«Психология и социология»

                                                          5. Психолого-педагогические         

                                              Проблемы воспитания

                                                                   личности в современных условиях

                                               Титоренко Л.А.,

                                                                                  викладач

                                                                                  Кримський інститут економіки                                       

                                                                                  та господарського права”

           (Севастопольська філія)

 

Культурно-историческая психология Л.С.Выготского

 

Удивительный пример конфигурации идей и социальных запросов являет собой научная и интеллектуальная жизнь Советской России в 20-30-е годы. Именно на эти годы приходится расцвет (и разгром) «формального метода» в науке о литературе, расцвет (и разгром) попыток создания исторической психологии, расцвет – и опять-таки разгром – русской психоаналитической школы. Особое место в этом периоде отводится историей идейным коллизиям Л.С.Выготского. Для советской психологии имя Выготского до сих пор остается знаковым. Между 1936-56 гг. о Выготском мало говорили, его просто не издавали и как будто не вспоминали. Но в период расцвета структурной лингвистики и семиотики Выготский окончательно входит в ряд основных культуротворческих фигур. Свою жизненную задачу он видел не столько в конкретных исследованиях, сколько в перестройке психологии как науки. И, разумеется, в перестройке общества: недаром такое место в его жизни занимают практические педагогические инициативы – это была его страсть. Разделяя ментальность своей эпохи, Выготский был убежден в необходимости возможно полнее использовать достижения психологии для осуществления социальных преобразований. Не случайно столько времени и сил отдал педологии.

По-видимому, первым, кто с достаточной полнотой и ясностью проанализировал культурно-исторические построения Выготского, был эстонский психолог П.Тульвисте, который справедливо отмечал, что культурно-исторический фактор в развитии мышления, а именно это принято считать главным вкладом Выготского в советскую теоретическую психологию, – в течение многих лет фактически воспринимался только как лозунг. По мнению Тульвисте, современная Выготскому экспериментальная психология преуспела потому, что она ограничивалась изучением «психических процессов, общих у крысы и у человека, а те процессы, которых у крысы нет, до сих пор плохо поддаются объяснению. Они обязаны своим появлением культуре, искусству, истории (которых у крыс тоже нет). Следовательно, они и должны быть объяснены через культуру и историю, через факты не биологии и физиологии, а истории, социологии, культурологии, искусства, семиотики, этнографии, культурной антропологии. Основанием для обращения к этим данным служит не неприменимость при изучении высших процессов эксперимента, а то простое обстоятельство, что всякое явление должно было быть объяснено через причины, его породившие».

Совершенно не случайно именно педагогике Выготский посвятил значительную часть своих трудов; не случайно формирование речи и мышления были излюбленным предметом его штудий. «Сокрытым двигателем» его педагогических идей были характерные для того времени представления о влиянии социокультурных условий на развитие и формирование личности. Но признание роли культуры в историческом развитии интеллекта и тогда вовсе не было прерогативой исключительно ученых-марксистов.

Еще Дюркгейм настаивал на том, что психику исторического человека надо объяснять, исходя из того, что он является членом социума и субъектом культуры. Л.Леви-Брюль, изучавший мышление представителей архаических сообществ, также предложил социокультурное объяснение особенностей этого мышления: он показал, что мышление адекватно тем практическим задачам, которые решает индивид в рамках такой культуры. Если в культуре нет форм деятельности, требующих абстрактного мышления, то последнее и не формируется; но на уровне повседневной жизни логическое мышление равно эффективно у жителя Экваториальной Африки и у европейца.

Итак, по крайней мере, представители французской школы в известной мере логично объясняли «те процессы, которых у крысы нет», и Выготский, таким образом, думал и писал вполне в русле главных идей определенной части своих современников и непосредственных предшественников.

Однако не все современники Выготского были готовы принять сказанное выше в качестве объяснений. В частности, для американской школы и во многом – немецкой отправной точкой для любых выводов мог быть только эксперимент. Но ведь действительно, трудно найти экспериментальную парадигму, позволяющую достоверно изучать именно мышление! Отсюда характерные как раз для американской психологии попытки экспериментального моделирования высших психических функций с помощью более элементарных, доступных для экспериментального изучения. Это и дало основания для остроумного замечания Тульвисте, что, в отличие от человека, у крыс нет ни культуры, ни истории.

Главным в концепции Выготского было не просто осознание роли культуры и истории в развитии психики – это понимали и другие, а придание исключительного места и особой роли развитию операций со знаками. Особый мир, мир знаков – вот материал, которым оперирует мышление.

Выгодский черпал свои идеи из общего для своей эпохи багажа. Перспектива показать в эксперименте, как меняется мышление людей в социуме, где, выражаясь языком того времени, совершался грандиозный скачок в другую историческую формацию, – это была задача, достойная теоретического кругозора Выготского.

Когда в конце 50-х в СССР имя Выготского было возвращено из относительного забвения, подлинный пафос его работ был забыт. После публикации «Психологии искусства» в 1965 г. Выготского еще раз «открыли» – но уже в контексте набиравшей силы семиотики.

Исследование жизни идей всегда связано с эволюцией ментальностей как фактора культуры и культурной памяти. Ученый, которого современные историки и писатели представляют как культурного героя нашего времени, редко изучается как герой своего времени. Но ведь даже для того, кто опередил свое время, оно было, тем не менее, своим, и личные жизненные коллизии ученого могут быть содержательно соотнесены с его творчеством не в меньшей мере, чем обстоятельства жизни литератора.

Литература:

1. Фрумкина P.M. Культурно-историческая психология Выготского – Лурия // журнал "Человек" 1999 г., № 3,.

2. Вахромов Е.Е. Психологические концепции развития человека: теория самоактуализации. – М.: Международная педагогическая академия, 2001г.