Афанасьев Александр Иванович, Василенко Ирина Леонидовна

Одесский национальный политехнический университет,

Украинская национальная академия связи им. А. С. Попова

К проблеме рациональных оснований гуманитаристики

Практически одновременно с осознанием специфики гуманитарного знания и отличия гуманитарных наук от естественных встал вопрос о рациональных основаниях этого рода знания. Вначале эта проблема имела такой вид: рациональны или иррациональны основания гуманитаристики. Поскольку место рациональности оказалось занятым естествознанием, олицетворявшим идеалы научности, то особенности гуманитарной сферы виделись в иррациональном ключе. Такая тенденция зародилась на рубеже XVIII-XIX веков, и оформилась во второй половине XIX века. Сначала романтизм как художественное направление и специфическое видение мира в своем поиске сути духовного как культурного творчества отождествил его с иррациональным. Затем эту тенденцию поддержали мыслители от И. Гердера до О. Шпенглера, отрицая возможность рационального анализа культуры. Достаточно развитая концепция специфичности гуманитарных наук, как наук о духе, т.е. о духовной жизни, мире переживаний и соответствующих культурно-исторических образованиях, сложилась в работах И. Дройзена, В. Дильтея, Г. Зиммеля, Ф. Шлейермахера и др. Их усилиями отрицалась идея методологического монизма, доказывалась необоснованность переноса естественнонаучных идеалов и подходов на гуманитарную сферу, утверждалась независимость особой духовной реальности, неподвластной естественным наукам. Отличительными особенностями этой тенденции стали психологизм в онтологическом обосновании предмета гуманитарных наук, интуитивизм и «вживание» в методологии гуманитарного знания, антипозитивизм в гносеологии и эпистемологии. Все это создавало известный налет иррациональности на гуманитарных науках, несовместимый с идеалами научности, против чего возражали представители второй тенденции.

Вторая тенденция, показавшая рациональность гуманитарной сферы сложилась несколько позже, в русле, как ни странно, аналитической философии, часть представителей которой признали специфику если не метода, то предмета гуманитарных наук. Неопозитивистская программа логического анализа единого научного языка и экспликации единых стандартов научности натолкнулась на самобытность гуманитарного познания, которую нужно было каким-то образом учесть, не отказываясь от единых идеалов и норм рациональности. Здесь большую роль сыграли работы К. Гемпеля, особенно его представления о том, что исторические объяснения, хотя и отличаются во многом от физических, строятся на тех же самых логических схемах, что и естественнонаучные объяснения. Критикуя идею психологического вживания для объяснения прошлых эпох, Гемпель защищает идеалы рациональности в исторической науке. У. Дрей вознамерился обнаружить рациональность исторического действия, а не искать уникальность внутреннего мира субъектов истории и не постулировать общие утверждения типа естественнонаучных. Он пытался вскрыть структуру рациональных установок, лежащих в основе поступков исторических агентов.

Однако первая тенденция не была вытеснена, а, напротив, оживилась во второй половине XX века, особенно в связи с разработкой проблемы интерпретации. Г. Гадамер показал, что исходные позиции для интерпретации уходят в необозримую, не поддающуюся рациональной реконструкции основу изначального дотеоретического понимания мира, укорененную в традиции, языке, общности жизни. К этому изначальному запасу понимания существенно ближе не естествознание, а именно гуманитарная сфера: литература, искусство, мораль, исторические сказания, жизнеучения. Дальнейшие иррационалистические следствия были развиты Р. Рорти, Ж. Деррида и др., например, выдвинута идея о несоизмеримости интерпретаций, аналогичная тезису о несоизмеримости теорий, сформулированного в методологии науки на основе анализа естественных наук, в частности, Т.Куном.

В рамках второй тенденции развиваются рационализирующие стратегии. Например, предлагается, учитывая ценностную насыщенность гуманитарных наук, отыскивать не только явные, но и неявные оценочные слова в любом тексте, например «ленивый» как оппозиция «индустриальному», чтобы избежать скрытого оценочного давления. Ю. Хабермас подчеркивает, что интерпретаторы вынуждены соблюдать стандарты рациональности, поэтому всякая интерпретация является рациональной, а надежная интерпретация достигается лишь при рациональной реконструкции всех условий, в которых интерпретируемое высказывание претендует на значимость.

Во многих современных концепциях разработка особой методологии гуманитарных наук отнюдь не противоречит стандартам рациональности. Например, К. Гирц пишет, что анализировать культурные феномены должна не экспериментальная наука, занятая выявлением законов, а интерпретативная, занятая поисками значений. В этом плане проблема рациональных оснований гуманитаристики приобрела еще одну формулировку: существует ли особая гуманитарная рациональность. Значительная часть исследователей провозглашает единство научной рациональности, отрицая ее сущностные разновидности, в частности, гуманитарную рациональность. Отрицание наличия гуманитарной рациональности часто связано с отрицанием специфики гуманитарных наук, поскольку, с точки зрения сторонников такой позиции, научное знание едино. Однако отрицание гуманитарной рациональности может быть сопряжено и с признанием самостоятельности гуманитарных наук. Главной целью сторонников единой рациональности является преодоление опасного для подлинной науки релятивизма, который оказывается неизбежным следствием признания многообразия рациональностей.

 Однако немало исследователей, напротив, декларирует многообразие рациональностей. В рамках этого подхода хорошо осознана эмпирически констатируемая неоднородность рациональности как специфического способа отношения к миру и деятельности в нем, что дало повод сомневаться во всеобщем характере рациональности и констатировать региональную рациональность, специализирующуюся соответственно специализации науки и социально-историческим особенностям. Даже отдавая должное критике релятивизма и декларируя единство рациональности, все же подразумевают ее специфические разновидности, например, исторические типы, "закрытую" и "открытую" рациональности, классическую, неклассическую и постнеклассическую рациональности в науке, специализированные рациональности, социокультурный тип рациональности. В рамки подхода, провозглашающего многообразие рациональностей, легко вписывается предположение о специфике рациональности гуманитарной сферы по сравнению с рациональностью естественнонаучной.

Таким образом, не столь длительная традиция анализа рациональных оснований гуманитарной сферы духовной деятельности может быть сведена к трем основным тенденциям.

Первая тенденция акцентирует внимание на специфических особенностях гуманитарной сферы деятельности, применяемых здесь средств и специфики гуманитарного знания, а, следовательно, особой гуманитарной сфере духа, выглядевшей нередко как нечто иррациональное, по сравнению с естественнонаучной сферой. Действительно, если особенности последней представлялись как общенаучные, и соответственно с ними связывались идеалы рациональности, тогда с этих позиций гуманитарное знание и способы его получения автоматически кажутся иррациональными.

Вторая тенденция выявляет общерациональные характеристики, сближающие гуманитарную и естественнонаучную сферы или даже устраняющие их различия. Здесь наиболее полно реализуется тенденция единой рациональности для всех наук.

В рамках третьей тенденции идея единой рациональности как раз и ставится под сомнение. Здесь признается существование особой гуманитарной рациональности,