Минькова А.Ю.
Мелитопольский госпедуниверситет,
Украина
Вопрос
интерпретации романа Франца Кафки «Процесс» остается открытым
Легенда хранителя врат
образует стержень романа «Процесс», в сжатой форме отражая его концептуальную
структуру. Сам Кафка определял «Перед законом» в своих дневниках как легенду, в
других местах также как текст, историю и рассказ. Легенда хранителя врат часто
понимается как притча. Но исследования немецких ученых последних лет
показывают, что «Перед законом» не соответствует классической притче и с этим
твердо обоснованным фактом нельзя не согласиться. "Притча" отличается
косвенным изображением проблемы. В притче ситуация представляется образно, в
форме иносказания. Эта форма изображения относится не только к себе самой, а
отсылает одновременно к чему-то похожему, а именно в общую плоскость вещей.
Традиционная притча требует от реципиента сравнения воплощенного образца с действительностью.
Заданием реципиента является поиск в ней поучительной основы (Metzler, 1990). У Кафки же притча остается,
в конечном счете, неразрешенной. По этой же причине кафковская притча не может
называться и параболой, хотя в критике эти два понятия иногда совмещают, либо
употребляют как синонимы. Кафковские притчи
многозначны, их невозможно применить, свести к общеупотребительным
истинам. Политцер определяет кафковские притчи по причине их многозначности как
"открытые притчи". Их многозначность ведет к тому, что каждый
реципиент ставит его собственную, индивидуальную истину на место
общеупотребительной истины.
В рамках ее публикации в
контексте романа легенда хранителя врат не может принимать ни функцию, ни
значение классической притчи, так как она изначала соотносится с ситуацией
Йозефа К. и руководствуется в первую очередь нею. Как независимое и
самостоятельное произведение, легенда также не позволяет читателю никакую
однозначную проекцию плоскости изображения в общую плоскость вещей. Она не
воплощает типичную, повседневную и общественную мораль, неписанные законы.
Считается, что Кафка
оформлял текст легенды изначала с таким намерением, что однозначная и
общепринятая интерпретация была ни возможна, ни желаема им. Ключевые моменты,
которые имеют решающее значение, он оставляет
неясными [1]. Хотя, при оформлении легенды Кафка использует множество притчевых элементов, в ней так же
присутствуют особенности и признаки других повествовательных форм, таких, как
сказка [2].
Легенда «Перед законом»,
как большинство рассказов Кафки, не имеет конца. Легенда хранителя врат
остается открытой точно так же как всевозможные толкования и интерпретации. Задача
интерпретатора заключается в бесконечном поиске смысла, который сравнивается со
стремлением к закону. Кафка наряду со всеми противоречиями намеренно не дает
необходимые сведения, которые позволили бы однозначно понимать текст, намеренно
удерживая читателя в курсе всех существующих противоречий.
Если трактовать текст как
герменевтическое все и попытаться интерпретировать его имманентно (Saße, 1995), то останется только
систематическое описание представленной ситуации. Легенду нельзя просто
перевести в другую плоскость и сделать, таким образом, интерпретируемой [3].
Легенда хранителя врат
многократно рассматривалась с религиозной позиции, поскольку здесь можно
обнаружить совершенно невероятное
сгущение религиозных элементов и мотивов. Такие понятия как закон, врата к
закону, или блеск закона, являются употребительными метафорами, характерными
для еврейского закона, Toра [4]. Легенду рассматривают часто как выражение
еврейских представлений и с позиции веры. Так, считают, что у Кафки, к примеру,
проявляется ориентация на талмудистские и хасидские рассказы (Grözinger, 1987). Содержание его текстов интерпретируют
также с опорой на богатство мыслей Кабалы (Binder, 1979). Биографический материал,
привлекаемый интерпретаторами для подтверждения религиозных толкований
однозначно, недостаточен и фрагментарен, а, следовательно, религиозное понимание
притчи недостаточно и не может считаться единственно верным. Но в целом как
доказанный факт следует принять утверждение, что в кафковских текстах больше
религиозной основы чем биографической.
Наряду с упомянутым
пониманием на религиозной и чисто имманентной основе, существуют так же
психологические (Henel 1963) и социологические интерпретации. Рассматривая роман с позиции
психологии, ученые пытаются выяснить долю вины каждого из героев легенды и
установить, кто несет ответственность за неудачи человека земли [5]. В границах
социологической интерпретации «Перед законом» понимают как отражение ситуации
кафковского поколения - выражение нулевой точки, конца религиозной традиции и
изображения дезориентации и кризиса традиционных значений [3].
Под влиянием
деконструктивизма, появилось мнение, что не автор, а только реципиент
определяет, что значит текст. Интерпретатор является, таким образом, чем-то
вроде автора и каждое произведение может пониматься всегда по-новому и иначе
[3]. Несмотря на множество существующих, на данный момент исследований основной
задачей рецепций кафковского дискурса остается поиск окончательной и
обязательной интерпретации [3].
Литература:
1.http://www.geo.uni-bonn.de/cgibin/kafka?Rubrik=interpretationen*Punkt=gesetz*Unterpunkt=parabel
2.http://www.geo.unibonn.de/cgibin/kafka?Rubrik=interpretationen*Punkt=gesetz*Unterpunkt=form
4.http://www.geo.uni-bonn.de/cgibin/kafka?Rubrik=interpretationen*Punkt=gesetz*Unterpunkt=motive
5.http://www.geo.unibonn.de/cgibin/kafka?Rubrik=interpretationen*Punkt=gesetz*Unterpunkt=schuld