Кучеренко О.Ф.

Карагандинский государственный университет им. Е.А. Букетова (Казахстан)

Языковая игра в эпистолярном диалоге Л.Н. Толстого и А.А. Фета

Сегодня одним из актуальных направлений лингвистического исследования текста стало изучение языковой игры как сознательного, намеренного отступления от общепринятой языковой нормы (на всех уровнях системы) и как средства формирования авторского идиостиля. Большинством русистов, занятых этой проблемой (В.З. Санниковым, Е.А. Земской и др.), языковая игра рассматривается прежде всего как прием создания языковой шутки, т.е. как средство создания комического. С другой стороны, в последнее время языковая игра (ЯИ) признана в лингводидактике одним из методов обучения языку; в рекламе ЯИ выполняет воздействующую, манипулирующую функцию и др. В межличностной коммуникации ЯИ выполняет функцию интимизации общения: адресаты используют словесную игру, «правила» которой понятны только узкому кругу людей в силу близости их интересов, культурного уровня, профессиональной деятельности и т.п.

Письменной формой личного неофициального общения является переписка, в рамках которой выделяется такой тип, как дружеский эпистолярий. Специфическую разновидность дружеской переписки представляют собой писательские письма, которые в русской традиции берут свое начало от посланий В.К. Тредиаковского, А.П. Сумарокова, Н.М. Карамзина; получают высшую форму воплощения в почтовой прозе А.С. Пушкина, а также в переписке писателей второй половины XIX – начала XX в. – И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, Л.Н. Толстого и др.

Эпистолярное творчество Л.Н. Толстого являет собой огромное по объему (более 10 тыс. писем написано самим художником и более 50 тыс. адресовано ему) и чрезвычайно ценное по содержанию наследие, где получили отражение все ипостаси великого русского мастера слова, мыслителя, педагога.

Особый пласт этого наследия представлен дружеской перепиской с собратьями по писательскому цеху – Н.А. Некрасовым, И.С. Тургеневым, Н.С. Лесковым и мн. др. Одной из самых ярких страниц в эпистолярии Л.Н. Толстого стал его письменный диалог с поэтом А.А. Фетом, с которым его связывала долгая (более 20 лет) дружба, на всем своем протяжении сопровождающаяся общением через письма.

Дружеский и профессионально ориентированный характер эпистолярного диалога художников реализовался не только в свободе общения и в тематическом разнообразии, но и, в первую очередь, в особой манере построения текстов писем – в широком использовании языковой игры.

Языковая игра в большей мере присуща раннему периоду общения писателей (1850 – 1860-е гг.), когда дружба только зарождалась, набирала силу, и адресатам важны были внешние атрибуты близости, показатели «интимности» их общения, которые вербализовывались в ЯИ. В письмах Толстого и Фета ЯИ самое яркое воплощение получила в шуточных обращениях друг к другу; в своеобразном использовании фразеологических единиц и иноязычных вкраплений; в употреблении окказиональных слов и выражений; в пародировании и шутках.

Так, актуализация близких дружеских отношений осуществлялась прежде всего в апеллятивах. Толстой обращается к Фету: «Драгоценный дяденька» (ПРП I, 12 мая 1858 г.), «Ау! Дяденька! Ауу!» (ПРП I, 16 мая 1859 г.), «Здравствуйте, дяденька Фетинька» (ПРП I, 27 сент. 1859 г.), «Душенька, дяденька Фетинька. Ей-богу, душенька, и я вас ужасно, ужасно люблю» (ПРП I, 24 окт. 1859 г.) и т.п. Фет сдержаннее в своих обращениях: «Здравствуйте, милейший Лев Николаевич» (ПРП I, 12 июля 1858 г.), «...голубчик Лев Николаевич» (ПРП I, 1 нояб. 1859 г.), «Любезный граф и ментор!» (ПРП I, 2 февр. 1860 г.), «... добрейший Лев Николаевич» (ПРП I, 28 февр. 1860 г.) и др. В более поздний период общения апеллятивы приобретают традиционные формы – обращения по имени-отчеству, что свидетельствует о переходе отношений в привычное русло.

Шутка как имитация непосредственного общения проявлялась не только в обращениях, но и в других структурных элементах эпистолярного текста, например, в зачинах: «Ах! во-ооо моем ли-и-и-и саду, сад-ду соловей поет, грооо-о-мко сви-и-ищет» (ПРП I, так Фет начинает свое письмо от 1...3 мая 1863 г.); в концовках: «<...> Марье Петровне целую руки, всем вашим кланяюсь. Тетенька очень благодарна за память и кланиица, а сестра кланица» (ПРП I, Толстой таким образом заканчивает свое письмо от 12 мая 1858 г.).

Другим ярким проявлением ЯИ в переписке Толстого и Фета стало пародирование, в котором запечатлена не только близость, неформальность общения корреспондентов, но и их профессиональный «навык». Например, в тех случаях, когда шло обсуждение творческой деятельности Толстого, который периодически собирался оставить писательский труд, потому что «сочинять стыдно», а Фет стремился убедить друга вернуться на «сочинительскую стезю». В очередной раз отвечая на увещевания Фета, Толстой пишет, пародируя начало стихотворения Е.А. Баратынского: «Дяденька!

Не искушай меня без нужды

Лягушкой выдумки твоей.

Мне как учителю уж чужды

Все сочиненья прежних дней» (ПРП I, 15 февр. 1860 г.).

Пародирование использовалось и как прием критического обсуждения других авторов: «Впрочем, это всегдашняя ошибка Тургенева. Девица из рук вон плоха – ах, как я тебя люблю... у ней ресницы были длинные... Вообще меня всегда удивляет в Тургеневе, как он с своим умом и поэтическим чутьем не умеет удержаться от банальности <...>» (ПРП I, Толстой 23 февр. 1860 г. о романе И.С. Тургенева «Накануне»).

Для речевого поведения А.А. Фета в большей степени присуще такое проявление ЯИ, как употребление иноязычных вкраплений, зачастую в измененном, «переделанном» виде, создающим каламбур, игру слов: «Для меня и это все nebtnsache <нем. - несущественно>, я понимаю, что главная задача романа: выворотить историческое событие наизнанку <...>» (ПРП I, 16 июля 1866 г. Фет рассуждает о романе «Война и мир»); «Роман с этой стороны блистает первоклассными красотами, по которым сейчас узнаешь ex ungue leonem <лат. – по когтям льва>» (там же, Фет намекает на имя автора романа); «Он, говорят, славный малый, но, да простит ему бог, но только не Апполон – его лакейского «Дон-Жуана», леймпачного <от нем. Leim – клей, Patch – сесть в лужу> «Серебряного». Это геркулесовы столпы пошлости» (ПРП I, 19 окт. 1862 г. Фет о творчестве А.Н. Толстого).

Для обоих корреспондентов характерно употребления в текстах писем большого числа фразеологических единиц, которые нередко подвергались трансформации в соответствии с контекстом ситуации общения: «Мне кажется, что я нашел ахиллову пяту романа, а впрочем, кто его знает» (ПРП I, 16 июля 1866 г. о романе «Война и мир»); «<...> верх мудрости и твердости для меня, это только радоваться чужою поэзиею, а свою собственную не пускать в люди в уродливом наряде, а самому есть с хлебом насущным» (ПРП I, Толстой 24 окт. 1859 г.) и мн. др. При этом в эпистолярном диалоге Толстого и Фета были приняты свои (авторские) устойчивые выражения и только им понятные образы-символы: «Марфутка» (обозначение крестьянских детей), «юх(ф)анство» (хозяйственная жизнь, сельская сила), «блуза» (домашний уют), «муаровый жилет» (благообразие, любезность), «закудрялы» (шутки), «пружина Фетова» (творчество поэта), «ум ума» и «ум сердца» (противоположные способы восприятия мира разумом и чувствами) и мн. др., которые неоднократно употреблялись обоими адресатами в текстах писем.

Таким образом, указанные и оставшиеся за пределами данной работы проявления языковой игры в эпистолярном диалоге Л.Н. Толстого и А.А. Фета свидетельствуют о том, что осознанное отступление от языковой нормы в процессе общения способствуют индивидуализации этого общения, выработке уникальной речевой стратегии, тем более, когда коммуникация осуществляется такими мастерами слова, как Л.Н. Толстой и А.А. Фет.

Литература:

1. Земская Е.А. Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. - М., 1983.

2. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. - М.,1999.

3. Санников В.З. Русская языковая шутка: От Пушкина до наших дней. – М., 2003.

4. Толстой Л.Н. Переписка с русскими писателями. В 2-х т. - Т. I. - М., 1978. (ПРП I).