К.с.н.
Ватолина Ю.В.
Cанкт-Петербургский
институт управления и права, Россия
Социокультурное пространство города:
практики конструирования
По мнению П. Бурдье, предметом социальной науки являются все
виды борьбы, которая ведется за сохранение/ изменение реальности; более всего,
- символической борьбы за сохранение/ подрыв господствующего способа восприятия
мира. C одной стороны, оно (восприятие) объективно, социально обусловлено: “…
так же, как у животного, имеющего перья, больше шансов обладать крыльями, чем у
животного, имеющего мех, так и у владельцев большого культурного капитала
больше шансов стать посетителями музеев, чем у тех, кто этого капитала лишен” [1,
c. 63-64]. С
другой, - взгляд на вещи структурирован субъективно. Явления природного мира
предоставляют возможность переопределения, в определенном смысле это -
“тексты-палимпсесты”: все, что представлено в них, “есть продукт предшествующей
символической борьбы и выражает в более или менее видоизмененной форме
состояние расстановки символических сил” [1, c. 64]. Таким образом, научная работа
имеет целью и анализ позиций в социальном пространстве с присущими им точками
зрения, участвующими в становлении этого пространства. “Прежде всего,
социология представляет собой социальную топологию” [1, c. 55]. Анализ позиций агентов в
социальном поле, в том числе, предполагает осуществление исследователем
рефлексии по поводу собственного места в нем, связанных с ним перспективы
видения и границ познания, - научный дискурс утрачивает статус метадискурса.
Тем самым, горизонт восприятия “наблюдателя” расширяется до другой, пусть прямо
противоположной, точки зрения. Применение теории социального пространства П.
Бурдье как инструмента анализа позволяет по-новому - более дифференцированно и
объемно – представить современный город.
Образ Санкт-Петербурга, навязываемый средствами массовой
коммуникации, - это “культурная столица”, “город-музей”. Город эстетизируется.
Реализация подобного типа восприятия города представлена в эссе
немецкого философа и социолога Г. Зиммеля “Флоренция”. “… когда мы
смотрим на Флоренцию с высоты Сан
Миньято и наблюдаем, как ее обрамляют горы и как сквозь нее, подобно артерии
жизни, катит свои воды ее Арно; когда мы, с душой, наполненной атмосферой
искусства ее галерей, дворцов и церквей, в послеполуденной время бродим по ее
холмам … у нас возникает такое чувство, что здесь противоположность между
природой и духом превратилась в ничто” (Курсив мой. – Ю. В.) [4, c. 87], - пишет мыслитель, фактически (и символически)
означивая свою позицию по отношению к рассматриваемому объекту. “Город-музей”,
предлагаемый, в основном, внешнему потребителю, и конструируется с
дистанции.
Город – это также пространство принуждения. Он “просеивает,
сортирует и передислоцирует людей по местам проживания и родам занятий” [2, c. 129], - пишет о Чикаго американский
социолог Э. У. Берджесс; в не меньшей мере это относится к Санкт-Петербургу,
если учесть политику, осуществляемую в жилищной сфере и ситуацию на рынке
труда. С этой точки зрения Санкт-Петербург не структурирован в общественном
сознании: процессы, происходящие в экономической сфере, воспринимаются как объективные
(не поддающиеся коррекции), а образ “города-музея” становится ширмой, которая
отчуждает человека от его собственного опыта существования в городской среде.
Уже М. Вебером город трактовался как пространство борьбы,
основанной на политических и экономических интересах социальных групп и классов
[3]. Как в историческом прошлом, так и сегодня город остается местом
максимальной концентрации энергии сопротивления. Сопротивление осуществляется
против навязываемого поло-ролевого распределения, навязывания ценностей
потребления, отчуждения от собственного тела и т. д. Зачастую оно облечено в
художественные формы, такие как граффити, перформансы, инсталляции. Эти художественные образы, созданные с
позиции инсайдера, нечасто пересекаются с образами “города-музея” или
“криминальной столицы”, весьма далеко отстоящими от “практического” (П. Бурдье)
опыта освоения городской среды: с одной стороны, город предстает как целостное
явление; в другом измерении существования – как рефракции отдельных
воздействующих на человека стимулов.
Создание конструкции, альтернативной образу города,
развиваемому средствами массовой информации, представленному в путеводителях,
возможно со сходной – культурно, “теоретически” (Бурдье) дистанцированной
позиции: для противостояния взглядов необходима их общность, единая плоскость
рассмотрения объекта. Яркий пример тому – Ленинград французского писателя Л.-
Ф. Селина (“Безделицы для погрома”). Вместо признанных культурных ценностей
Селин описывает венерологическую клинику в Ленинграде и мясные магазины. Вместо
того, чтобы увидеть в Спасе-на-Крови великий памятник архитектуры,
переструктурирует, по-новому иерархизует признаки объекта, выводя на первый
план форму: “… Спас-на-Крови”… витые узоры… мозаика… грибы… кабошоны… вся
в прыщах… вобравшая в себя все цвета радуги тысячи оттенков. Фантастическая,
сдохшая на своем канале жаба, снизу совсем черная, неподвижно застыла и тихонько готовится к прыжку” [5, с. 98-99].
Анализ художественных продуктов, традиционно не имеющих
статуса достоверных свидетельств в социологии, в том числе, артефактов,
выражающих опыт практического освоения городского пространства, представляется
значимым для понимания сущности современного города.
Литература:
1. Бурдье П. Социология политики. - М., 1993.
2. Берджесс Э. У. Рост города: введение
в исследовательский проект // Социальные и гуманитарные науки: Реферативный
журнал. Серия 11. Социология. - 2000. - № 4.
3. Вебер М. Город // История
хозяйства. Город. – М., 2001.
4. Зиммель Г. Флоренция // Логос. – 2002. - № 3-4 (34).
5. Селин Л. – Ф. Безделицы для
погрома: Ленинград 1936 года глазами Луи- Фердинанда Селина // Невский архив:
Историко- краеведческий сборник. Ч.
II. – М.;
СПб., 1995.