К.ю.н. Пушкарев Е.А.

Ростовский юридический институт МВД России

Уголовно-правовая безопасность российских граждан

Юридическая безопасность лиц от преступных посягательств представлена уголовным и уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации, нормы которого в последние десятилетия подвержены постоянной корректировке.

С введением в действие нового УПК РФ с середины 2002 г. реальная эффективность оказания государственными органами правовой помощи потерпевшим от преступлений еще более осложнилось. Авторы УПК РФ под влиянием либерального синдрома решали политический вопрос не об эффективной защите граждан от преступников, не о защите прав и свобод законопослушных граждан, а о защите преступников от «беспредела» следователей и прокуроров. На этом фоне безнаказанность, как одна из серьезных причин преступности, существенно увеличилась, а значит и снизилась правовая защищенность пострадавших от преступлений. Такая позиция законодателя ведет к уклонению людей от исполнения гражданского долга в правосудии, к развитию насильственного и покупного лжесвидетельства. Исследования практической деятельности показывают, что каждый четвертый свидетель в российском суде меняет свои показания. По справедливому утверждению Д.А. Корецкого, «обстановка, в которой УПК РФ принимался, комментарии вокруг него и, наконец, содержание создают впечатление, что в России нет разгула преступности, не жируют бандиты и не запуганы до предела честные граждане вкупе с работниками правоохранительной системы. Напротив, свирепствуют карательные органы и метут подчистую ни в чем не повинных людей. Именно поэтому следователь теперь лишен права возбудить уголовное дело без согласия прокурора. Но любой гражданин, обращавшийся в милицию, знает, что и в былые времена там вовсе не спешили возбуждать уголовные дела, а действовали с точностью до наоборот. Укрывательство преступлений и незаконные отказы в возбуждении уголовных дел — вот бич органов внутренних дел, с которым безуспешно борются многие поколения министров. И при таких обстоятельствах адекватным было бы прямо противоположное новшество: отказ в возбуждении уголовных дел допускается только с санкции прокурора!

С субъектами этих самых санкций тоже вышла неувязка. Прокурора посчитали заинтересованным в исходе дела и передали право ареста другому органу, незаинтересованному. Теперь арестовывает обвиняемого… суд! Тот самый суд, которому впоследствии предстоит выносить приговор! “Заинтересованный” прокурор мог только просить о назначении той или иной меры наказания. “Незаинтересованный” суд разрешает дело по существу. Перед этим он уже выскажет свою позицию при даче разрешения на прослушивание телефонных переговоров подозреваемого, выемку почтово-телеграфной корреспонденции, обыск и арест... Как при этом он умудрится сохранить незаинтересованность — уму непостижимо!» [1]

Только в первый год действия УПК 11 законов внесли в него 290 изменений и дополнений. И уже после этого в связи с многими жалобами потерпевших об ущемлении их прав в уголовном процессе в связи с изъятием из УПК права суда возвращать уголовное дело на доследование при допущенных нарушениях на предварительном следствии, Конституционный Суд принял решение о возвращении в УПК такой нормы. Исправлению пороков и недостатков принятых законов предшествуют очень дорогие и жестокие эксперименты, проводимые в массовом масштабе на российском народе.

По мнению А.В. Агутина, каждая вновь возникшая система взглядов на доказыва­ние не должна с ходу отменять все предшествующие, а должна опираться на них и предлагать лишь еще один угол зрения на исследуемый круг проблем. Современная российская теория доказывания при этом должна содержать в себе: во-первых, достижения отечествен­ной науки российского государствоведения и практику уголовного судо­производства; во-вторых, духовные и культурные ценности российской общности; в-третьих, научные достижения и опыт зарубежных государств в деле борьбы с преступностью, при этом отнюдь не только западноевро­пейских [2;4].

Отрицательным моментом в сфере борьбы с преступностью следует назвать изъятие из перечня видов уголовного наказания такого вида как конфискация имущества. В настоящее время в России наблюдается рост экономической преступности, в частности коррупция, «отмывание» добытых преступным путем денежных средств, фальшивомонетничество, контрабанда. Лица, совершающие подобные преступления, всегда больше боялись не осуждения, а конфискации имущества — результата их кропотливого «труда». Это свидетельствует о том, что государство создает не право справедливости, не моральный закон, стимулирующих социально полезную деятельность граждан, а занято банальной и бездумной вестернизацией всех сфер общественной жизни.

В УПК РФ оказалась изъята стержневая основа справедливо правосудия – установление истины по делу, как, впрочем, «растворился» и общепризнанный принцип всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела. Если авторы столь своеобразной модели полагали компенсировать это ссылками на правомочие председательствующего руководить судебным заседанием во имя «обеспечения состязательности и равноправия сторон», то этим не снимается изначальная и конечная суть проблемы подлинного правосудия — достижение истины. При таком подходе правосудие перестает быть правдосудием и превращается в спортивно-говорильное сражение, где случай, красноречие адвоката перед присяжными или везение имеют решающее значение.

 «Активный» суд — веками выверенная не только отечественная, но и зарубежная традиция. Например, по УПК Франции председательствующий в процессе наделен дискреционными правомочиями «по совести и чести» принимать любые законные меры, могущие оказаться полезными для установления истины. Намереваясь в 1993 году расширить состязательные начала по англосаксонскому образцу, французский законодатель уже через полгода вынужден был вернуться к прежнему порядку «активного» суда. По этим же соображениям в федеральном законодательстве США, а также в процессуальных актах многих штатов уже зримо просматривается деятельное участие суда в исследовании фактов и доказательств. Самому суду предписывается докапываться до корней реальной ситуации. В частности, в Правилах доказывания, принятых в штате Нью-Джерси, подчеркивается, что они не должны «препятствовать развитию и совершенствованию доказательственного права в соответствии с основными принципами, цель которых справедливое установление истины» [5].

УПК РФ осво­бождает судью от обязанностей исследовать доказательства и уста­навливать истину. Заботы, связанные со сбором доказательств и обоснованием обвинения, перекладываются на прокурора и адво­ката. Причем прокурору и следователю предписано искать только доказательства вины, игнорируя доказательства невиновности. Су­дья же, по логике законодателя, призван лишь обеспечивать соблю­дение процедурных правил судебного разбирательства. Непонятно при этом как быть с независимостью судей, которые теперь «идут на поводу» у сторон и зависят от собранного ими материала. Пред­ставляется, что к справедливости значительно ближе французская и старорусская модель предварительного расследования, которое проводит судебный следователь (следственный судья), собирая с одинаковой тщательностью доказательства как обвинения, так и защиты [6;316].

К разряду сомнительных нововведений можно отнести и усеченную формулу профилактического назначения правосудия. Некоторые авторы проекта УПК упорно, что называется до последнего дня, отторгали саму идею предупреждения преступности по надуманным мотивам вроде “очищения” правосудия от несвойственных ему наслоений. При этом игнорировался богатый опыт криминологической профилактики советского периода, получивший официальное признание Организации Объединенных Наций и воспринятый многими цивилизованными странами. Только под влиянием и благодаря настойчивости ученых законодатель все же сохранил превентивный дух правосудия, хотя и в урезанном, рекомендательном виде. Теперь частное определение суда, если при рассмотрении уголовного дела будут с очевидностью выявлены обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, всецело зависит от желания судей. А ведь у нас это было обязательной нормой. В «застойном» УПК РСФСР не только суд, но и орган дознания, следователь и прокурор были обязаны реагировать на криминальные факторы и в месячный срок обеспечивать принятие соответствующих мер по их устранению.

УПК России расширил и укрепил суд присяжных, который создавался в Европе для обуздания сеньорального произвола. Сейчас же он представляет собой парадоксальное явление: следователи, оперативные работники, прокуроры, судьи и другие участники уголовного процесса, чтобы стать таковыми, должны обладать обширными профессиональными знаниями, умениями и навыками. Для этого они обучаются несколько лет, постоянно проходят переподготовку, чтобы овладеть всем тем новым, что «наработано» в соответствующей отрасли за время, прошедшее после их последнего обучения. Сам суд присяжных - наглядное опровержение всех этих ставших прописными истин. Оказалось, что можно решать сложнейшие вопросы правосудия, особенно виновности конкретного человека, не имея никаких профессиональных навыков, умений и знаний, по одному только наитию, интуиции, здравому смыслу и так далее часто поддаваясь чарам соловья-адвоката. Добро бы такой соловей защищал права и интересы действительно невиновных либо совершивших преступления под влиянием весьма неблагоприятного стечения жизненных обстоятельств. Настоящие соловьи, точнее соловьи-разбойники, холеные и высокооплачиваемые, часто защищают совсем другую категорию преступников – наиболее богатых и наиболее опасных, которые спокойно продолжают разворовывать страну [7].

Введение института суда присяжных в российское уголовное судопроизводство идет вразрез с правовой ментальностью и системой ценностей русского народа: название пре­ступления несчастием, бедой, а преступников несчастными - чисто русская идея, как указывал еще Ф.М. Достоевский, «ни в одном европейском народе ее не отмечалось» [8;44-56]. В результате стремительно воз­росло число оправдательных приговоров: адвокаты, в отличие от ученых-процессуалистов, отлично осведомлены о такой черте ха­рактера и правового мышления россиян. Социальная жизнь, по мнению А.И. Овчинникова, «не знает» природной законосообразности: введение этого института не приве­ло автоматически к справедливым решениям [9;312].

Общий вывод относительно профилактической роли суда присяжных может быть только отрицательным: этот суд не способен служить действенным инструментом предупреждения преступности, поскольку не в состоянии квалифицированно и объективно принимать решения по уголовным делам. В этой части уголовная политика России должна быть скорректирована. Этот суд не должен выглядеть в глазах преступников и им сочувствующих лазейкой для того, чтобы избежать справедливой ответственности.

Литература:

1. Корецкий Д.А. Концепция борьбы с преступностью должна быть пересмотрена // Российская Федерация сегодня.  2004. № 8.

2. Агутин А.В. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – Н. Новгород, 2005.

3. Цит. по: Сухарев А. Кто же выиграл от введения нового УПК?  // Российская Федерация сегодня. 2003. № 18.

4. Овчинников А.И. Принципы правового мышления и философия права нового УПК РФ // Опыт и проблемы применения нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Материалы всеросс. «круглого стола». – Ростов-н/Д., 2003.

5. Антонян Ю. Зло приносят… соловьи // Щит и меч. 20.03.2003.

6. Достоевский Ф.М. Днев­ник писателя. – М., 1989.

7. Овчинников А.И. Принципы правового мышления и философия права нового УПК РФ // Опыт и проблемы применения нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Материалы всеросс. «круглого стола». – Ростов-н/Д., 2003.