есть и еще одна причина, по которой общий вывод
рецензента о том, что «труд русского художника <…> займет по праву одно
из почетных мест в библиотеках» [2, c. 72],
получает глубокое значение.
Лангер сумел передать в рецензии свое понимание того,
что исследования и архитектурная графика Александра Брюллова — наглядное
свидетельство участия в европейском художественном процессе молодого деятеля
искусств из России, который, трудясь за границей, получает от «короля Обеих Сицилий
дозволение снять рисунки» с помпейских терм [2, c. 72],
сотрудничает с фирмой знаменитого типографа Фирмена Дидо, дает поручение
лучшим французским и английским мастерам гравировать свои рисунки.
Причастность к художественной жизни западноевропейских стран, с точки зрения обозревателя «Литературной газеты»,
могла открыть перед деятелем искусства перспективу быстрого творческого роста и
выдвинуть его на ведущие позиции в искусстве отечественном. А образование
национальной художественной элиты Лангер признавал приоритетной задачей,
решению которой должна была содействовать критика.
Не
случайно вступление к «Письмам художнику-любителю в*** о выставке Императорской
Академии Художеств, 21 сентября 1830», написанное с целью изложить общие
положения критической концепции Лангера, начинается словами: «Я не стану исчислять тебе всех вообще художественных
произведений нынешней академической выставки; не буду делать замечаний на
каждый незамечательный ученический труд, ибо не хочу утомлять тебя мелочными,
отнюдь незанимательными подробностями и повторять то, что ты, вероятно, давно
уже успел прочитать в «Инвалиде» [1, c. 200—201].
Лангер
не считает нужным, подобно А. Ф. Воейкову, автору выставочного обозрения,
публиковавшегося в газете «Русский инвалид», приводить в своем обзоре сведения
обо «всех вообще» составляющих экспозиции выставки. Критик полагал, что
упоминания заслуживают прежде всего произведения, выходящие из общего ряда.
Чтобы оттенить эту мысль, он даже нарушает закрепившуюся традицию критического
жанра: говорит, начиная обозрение, не о работах живописцев, а об архитектурном
разделе, потому как, находит что «нынешняя выставка
была гораздо богаче изящными произведениями по сей части, нежели в 1827 году»
[1, c. 201]. Показательно, что при этом первыми названы «недавно возвратившиеся из чужих краев молодые архитекторы
наши Константин и Алекс<андр> Тон и Алекс<андр> Брюллов» [1,
c. 201].
Они, пишет Лангер, «представили на суд публики чертежи и архитектурные рисунки,
показывающие, что все сии три художника имеют основательные теоретические
сведения, богатое воображение и вкус: отличительные качества истинных талантов»
[1, c. 201]. С тем, чтобы «дать
понятие о важности трудов» [1, c. 201] Константина Тона, творческим достижениям которого в «Письмах
художнику-любителю в***» уделено большое место,
обозреватель «Литературной газеты» апеллирует к авторитету европейских
художественных корпораций, а также цитирует отзывы зарубежных ученых об
экспонированных на выставке произведениях. В этом различим отзвук полемики П.
П. Свиньина с Ф. В. Булгариным, в ходе которой критик «Северной пчелы»
использовал аналогичные приемы в аргументации.
Описание
графической реконструкции святилища Фортуны в Пренесте, выполненной
Константином Тоном, Лангер дополняет сведениями о том, что во время пребывания
в Италии зодчий был удостоен нескольких почетных званий: стал членом Римской
академии Св. Луки, профессором Флорентийской академии художеств и
членом-корреспондентом Римской археологической академии. Автор обозрения не
обходит и тот факт, что увражи, подготовленные по материалам реконструкции, «изданы г. Тоном в свете с описаниями на итальянском языке,
сделанными для храма Палестринского знаменитым профессором археологии Нибби»
[1, c. 201].
Написанный
Антонио Нибби текст, который в альбоме реконструкций Константина Тона
предпослан гравированным чертежам планов, фасадов и разрезов храма Фортуны, в
обзоре обильно цитируется. По мнению Нибби, попытки предшественников Тона
создавать изображения утраченного сооружения оказались неудачными, так как
предлагавшиеся варианты реконструкции не были согласованы с сохранившимися
фрагментами древней постройки.
Итальянский
археолог пишет, что эти «причины и любовь к своему
искусству, побудили г-на К. Тона,
отличного русского архитектора, пенсионера
Е г о И м п е р а т о р с к о г о
В е л и ч е с т в а, издать в
свет точный план и проект возобновлению[2],
дабы принести пользу любителям классической учености и дать занимающимся
изящными искусствами лучшее понятие о различных частях столь удивительного
здания» [1, c. 202; разрядка в тексте
«Литературной газеты»].
За тяготением Лангера к цитированию, к опосредствованию оценок в
данном случае стоит сделанный критиком вывод о том, что одним из условий
существования в культуре страны самобытной художественной школы является
признание достижений её представителей за рубежом, в странах, где национальное
искусство уже приобрело черты, определяющие его своеобразие. Руководствуясь
этими соображениями, обозреватель «Литературной газеты» стремился подробно анализировать
творчество тех художников и архитекторов, которые сумели успешно включиться в
европейский художественный процесс.
В 1833 г. эти мысли Лангера были приняты во внимание, когда в
Обществе поощрения художников решили издать сборник отзывов итальянских и
французских журналистов и искусствоведов о картине Карла Брюллова «Последний
день Помпеи». Важность борьбы за престиж русского искусства в Европе была,
таким образом, осознана в кругу меценатов и посредством издания сборника
донесена до русской публики.
Список литературы
1. Б.
а. [Лангер В. П.] Письма к художнику-любителю в*** о выставке Императорской
Академии Художеств, 21 сентября 1830. Письмо I // Литературная газета. — 1830. — 28 окт. (№
61). — С. 200 — 203.
2. Б. а.
[Лангер В. П.] Thermes de Pompéi. Par Alexandre Brulloff, élève
de I’Academie Impériale des Beaux-arts de St. Pétersbourg. Paris, typographie de Firmin Didot, 1829 // Литературная
газета. — 1830. — 10 февр. (№ 9). — С. 72.
3. Блинова Е. М. «Литературная газета» А.
А. Дельвига и А. С. Пушкина. 1830—1831. Указатель содержания. — М.: Книга,
1966.
4. Гусева
Н. Ю., Петрова Т. А. Историзм. 1830—1880-е гг. // Художественное
убранство русского интерьера XIX
века / Государственный Эрмитаж; под общ ред. И. Н. Ухановой. — Л.:
Искусство, 1986. — С. 57—94.
-----------------------------------------------------------------------------
Сведения об авторе: Балуев Сергей Михайлович, доцент кафедры искусствоведения Санкт—Петербургской государственной
художественно-промышленной академии им. А. Л. Штиглица, кандидат филологических
наук. Домашний адрес: 194156, Санкт-Петербург, 2-Муринский пр. дом. 29, кв. 52.;
e-mail: art_baluev@mail.ru